Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

— Может быть, напишете бумажку, чтобы нас в пути не трогали? — спросила я из вагона.

— С удовольствием, сейчас. Заодно и поесть пришлю чего‑нибудь.

— Пожалуйста!

Не прошло и двадцати минут, как двое вооруженных рабочих принесли нам какое‑то жаркое с картошкой и хлеба. А на бумажке комиссара значилось: «Революционный казачий трибунал Миллерова просит оказывать помощь по пути следования в Москву вернувшейся из плена сестре милосердия М. А. Нестерович и ее семье. Сестра Нестерович революционному комитету хорошо известна». Подпись была неразборчива. Я дала рабочим по 50 рублей. Мы съели жаркое и стали терпеливо ждать отхода поезда.

— Вот как хорошо все кончилось, — сказала я своей спутнице.

Но та ничего не ответила, только непонятно дернулась руками: с ней сделался нервный припадок.

— Знаете что, — обратилась я к полковнику Кузьминскому, — пойду попрошу комиссара освободить и остальных арестованных.

— Вы с ума сошли! Благодарите Бога, что сами выскочили. Ведь у меня в подушках два браунинга зашито, — признался полковник.

Поезд тронулся. На этом страшном обратном пути — какой леденящий сердце ужас! — на наших глазах, на перронах, расстреляли восемь офицеров. Обыски происходили непрерывно. Особенной жестокостью отличался комендант станции Чертково, какой‑то 17— 20–летний мальчишка–изувер. В нашем вагоне ехал старый генерал с женою — их не только освободили, но и не отняли у старика золотого оружия. В Миллерове ему выдали бумагу, удостоверяющую его право на ношение оружия. Поезд остановился в Черткове, комендант, окруженный рабочими, подошел к генералу.

— Что это вы с оружием? — крикнул комендант.

— Это золотое оружие за японскую войну, у меня есть разрешение от комиссара Миллерова. — И генерал протянул бумажку коменданту.

— Можете ехать, но оружие мы заберем.

— Да как же так! Ведь мне разрешили, — не сдавался генерал.

— Молчать! — рявкнул комендант и схватился за генеральскую шашку.

— Нет, не отдам… Лучше меня заберите! — кричал генерал, вырывая шашку из рук комиссара.

— Расстрелять эту сволочь! — скомандовал комиссар.

— Расстреляйте и меня, — сорвалась с места генеральша и завопила истерически: — Наемники жидовские, убийцы!

— Выводи их, — распорядился комиссар. Стали выводить. Кто‑то спросил:

— А вещи ваши?

— А на что они нам? — ответил генерал. — На том свете не нужны.

Он пошел, прижимая к груди свое оружие. Я не стерпела и обратилась к комиссару:

— Зачем отнимать оружие, если у генерала разрешение от комиссара из Миллерова?

— Миллерово есть Миллерово, а здесь распоряжаюсь я! Вот и все, — ответил комиссар.

Мы видели затем, как вели пятнадцать офицеров, вместе с этим генералом и его женою, куда‑то по железнодорожному полотну. Не было сомнений, что их ведут на расстрел. И действительно, не прошло и четверти часа, как послышались ружейные залпы. Все перекрестились. Немного спустя вошли два красноармейца и стали забирать чемоданы генерала.

— Зачем берете? Это же не ваши, — заметила я.

— А чьи же? — ответил рабочий.

— Генерала. Он может вернуться…

— Не–ет! Его поминай как звали, — засмеялся рабочий, взял чемоданы и вышел из вагона.

— Расстреляли, — сказали хором находившиеся в вагоне.

Не стану описывать других кровавых сцен, чуть не на каждой станции…

Н. Львов [224]

СВЕТ ВО ТЬМЕ [225]

Вооруженная толпа ворвалась в Зимний дворец. Министры схвачены и посажены в Петропавловскую крепость. Керенский бежал. Временное правительство пало.

Восемь месяцев шла игра в революцию. Комедия кончилась и началась трагедия — оргия дикая и кровавая.

Толпы хлынули с фронта. Дезертиры, бродяги, убийцы и среди них шпионы, провокаторы, уголовные, выпущенные из тюрем, наводнили поездные составы, вокзалы, улицы городов, площади, базары, села.

Всюду насилия, грабежи, убийства и погромы.

И в эти дни ужаса и крови на маленькой станции Новочеркасск высаживается генерал Алексеев.

Я видел его. Он жил в вагоне на запасных путях. В штатском платье, один, без всяких средств, но, как всегда, спокойный… Все тот же глубокий, вдумчивый взгляд из‑под нависших бровей.

Не для того, чтобы найти себе убежище, приехал генерал Алексеев в Новочеркасск, а для того, чтобы упорно продолжать свое дело, а делом его была русская армия.

Генералы Корнилов, Деникин, Лукомский, Марков заключены в Быховской тюрьме. Вскоре зверски убит генерал Духонин. Крыленко с шайкой убийц разгромил Ставку.

Ни следа не осталось от того, что несколько месяцев назад бы могучей русской армией.

Русского офицера не стало: кто убит, кто выгнан, кто скрылся.

Не стало и русского солдата. Был дезертир–предатель, вооруженная толпа бродяг и громил.

Натиск германских армий, вся сила германской техники не могли сломить русской мощи; подточила ее моральная ржавчина.

Армия пережила постыдные дни керенщины, наступали дни Брест–Литовска.

Но ничто не в силах поколебать генерала Алексеева. Шульгин [226] вспоминает, что приехавший с ним из Киева Лопуховский [227] был четырнадцатым, записавшимся в отряд Алексеева. Четырнадцатый доброволец из 13–миллионной русской армии. Нелегка была задача!

На Дону к генералу Алексееву относились с подозрением. Только что минуло тревожное время борьбы Керенского с атаманом Калединым. Боязнь быть заподозренными в контрреволюции заставляла сторониться от генерала Алексеева. Приходилось вести дело скрытно. Под видом выздоравливающих раненых были размещены первые добровольцы в лазарете на Барочной улице. Не было оружия, не было теплой одежды, не было денег. Донское правительство отказывало. Из Москвы не присылали. Нестерпимую муку переживал генерал Алексеев в вечной заботе, откуда добыть денег для оплаты счетов по произведенным расходам.

Добровольцы кормились и одевались на случайные пожертвования добрых людей, и во время боев под Ростовом им отвозили на позиции сапоги и теплую одежду, собранные у жителей Новочеркасска, кто что даст. Орудия добывали сами. Первые два орудия были выкрадены в Лежанке у красных, и во всей упряжке доставлены в Новочеркасск. Вторые тайком куплены у казачьей батареи. За орудиями были посланы юнкера в Екатеринодар, но были схвачены и отправлены в Новороссийскую тюрьму. Вот как начиналась Добровольческая армия.