Заговор обезьян - Тина Шамрай

И с той же улыбкой там, внизу, стал откручивать откидную сетчатую полочку для газет. Полочка долго не поддавалась даже такому крепкому товарищу, каким был пассажир из Белогорска. И только минут через десять упала в его пухлые ручонки и тут же исчезла в объёмистой сумке. Он что, с ума сошёл, вот так на глазах скручивать, запоздало забеспокоился на своей полке беглец.

— Зачем вы это делаете? — дёрнуло его за язык.

— А чё такое? — поднял голову прапорщик. И что-то, видно, рассмотрев в лице верхнего пассажира, вдруг ощерился. — Ты это… кочу май, зёма! Кочу май!

Это выглядело бы прямой военной угрозой, если бы прапорщик, не переменив вдруг тон, счел нужным весело добавить:

— Нет же ничего приятней, бля, чем надыбать хорошую вещь по дишману!

— Это как? — не понял верхний пассажир.

— А по дешевке — во как! Но особое удовольствие — это сфиздить, — рассмеялся бойкий товарищ.

— Вы сойдёте с поезда, а меня спросят, куда она делась?

— Так ты из-за этого? — повернулся к нему прапорщик. — Ты чё, сам её присмотрел? Так и вторая ж есть, я снимать не буду — пользуйся. А насчёт спросят, так кто там спросит? Кто спросит? Чё, сам никогда ничего не скручивал? — И голос вояки стал насмешлив: мол, знаем, знаем, как тибрил чего-нибудь.

— Я тебе, земеля, так скажу: скоко от государства ни отломишь, а своего всё одно не вернешь. Ты понял? Давай слазь, харчиться будем. Я вижу, ты экономно едешь — на столе пусто, а у меня лишнее, так что присоединяйся! — От развёрнутой на столе еды, и правда, несло сытным духом, но вот чего он не мог, так это принять приглашение прапорщика. И уже хотел отвернуться, но тот не отступал:

— Давай, Коля, давай подсаживайся, подсаживайся. У меня тут на взвод наготовлено. И самогонка чистая, без балды!

— Извините, я не голоден, — не нашёл другого предлога для отказа верхний пассажир.

— Ты че, на диете? Какая у мужика может быть диета-муета? Я вот только от стола, и выпили, и закусили хорошо, но почему опять не закусить и не выпить? А ты часом не мусульманин? Нет? А то похожий… Тебе б это… как его… ну, этот платок намотать — вылитый чех.

— Нет, пока не мусульманин, — попытался пошутить верхний. Прапорщик шутки не принял.

— Что значит пока? Ты это брось! Я бы всех, кто переходит в мусульманство, всех, бля, сразу ставил к стенке, — пригвоздил прапорщик, наливая что-то в стакан. Выпив, он стал быстро поглощать свои припасы, сопя и мурлыча. А беглеца снова неразумно дёрнули за язык.

— А зачем вам, Виктор, полочка?

— Так в «Камаз»! — весело откликнулся снизу Витя. — В кабину прям один в один подойдёт, над спальником прикручу. У меня камазёнок собственный, сам и собрал. Я б и верхнюю полку тож скрутил, её можно в кузове приспособить. И там бы она опускалась и поднималась, опускалась и поднималась… Прикинь, а? Но тяжёлая, зараза — сам не допру.

«Он что, серьёзно? Хотел бы я посмотреть, как он эту полку выносил бы из вагона». А военный пассажир, сияя круглым лицом в ямочках, стал доверительно, как другу, рассказывать:

— Я, чтобы ты знал, зёма, много чего могу! Я ж это… в мотострелковой части служу, смекаешь? И этих камазиков у нас, кажись, штук шесть, а то, может, и восемь было. Так я свою машину собрал из трех, от одного мост, от другого двигатель… Нет, двигатель я с пожарной машины снял. Прикинь, вообще канолевая была, стояла на консервации, прям девочка ещё была — муха не сидела. И движок хороший, бензиновый, щас таких и не делают. Бензина, конечно, жрет много, но прет по трассе — крузаки шарахаются. А чё мне бензин? У меня топливо на халяву, тырю втихаря. Я и кузов с кунгом притырил. Ну, этот… с передвижного командного пункта. Не кунг — сказка! Печка автономная, места спальные! Четыре места, прикинь! Машина получилась — любо-дорого. Семью на ней во Владик вывожу. Вещей берем — почти полквартиры загружаем и — вперед к Японскому морю. Вот месяц назад ездили, на Шаморе встали — всё своё, и хорошо так отдохнули…

— А к Чёрному не пробовали? — зачем-то спросил верхний. Не молчать же в ответ на эти простодушные откровения.

— Да ты чё, зёма? Это ж куда переть! На кой мне, бля, то Чёрное море, это ж помойная яма. И люди там, скажу тебе, не люди, а людишки, все понтуются. Там же одни понтярщики! У нас здесь у самих всё есть, а с машиной — рай, живи — не тужи! Не, нам Россия без надобностей! Чё там ловить?

— А как же вы списали всё то, что… что взяли в части? — было любопытно, что ответит. Вопрос прапорщика нисколько не смутил, он только заговорщицки ухмыльнулся.

— Так война ж, земеля, была! Под неё знаешь, скоко всего списали?

— Какая война? — удивился верхний пассажир. И уже хотел переспросить: какая из войн, но Виктор готов был ответить и без уточнений.

— Не, ты, я вижу, совсем простой, не догоняешь! Обыкновенная война! Которая в Чечне была! Забыл? Собрались нас уже во вторую чеченскую отправлять туда, а с какой радости нам та Чечня? Где они, а где мы? Это ж куда, бля, переть, прикинь? Да у нас свои китайцы под боком! Так вот, говорю ж, собирались отправить, а не отправили! Не на чем было! — развел ручками прапорщик. — Техника — «камазы», «уралы» там — все не на ходу. Ну, из округа, само собой, понаехали, стали разбираться, подсудное ж дело!.. Но я тебе так, зёма, скажу, на войну никому не хочется — это раз, погоны терять — это два. Ну, и замяли всё! А как не замять? Да если б копать начали! О! Витёк последним бы присел по этому делу…

— А кунг? Это ведь не мотор, его не спрячешь?

— Так списанный он, давно списанный! Ты ж не догоняешь, кто учёт-то ведёт! Я ж сам и считаю! Я, земеля, завскладом! Вот хоть и прапорщик, а должность у меня офицерская, понял? И когда в командировку еду, всегда купейный беру. И ничего, оплачивают! А почему не оплачивать? Витёк много народу вокруг себя кормит…

— А вот склады с боеприпасами взрывались…

— Не, не! Это не мы, не мы… — горячо запротестовал прапорщик. — Это с такими звёздами, куда нам! А ребятки тогда подзаработали, и хорошо подзаработали. Особо на металлоломе, который в Китай гнали… А если про меня, так я не самый большой, кто чего тырил — и по мелочи, и по крупному, куда мне до некоторых полковников. Но и своего Витёк не упустит… Нет, конечно, в Чечню прошвырнуться, корочки ветерана заиметь — это крутеж! Но так, чтоб командировочка была на неделю, не больше. Так мы с командирами и съездили на пару дней, гуманитарку возили. Ну, покрутились маленько в Ханкале, в Северном — и корочки в кармане! Ты понял? Но вот скажи, почему это удостоверение я должен на базаре покупать, а? Да ещё у чеченцев, это как? Продают, бля, в открытую! Прикинь, на чём деньги штабисты делают! А с какими тетками летали! Безотказные, всё на раз делали, попросил — дали, не в настроении — не навязываются. Я бы с такими тетёхами и в Ирак прошвырнулся!

Доложив о своих жизненных успехах, Витя скинул с верха матрац с подушкой, споро расстелил постель и, уже лежа, мечтательно продолжил:

— Скоро в Хабару поеду, в госпиталь, устал — заработался, бля, подлечиться край надо. Там госпиталь хороший, и церкву красивую построили — от госпиталя недалеко… Веришь, полюбил я это дело, страсть как полюбил, — расплывался лицом по подушке прапорщик.

— Что полюбили? — не поспевал за извивами его мыслей верхний пассажир.

— Так это… церковь и полюбил. Заходишь, потолки высокие, голову поднимешь, а там, бля, картинки всякие — красота! А ещё чего хорошо — пляж близко. Обратно ж «Балтика» завод построила, пива завались! И город большой, женщину свободную найти не проблема. А как же! Перепехнин в обязательном порядке и два раза в сутки, тогда и лечение пойдёт на пользу. Ты понял? Кстати, о женщинах! Я вот никогда на верхней полке не ездию. И тебе не советую. Спросишь, почему? Я скажу! — И прапорщик, приподнявшись, показал круглой ручкой вверх:

— Смотри, там штука торчит, нет, не радио, а выше на потолке! Это ж датчик пожарный, понял? Так он же, бля, радиоактивный! Ты не знаешь, а я знаю — радиоактивный! Пару раз поспишь под ним и всё — пиндец котенку! Никакой женьшень не поможет! — делился военный сокровенным знанием.

— Он что же, прибор направленного действия, и ни на что другое не влияет? — посмеивался верхний. — Надо же, нейтронная бомба специального назначения.

— И я говорю, зараза, — зевая, подтвердил прапор. Через минуту уже захрапел, подложив под просторную щёку пухлую руку. Надо же, какой интересный психофизический экземпляр! Спит себе, как младенец, легкомысленная тишотка задралась, большой жёлтый живот выпал, колышется, набитый всякой всячиной, короткие ножки разбросаны, а на ножках зеленоватые офицерские носочки. Видно, запасся Витя этими носочками — на целую жизнь хватит. И ничего-то его, армейского Альхэна, не мучает. А что мучиться? Этот сторож и добытчик армейского имущества — стихийный пацифист, какую-никакую пользу принёс — спас несколько сотен парней от ужасов кавказской бойни.