Мифология греков и римлян - Алексей Лосев

Обратим внимание на периодическое возвращение Аполлона в страну гиперборейцев. Диодор утверждает, что этот период является девятнадцатилетним циклом Метона. Метон — астроном V в. до н. э., впервые установивший цикличность лунных затмений с промежутком именно в 19 лет. Это значит, во–первых, что девятнадцатилетний цикл, определяющий прибытия Аполлона в страну гиперборейцев, вошел в его мифологию не раньше V в. до н. э.; а во–вторых, здесь подчеркивается, и притом очень сильно, космическое значение Аполлона, и в частности его связь с луной и периодичностью ее обращения. Другими словами, здесь перед нами очень интересный комплекс фетишистско–космических представлений. Прибавим к этому сведения, которые сообщает о гиперборейцах Плиний (Nat. hist. IV 26):

«За этими [Рипейскими горами], по ту сторону Аквилона, счастливый народ (если можно этому верить), который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил, Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда Солнце не скрывается (как то думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего; светила там восходят только однажды в год, при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью. После вкушения пищи и легких наслаждений старости с какой–нибудь скалы они бросаются в море. Это — самый счастливый род погребения. Некоторые помещают гиперборейцев не в Европе, но в передней части Азиатского побережья, поскольку там есть народ аттакоров, подобный им по своим обычаям и местоположению. Другие помещают их между двумя солнцами — между заходом Солнца у антиподов и восходом Солнца у нас; но этого никоим образом не может быть, поскольку их разделяет огромное море. Те, которые помещают их ни в каком другом месте, кроме как там, где Солнце светит шесть месяцев, говорят, что они сеют утром, в полдень жнут, с заходом Солнца собирают урожай с деревьев, ночью же, говорят, они скрываются в пещерах.

Нельзя сомневаться в существовании этого народа, поскольку столько писателей передают, что у них был обычай начатки плодов посылать на Делос Аполлону, которого они особенно почитают. Эти начатки несли обычно девушки, гостеприимно почитаемые несколько лет народами, [через землю которых они шли], и это было до тех пор, пока после совершения насилия [над посланницами] гиперборейцы не постановили класть священную жертву на границах своих соседей, которые несли ее к смежному государству, и так вплоть до самого Делоса. Скоро и это вышло из употребления».

Если сравнить изображение гиперборейцев у Плиния с Диодором, то бросаются в глаза некоторые новые моменты. Прежде всего картина счастливой жизни гиперборейцев дополняется представлением об их смерти: смерть наступает у них от полноты жизни и пресыщения ею. Подчеркивается необычайное плодородие страны. Выдвигается популярный в Греции мотив посылки даров гиперборейцами к Аполлону на Делос, с чем мы встретимся ниже, у Геродота. Гиперборейцы живут там, где день и ночь длятся по шесть месяцев.

Здесь, очевидно, привходит представление о земных полюсах; оно легко могло появляться у греческих астрономов уже в связи с простейшими наблюдениями над длительностью дня и ночи в разных широтах. Любопытно, что это теоретическое представление о полюсах, лишенное, конечно, всякой географической конкретности, соединяется здесь с образом идеального климата.

Мифологическая мысль здесь просто доходила до известного предела правильности и упорядоченности. Подходить с чисто логическими критериями к мифологии совершенно невозможно, даже когда эти последние переплетаются с астрономией.

Ряд интересных указаний о гиперборейцах дает также Элиан (XI 1):

«Род гиперборейцев и почитание у них Аполлона воспевают не только поэты, но и писатели, среди которых и Гекатей, не Милетский, но Абдерский. Он сообщает и много другого примечательного, чего, мне кажется, нет нужды теперь касаться, ибо рассказ об этом можно отложить на другое время, когда мне это будет приятнее, да и слушателям более желанным.

Мое же повествование касается только следующего. У этого божества (Аполлона] есть жрецы, сыновья Борея и Хионы, — их три родных брата, — ростом в шесть локтей. Всякий раз, когда они совершают установленные священнодействия в обычное время по предписанию, с так называемых у них Рипейских гор слетает туча лебедей, непреодолимая своим множеством; и они облетают храм, как будто очищая его своим полетом, затем, однако, садятся на ограду храма, представляя собой зрелище величественное по множеству и красоте.

Когда же певцы своим пением воспевают бога и кифаристы сопровождают хор гармоничной во всех отношениях мелодией, тогда и лебеди сообща присоединяются к пению и никоим образом нигде не поют нескладно или неточно, но так, как будто они приняли во внимание указание главы хора и вторят в священном пении самым опытным певцам. Затем по окончании гимна они удаляются, воздавая обычное почитание богу, и целый день, можно сказать, вышеназванные пернатые певцы все вместе прославляют и воспевают бога».

Ко всем этим материалам эллинистической романтики можно прибавить также Мелу (III 36 и сл.), Геракли–да Понтийского (с его диалогом «Абарис, или О душе», о чем два фрагмента у Bekk. — Anecd. 1, p. 45), Антония Диогена и др. Приводить эти дробные материалы из периода эллинизма мы не будем.

Для характеристики эллинистической склонности к фантастике приведем Лукиана (Philops. 13 и сл., Толстой):

«Я считал совершенно невозможным верить им, и, однако, как только впервые увидал летающего иностранца, варвара, — он называл себя гиперборейцем, — я поверил и оказался побежденным, хотя долго противодействовал. И что, в самом деле, оставалось мне делать, когда на моих глазах днем человек носился при мне по воздуху, ступал по воде и медленным шагом проходил сквозь огонь? «Ты видел это? — спросил я. — Видел летающего и стоящего на воде гиперборейца?» «Еще бы, — ответил Клеодем, — гипербореец имел даже обычную кожаную обувь». О мелочах, которые он показывал, говорить не стоит, — как он напускал любовные желания, призывал духов, вызывал давно похороненных покойников, делал видимой даже Гекату и низводил с неба Луну».

И дальше Лукиан подробно рассказывает о проделках одного такого гиперборейца. Мотив летания по воздуху нередко попадается в гиперборейских материалах. Сюда же можно было бы отнести и сообщение о жертвоприношениях под открытым небом. У Гесихия (Aith–ria) читаем со ссылкой на комика Кратина:

«Гиперборейцы почитают небесный свод. Действительно, гиперборейские жертвоприношения в соответствии с отеческим священным обычаем сохраняются не под крышей, а под открытым небом».

Ференик (стр. 483), как и Плиний, тоже говорит о жизни гиперборейцев «под ясным бегом Борея».

Итак, гиперборейцы — это люди, которые ближе всего стоят к Аполлону, больше всего почитают его, которых он любит больше всего. Гиперборейская жизнь — это полнота жизни как в смысле древних хтонических стихий, просветленных аполлоновским воздействием (климат, почва, плодородие, длительность жизни), так и в смысле художественного творчества, столь характерного для Аполлона (музыка, пение, танцы). Теперь коснемся ряда деталей.

б) Гиперборейцы и люди в других землях находятся в постоянном взаимном общении, и Аполлон периодически посещает и тех и других. Смертные герои из страны гиперборейцев приходят к прочим людям, как и от этих последних — к гиперборейцам.

О периодическом возвращении Аполлона в страну гиперборейцев приведем еще один источник — это сообщение Гимерия о гимне Аполлону Алкея. Самый этот гимн Алкея, как известно, не сохранился; и, может быть, только тот один стих («О владыка Аполлон, сын великого Зевса!»), который фигурирует и у Бергка, и у Диля в виде frg. 1, является первой строкой этого гимна.

Гимерий (Orat. XIV 10) пишет:

«Я хочу вам изложить также и некие стихи Алкея, которые он сложил в песню, написавши пеан Аполлону. Я расскажу их вам не в виде лесбосской песни, поскольку я не поэт, но опустивши стихотворный размер, который полагается в лирическом произведении. Когда родился Аполлон, Зевс, украсивши его золотой миртой и лирой, дал ему кроме этого возможность следовать на колеснице, которую влекли и лебеди, и послал его в Дельфы к Кастальскому ключу, чтобы оттуда он прорицал правду и правосудие всем эллинам. Аполлон же, взойдя на колесницу, пустил лебедей лететь к гиперборейцам. Но в Дельфах, когда узнали об этом, сочинили пеан и песнь и, ставши вокруг треножника, закружились в хороводе и призывали бога прийти к ним от гиперборейцев. Он, однако, целый год был там, прорицал, а когда нашел это удобным, то решил, что пора зазвучать дельфийским треножникам. Тотчас приказал лебедям лететь из страны гиперборейцев. Было лето, даже самая середина лета, когда Алкей привел своего Аполлона из страны гиперборейцев; летняя жара пылала, и во время присутствия Аполлона среди этой жары лира нежно воспевает этого бога. Соловьи поют ему, как естественно петь у Алкея птицам. Поют и ласточки, и цикады, но не свою судьбу возвещают они, а человеческую; однако все песни звучат в честь бога. Течет и Кастальский ключ, как говорится в стихах, серебряными водами, и великий Кефис вздымает, волнуясь, волны, подражая гомеровскому Энипею. Алкей, подобно Гомеру, заставляет и воду иметь способность чувствовать присутствие бога».