Долина Виш-Тон-Виш - Джеймс Купер

ГЛАВА XXXII

Пусть и оплаканный сполна,

Ты с нею вместе вновь и вновь;

Пока скорбит душой она,

К тебе жива ее любовь.

Спустя час основные действующие лица предыдущей сцены исчезли. Остались только вдовая Нарра-матта с Дадли, священник и Уиттал Ринг.

Тело Конанчета все еще оставалось в сидячем положении, подобно вождю в Совете, там, где он умер. Дочь Контента и Руфи пробралась ближе к нему и уселась в том состоянии оцепеневшего горя, которое так часто сопровождает первые минуты неожиданного и переполняющего душу потрясения. Она не разговаривала, не рыдала и не выражала тех переживаний, какие горе обычно возбуждает в организме человека. Казалось, что ее душа парализована, хотя губительное ощущение от удара запечатлелось ужасом в каждой черточке ее выразительного лица. Румянец покинул щеки, губы были бескровными и временами судорожно подергивались, как у спящего ребенка, а грудь конвульсивно вздымалась, словно душа внутри тяжко боролась, чтобы вырваться из своей земной темницы. Дитя лежало без присмотра рядом с ней, а Уиталл Ринг поместился по другую сторону тела.

Два агента, назначенные Колонией засвидетельствовать смерть Конанчета, стояли неподалеку, скорбно глядя на вызывающее жалость зрелище. В тот миг, когда душа осужденного отлетела, священник перестал молиться, ибо верил, что в этот момент душа пошла на суд. Но в его внешности было больше человеческого участия и меньше чрезмерной суровости, чем обыкновенно гнездилось в глубоко прорезанных чертах его угрюмого лица. Теперь, когда дело свершилось и возбуждение, порожденное крайностями теории, уступило место более рассудительному восприятию результата, в некоторые минуты у него даже возникали сомнения по поводу законности акта, от которых он до этого отмахивался под предлогом правомерного и необходимого свершения правосудия. Душу Ибена Дадли не смущали никакие тонкости доктрины или закона. Так как изначально его взгляды на необходимость приговора были не столь крайними, то больше твердости было и в том, как он смотрел на его исполнение. Разнородные чувства, которые можно было назвать переживаниями, тревожили грудь этого решительного, но справедливо настроенного жителя пограничья.

— Это было по необходимости печальное испытание и суровое проявление предназначенной воли, — заметил лейтенант, взглянув на грустное зрелище перед собой. — Отец и сын — оба умерли, как бы то ни было, в моем присутствии, и оба отправились в мир иной при обстоятельствах, доказывающих неисповедимость Провидения. Но не видишь ли ты на лице той, которая выглядит как фигура из камня, отпечатков знакомого выражения лица?

— Ты намекаешь на супругу капитана Хиткоута?

— Верно, именно на нее. Ты, достопочтенный сэр, недостаточно долго живешь в Виш-Тон-Више, чтобы помнить эту леди в ее юные годы. Но мне час, когда капитан повел своих соратников в глухомань, представляется так, будто это было в начале прошлого года и я был проворен на ноги, но немного туговат на мысли и разговоры. Как раз в том походе женщина, что ныне мать моих детей, и я впервые познакомились. Я видел много хорошеньких женщин в свое время, но никогда не встречал такую приятную для взора, какой была супруга капитана до той ночи пожарища. Ты много наслышан об утрате, которую она тогда пережила, и с того времени ее красота стала походить скорее на октябрьский лист, чем на его свежесть в сезон цветения. А теперь взгляни на лицо этой скорбящей женщины и скажи, разве оно не похоже на отражение в воде, как бывает, когда смотришь из нависающих кустов? По правде, я был готов поверить, что это горюющие глаза и облик самой матери, потерявшей дорогого ей человека.

— Горе тяжко поразило эту безобидную жертву, — произнес Мик с большой, но скрываемой мягкостью. — Следует возвысить голос за нее, иначе…

— Тсс! В лесу кто-то есть. Я слышу шорох листьев.

— Голос того, кто сотворил землю, шепчет в ветрах; жизнь природы — это его дыхание!

— Здесь живые люди!.. Но, к счастью, это встреча друзей, и новой причины для стычки не будет. Отцовское сердце надежно, как острый глаз и быстрые ноги.

Дадли опустил мушкет рядом с собой, и оба, он и его спутник, стояли, с достоинством и хладнокровно ожидая появления тех, кто приближался. Подошедший отряд показался со стороны дерева, стоявшего напротив того, у которого смерть поразила Конанчета. Огромный ствол и толстые корни сосны скрывали группу у ее подножия, но вскоре фигуры Мика и лейтенанта заметили. Когда их обнаружили, тот, кто вел вновь прибывших, направился к ним.

— Если, как ты предположил, наррагансет снова увел ее, — Он слишком долго горевал по ней в лесу, — сказал Смиренный, служивший в качестве проводника тем, кто следовал за ним. — Мы здесь недалеко от его прибежища. Возле вон той скалы он назначил встречу с кровожадным Филипом, а место, где благодаря ему мне была дарована бесполезная и горестная жизнь, находится в самой гуще тех зарослей, что окаймляют ручей. Этот слуга Господа и наш отважный друг лейтенант могут подробнее рассказать нам о его действиях.

Говоривший остановился на небольшом расстоянии от двух названных лиц, но по-прежнему со стороны дерева, противоположного тому, где лежало тело. Он обращался к Контенту, который тоже остановился в ожидании Руфи, шедшей позади, опираясь на сына, в сопровождении Фейс и доктора, причем все снарядились, как люди, занятые поисками в лесу. Материнское сердце поддерживало слабую женщину в течение многих утомительных миль, но она брела все медленней, пока они так счастливо не напали на следы присутствия человека близ места, где теперь встретили двух представителей Колонии.

Несмотря на глубокую заинтересованность обеих групп в поисках, разговор начался без явных изъявлений чувств каждой из сторон. Для них поход в лес не обладал новизной, и после целого дня хождений по его лабиринтам вновь прибывшие встретили своих друзей, как люди встречаются на более протоптанных дорогах в странах, где их пути неизбежно пересекаются. Даже появление Смиренного перед путниками не породило удивления на бесстрастных лицах тех, кто наблюдал за его приближением. В самом деле, обоюдная сдержанность человека, так долго скрывавшегося, и тех, кто не раз видел его в поразительных и таинственных обстоятельствах, могла вполне оправдать мнение, что тайна его присутствия близ долины не была связана с жизнью одного лишь семейства Хиткоутов. Этот факт делается еще более вероятным, если вспомнить о честности Дадли и о профессиональных качествах двух других.

— Мы идем по следам беглеца, который, как блудный олень, снова ищет убежище в лесу, — сказал Контент. — Наша погоня велась наудачу и могла оказаться тщетной, ведь столько людей за последнее время исходило лес, если бы Провидение не направило наш путь к этому нашему другу, который предположительно мог знать вероятное расположение лагеря индейцев. Тебе известно что-нибудь насчет сахема наррагансетов, Дадли.