Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

Дерационализация стала третьим – наряду с деиндустриализацией и депопуляцией – компонентом проекта, который я называю «три Д». Его сутью и задачей было остановить угрожавший позициям мировой финансово-олигархическо-аристократической верхушки промышленный и научно-технический прогресс, повернуть вспять историю в том виде, в каком она развивалась со времен Ренессанса и особенно в последние 200 лет, и создать общество, комбинирующее черты феодального, антично-рабовладельческого и кастового a la Древний Египет.

Этому нисколько не противоречила научно-техническая революция в сфере коммуникаций и информации. Более того, именно она, с одной стороны, в силу наукоемкости делала ненужными значительные по численности рабочий класс и старый средний слой; с другой, обещала огромные возможности в сфере информационного управления и манипуляции массовым сознанием, его дерационализации, хаотизации. Неолиберальная (контрреволюция в экономике (1980-е – 2010 гг.) была хаотизацией экономической жизни в интересах верхов и перераспределением «общественного пирога» снизу и от середины вверх, однако сама она была элементом геокультурной, геоисторической (контрреволюции Хаоса, призванной повернуть вспять многовековое развитие Запада, Европы и как минимум двухвековое развитие мира в целом.

Первыми жертвами (контр)революции Хаоса на самом Западе стали «государство всеобщего собеса» (welfare state), средний слой, на который обрушились удары тэтчеризма и рейганомики, гражданское общество, политика (стала превращаться в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса) и массовое образование (как школьное, так и высшее).

Однако до тех пор, пока существовал СССР как воплощение системного антикапитализма, геополитический и социально-экономический конкурент Запада, как возможная альтернатива капитализму в глазах именно тех классов и слоев, над головами которых должны были сомкнуться волны неолиберального «прогресса», о полной реализации программы «три Д», «заговора темновековья», курса на остановку истории и, естественно, о полномасштабной глобализации можно было и не мечтать. Напротив, они должны были всячески подчеркивать и продвигать демократические формы. Как говорил министр иностранных дел Великобритании второй половины 1940-х годов Э. Бевин, Запад в противостоянии СССР к материальному успеху должен «прибавить позитивный призыв к демократическим и христианским принципам». Западные правительства, замечает по этому поводу журналистка Ф. Стонор-Сондерс, автор интереснейшей работы о культурных аспектах Холодной войны, должны были предложить своему населению «альтернативное будущее, исходя из их системы капиталистической демократии». И хотя на рубеже 1970-1980-х годов демократию начали сворачивать, постепенно демонтируя несущие конструкции капитализма, развернуть этот процесс в полном масштабе при наличии в мире СССР было невозможно. В связи с этим разрушение СССР стало задачей № 1 мировой капиталистической верхушки в целом. Причин тому было несколько:

1) СССР был главной помехой на пути реализации программы «три Д», которая вела к обострению социальной ситуации, – в условиях мирового противостояния это было рискованно;

2) СССР с его прогрессистским посткапитализмом как аватарой системного антикапитализма был реальным, причем явно более предпочтительным вариантом будущего, чем антипрогрессистский, «темновековый» вариант западной верхушки, некоторые элементы которого уже были протестированы в общезападном эксперименте под названием «Третий рейх»;

3) СССР, соцлагерь вопреки всему тому, что утверждала перестроечная и послеперестроечная шпана и шантрапа, даже в 1980-е годы был серьезным и опасным экономическим конкурентом Запада;

4) соцлагерь заставлял буржуинов пускать слюни в качестве рынка сбыта, рынка дешевой рабочей силы и, самое главное, объекта грабежа, – нужно было только договориться с частью советской верхушки, а затем обмануть ее; присвоение социалистических активов должно было помочь прежде всего США отползти от края пропасти, в которой они оказались в 1980-е годы;

5) в условиях угрозы надвигающейся геоклиматической катастрофы Северная Евразия (Россия), которая, по мнению специалистов, в ближайшие столетия останется (кстати, в отличие от Северной Америки и Западной Европы) стабильной и ресурсообеспеченной зоной, оказывалась важна как пространство, как резервная территория.

Военным путем разрушить СССР было невозможно. Государство (и систему) уничтожили изнутри – с мировой капверхушкой заключила союз (в своих, разумеется, интересах, с целью демонтажа строя и превращения из статусной группы в класс собственников) часть советской номенклатуры. По сути она превратилась в часть глобальной (западной) корпоратократии до завершения самой глобализации и с помощью финансово-экономических и информационных механизмов, обеспеченных глобалистами-корпоратократами Запада, начала рушить строй. Однако в 1988 – начале 1989 г. Запад перехватил управление процессом и вместе со строем разрушил государство, оставив советских подельников с носом (те – босота – рассчитывали на место на равных за одним столом).

Разрушением СССР/системного антикоммунизма западные верхушки решили сразу несколько проблем: выкачали из зоны бывшего соцлагеря огромные средства (по разным оценкам от 1 до 2 трлн, долл.); несколько сократили в разгромленной зоне население, а главное – уничтожили советскую прогрессистскую посткапиталистическую альтернативу; теперь можно было спокойно демонтировать капитализм и строить свою «темновековую», антипрогрессистскую версию посткапиталистического мира. Ну и, естественно, безнаказанно разбойничать на мировой арене: Югославия – далее везде.

«Темновековая» версия предполагает информационный и ресурсный контроль кучки неожрецов и связанных с ними групп, даже биологически отличающихся от основной массы населения, над этим самым населением. Предполагается, что верхи будут полностью контролировать рациональное знание и пространственно будут отделены от «низов» – система связанных между собой анклавов, отделенных от зон криминала, хаоса, социального шлака буферными (военно-полицейскими) зонами. Однако на пути реализации этой версии опять-таки оказываются Россия и русские – главный противник Запада последних столетий. Почему русские, а не китайцы («мастерская мира», великая культура)? Не латиноамериканцы или арабы (пассионарии), не европейцы? Почему русские, страна которых подверглась двадцатилетнему разгрому и численность которых уменьшается? Почему?

Китай, при всех его успехах, локальная (локально-диаспорная) цивилизация без такого глобального проекта, который мог бы реально угрожать интересам Запада в позднекапиталистическом и послекапиталистическом мире. Магическую (нерелигиозную) культуру Китая можно вполне совместить с дехристианизирующейся («по ту сторону добра и зла») позднекапиталистической культурой с ее поворотом к магии. Пассионарность Латинской Америки и ислама – проблемы вполне разрешимые для Запада. Другое дело Россия. Белые люди, т. е. носители определенных расовых черт и набора генов; христианство же, но не просто альтернативное военизированному католицизму и иудаизирован-ному протестантизму, а максимально близкое к исходной модели и потому вызывающее у католиков и протестантов крайнее раздражение; европейская культура высокого качества; наличие социальной справедливости как центральной социокультурной ценности; проверенный особенно последними тремя столетиями высочайший творческий потенциал, одним из проявлений которого является нестандартное мышление (то, что Э. де Боно называл «lateral thinking»); победительный опыт имперского и сверхдержавного существования. Наконец, последнее по счету, но не по значению: почти 70-летний опыт существования в качестве альтернативной миру капитала, Западу мировой системы, ориентированной на реализацию в коммунистической форме христианских идеалов, причем на реализацию в посюстороннем, а не в потустороннем мире. Я уже не говорю о способности русских подниматься («ванька-встанька») и побеждать после жесточайших поражений (1610-е, 1920-е, 1941-й годы). Россия с русскими в качестве державообразующего народа, стержня –