К полюсу! - Дмитрий Шпаро

Все сошлись на том, что птица прилетела с большого разводья, которое, судя по небу, лежало километрах в двенадцати на северо-востоке. И, уж конечно, она не погибает от голода. Похоже, что это сытый, довольный жизнью и деятельный воробей.

...Положение не ахти. Если не покажется солнце, мы идем еще один день. Потом остановимся. Через неделю кончатся продукты. Неужели финиш будет такой же нелегкий, как старт? И все-таки сильное, сильное и очень странное ощущение, что одной ногой мы уже на полюсе, что остались какие-то детали, формальности. У Лени Лабутина в папке лежит список наших верных друзей и верных помощников. У меня замусоленная копия. По номерам мы посылаем поздравления с еще не достигнутого полюса. 26 мая отправили 56 поздравлений. В день икс все они будут разосланы нашими радистами, а мы, тая в душе любовь, дружбу, верность и благодарность, будем заниматься другими делами. Какими, пока неизвестно, но они будут неотложными и очень важными. Наверное, никогда не будет так, чтобы неотложных и очень важных дел не было.

Первым в списке директор Института медико-биологических проблем Минздрава СССР академик Газенко, потом его заместитель Волынкин, друзья экспедиции Северин, Сверщик... Есть два человека, которых мы считаем участниками перехода: Волков — известный полярник из Ленинграда и Житенев — секретарь обкома партии из Свердловска, который с 1973 по 1978 год как секретарь ЦК ВЛКСМ готовил поход к Северному полюсу.

На севере на горизонте под тяжелыми облаками чистая божественная серебряная полоска.

27 мая дежурил Давыдов. В 7.30 мы были готовы выйти из лагеря, но в слоистых облаках промелькнуло солнце. Рахманов поставил теодолит. Неяркий круг будто бежал, будто мчался по небу. Виден в общей сложности он был какие-то секунды — выныривал из-за туч и снова скрывался. Поймать светило прибором было невозможно, однако направление на него взяли, и оно вполне соответствовало нашему курсу с одной маленькой оговоркой — мы находимся на 160-м меридиане к востоку от Гринвича.

Утром Василий и Вадим решили «принести жертву богам» — оставить анораки. Мельников по этому поводу что-то громко сказал, Леденев тотчас встрепенулся и высказал соображения против расточительства, я поддержал завхоза. Негоже, в самом деле, выбрасывать полезные вещи, когда рюкзаки легкие и идти осталось всего несколько дней.

— Дело не в весе, зачем нести лишнее, ненужное? — возмущался Шишкарев.

— Сейчас лишнее, а завтра пригодится, — возражал Володя.

— Возьму еще килограмм снега.

— Возьми.

— Твою кинокамеру могу.

— Что-то ты не то говоришь, — заметил Мельников.

Я тоже вмешался, что меня дернуло:

— Вася часто говорит не то.

Василий обиделся:

— Конечно, где уж мне. Я всегда говорю не то. Кому можно, а кому нельзя.

Жертва богам не состоялась.

Вышли в 8.00. Одна мысль, одно желание — увидеть солнце.

На четвертом переходе светило устроило с нами форменную игру. Впереди метрах в двухстах оно серебрило поверхность океана. Перешагни мы границу между тенью и светом, солнце было бы наше, но мы здесь, а не там и не видим его. Увеличиваем темп, почти бежим, но светлое пространство, наполненное солнечными лучами, тоже несется, летит независимо от нас и почти в нашем направлении. Медленнее, чем мы! Вот черта уже рядом, сейчас мы ступим на поблескивающие льды, но свет мгновенно исчезает. Серый снег, серое небо и ни единого белого пятнышка.

А на пятом переходе попали в лабиринт гор. Таких старых, серых, даже не серых, а коричневых льдин мы раньше не видели. Откуда принесло этот остров к полюсу? Наверняка он стоял возле земли, его ломало, летом торосы обтаивали, зимой их заносило снегом, ветер сглаживал горы н трамбовал снег. А потом остров носило по океану. Видел ли он людей? Корабли? Самолеты? Подводные лодки? Карабкаясь по горам, заботясь о себе и о лыжах, мы почти забыли про солнце. Шестое чувство подсказывало — оно появится, краем глаза я даже видел его, и что мне стоило сказать: «Стоп! Ставим лагерь». Через двадцать минут дневной привал, и, даже если мы не поймаем солнце и потеряем эти двадцать минут, невелика беда. Я колебался. Хорошо бы пройти это адское поле, увидеть, что нас ждет за ним. Поставим палатку, теодолит, ходка будет полноценной — пятидесятиминутной. (Неужели ко всему этому примешивался ложный стыд: мои товарищи могут подумать, что я устал?) Я не подчинился интуиции. На привале спеша установили прибор, но никаких просветов в тучах не было. Как я ругал себя! Как злился и на себя, и на штурманов. Возможно, Юра все понял, но помочь никто никому не мог.

Интересно, что светлая полоска, которую вечером 26 мая мы видели на севере, утром 27-го оказалась на востоке, теперь она, расширившаяся и помутневшая, сдвинулась на юго-запад. Вечером на севере, утром на востоке, днем на юго-западе... Что-то вращается вокруг нас или, может быть, мы идем по кругу? Нет, водяное небо[46], которое висело 26-го на северо-востоке, и сейчас от нас по правую руку...

Василии тверд, он все-таки принес жертву: на торосе разложил стельки и запасное белье. Леденев поморщился. Меня тоже это не насмешило, но спорить с упрямцем никто не стал.

В конце второго послеобеденного перехода растянулись. Вдруг сзади крик. Вася несет что-то, а Юрик смешно ковыляет — очередная поломка. Оправдывается: лыжа переломилась почти что на ровном месте, на маленьком бугорке.

Я попросил Рахманова отдать Хмелевскому целую лыжу, Володя пойдет дальше на половинке и на своей калеке, которая пока служит. Дабы легче ему было на полутора лыжах, весь его общественный груз мы забираем, С первой частью команды Рахманов согласился с радостью, а вот облегчить свой рюкзак категорически отказался. Пришлось строго сказать, что начальника надо слушаться. Но и это не помогло. Тогда я попросил нашего хорошего Рахманыча вытряхнуть на снег все пожитки.

Солнце! Теодолит не был установлен. Какой грех, какая беда! Я не стал ругать Юру и Володю, а только приказал Васе и Толе помогать им и выполнять все их просьбы.

Как помочь вам, драгоценные штурманы? Что сделать? Когда Юра снимал отсчет, то по крайней мере трое лыжными палками на снегу записывали цифры. Раздавались крики: «Верхний край появился», «Вижу нижний край». Мы радовались солнцу как первобытные люди, как язычники. Мы ликовали, танцевали и пели.

Нужно было второе наблюдение, и минимум через час. Решили поставить лагерь. В честь счастливого события Леденев водрузил на мачте флаг «Буревестника».

Через два часа сняли второй отсчет, и солнце исчезло.

Хмелевский и Рахманов независимо друг от друга произвели вычисления: 89°28' северной широты и 160° западной долготы. Магнитное склонение 170°. Вот так. Произошло то, чего мы боялись: дрейф утащил нас на восток, мы этого не знали и считали, что находимся по-прежнему на 160-м меридиане восточной долготы; склонение росло — этого мы тоже не знали и учитывали старое. Магнитная ошибка как бы помогала дрейфу, и 27 мая наш курс составлял с направлением юг — север угол 50—60°, то есть мы приближались к полюсу меньше чем на половину того расстояния, которое проходили. Не появись солнце и откажись мы от плана 28 мая стоять на месте, север остался бы у нас за спиной.