Избави нас от зла - Холланд Том

— Дай мне бессмертье… бессмертье поцелуем…

Мальчик наклонился. Как только его губы коснулись зубов черепа Марло, поток света начал сужаться и преломляться, а его чистота рассыпалась мириадами цветов, перемещавшихся и менявшихся перед его удивленным взглядом. Он заметил, что их изменение происходит в зависимости от образа его мыслей. Он лихорадочно размышлял, как приласкать Марло, как вернуть его к жизни, — и сразу же свет стал свиваться в бесконечные двойные кольца, убегающие спирали. Мальчик каким-то образом почувствовал, что должен подчинить эти спирали своей воле.

Прекрасная Елена, дай изведать Бессмертие в одном твоем лобзанье![12]

Он так и сделал. Как он видел это в своем разуме, так все и произошло у него на глазах. Плоть на голом черепе Марло восстановилась, зиявшая над его глазницей рана затянулась, а потом свет стал тускнеть, словно убывая под натиском возвращавшегося дыхания Марло. Мальчик поморгал и снова увидел комнату и доктора Ди, выражение лица которого искажали ужас и благоговейный страх. На столе было зеркало. Доктор Ди протянул к нему руку и, не говоря ни слова, поднял его так, чтобы мальчик увидел свое отражение. Он замотал головой, не веря своим глазам, потом издал вопль…

— Он?..

Ловелас ухмыльнулся.

— Больше не он. Тем не менее и не… не вполне, простите за каламбур, не вполне она.

— Выходит, от мужских прелестей она и хотела излечиться с вашей помощью?

— Кто же лучше меня мог бы исполнить это ее желание?

Лорд Рочестер нахмурился.

— Но не хотелось ли ей?..

— Снова стать мальчиком? Нет, — Ловелас отрицательно покачал головой, — потому что она слишком долго оставалась почти женщиной, чтобы желать такого возврата.

Он замолчал и пожал плечами.

— В конце концов, зачем отказываться от уже обретенной привычки к ношению юбок?

— Значит, у нее не было ни малейших сожалений о былой жизни в мужском обличье?

— За исключением одного.

Лорд Рочестер дугой выгнул брови.

— В самом деле?

— Да.

Ухмылка некоторое время продолжала кривить губы Ловеласа, но затем с удивительной внезапностью покинула их.

— Она хотела… — сказал он наконец, но сделал еще одну паузу, — снова стать смертной.

Лорд Рочестер во второй раз удивленно вскинул брови.

— Неужели?

Он поразительно медленно произнес это единственное слово, потом кивнул, как бы соглашаясь с самим собой.

— И вы преуспели в этом, сэр? Говорите! Расскажите мне о своем успехе.

Ловелас потянулся, потом медленно встал. Он подошел к окну и больше минуты стоял молча, вглядываясь в темноту ночи.

— Поразительно, — прошептал он, не оборачиваясь. — Я сделал всего один полный глоток крови зародыша, и мне сразу же открылись тайные линии власти, а в ночи за балконом возникли странные и величественные видения. То, что прежде казалось непроглядной тьмой, теперь испещряли точки света, а над островом Манхэттен, по всей его длине, насколько я мог видеть, возвышались башни невозможной красоты и такие высокие, что, казалось, достигали небес. Меня переполнял восторг, потому что, созерцая их, я чувствовал незнакомую дотоле могущественную власть, вливавшуюся прямо в душу. Я оторвал взгляд от этого дарящего восторг видения и посмотрел на Миледи. Я увидел, как засияли ее золотистые глаза, словно предвкушая удовольствие. Я сделал с ней то, что она когда-то сделала с Лайтборном. Я соединил свои губы с ее губами в пропитанном медом магии поцелуе. Потом моя рука снова была под ее юбками, снова поднималась вверх по ее бедрам, а затем… И на этот раз… Да, на этот раз она не остановила меня…

Ловелас повернулся наконец лицом к собеседнику.

— Итак, милорд, все, как видите, возможно.

— Значит, Миледи…

— Сейчас она беременна, — перебил его Ловелас и внезапно восторженно засмеялся. — Да, милорд, да, она носит моего ребенка.

Лорд Рочестер кивнул, но в его глазах читались недоумение и страх. Потом он приподнялся в постели и с трудом перевел дыхание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А ее второе желание? — прошептал он. — Стать смертной? Было выполнено и оно?

Ловелас презрительно хмыкнул.

— Естественно, — заговорил он, пожав плечами, — я мог бы легко сделать и это, так что, пожалуйста, отбросьте страхи. Однако никакой ценности такое превращение для нее не представляло, как не имеет теперь смысла и для вас. Так что я просто отговорился, по крайней мере постарался убедить Миледи, что это невозможно…

Он широко улыбнулся, потом внезапно быстрыми тяжелыми шагами пересек комнату и опустился в кресло, пододвинув его так, чтобы тихо шепнуть в самое ухо лорду Рочестеру:

— Потому что для пребывания в вечности мне потребуется компания, и я не хочу, чтобы Миледи стала такой же высохшей и безобразной, как вы, сэр.

Лорд Рочестер холодно улыбнулся.

— Значит, вы решились?

— Безусловно, — ответил Ловелас и откинулся на спинку кресла. — Зачем бы еще, по-вашему, мне потребовалось заводить с Миледи ребенка? Он поможет мне оставаться молодым и цветущим.

Улыбка сбежала с лица лорда Рочестера.

— А Миледи?

— Что вы еще хотите о ней узнать?

— Что думает она?

Ловелас пожал плечами.

— Она не желает, чтобы я становился вампиром, что достаточно справедливо, — ответил он, снова пожав плечами. — Но почему это должно меня заботить? Это ее новоиспеченная женская мягкость… Вероятно, она проистекает из мягкости новообретенной прорези между ног. Хотя, какой бы ни была причина, в конечном счете рано или поздно она согласится, что мой выбор совершенно естествен.

Ловелас задумчиво помолчал.

— Бог знает, когда это произойдет, — со смехом продолжил он свою мысль, — но у нас впереди достаточно веков и многого другого.

— Она не пожелала изменить вас сама?

— Я уверен, что мог бы… убедить… ее и в этом. Но нет, милорд… — Ловелас поднял мешок и покачал его на руках, словно младенца. — Это должны сделать вы.

— Почему?

— Потому что вы наследник Паши.

— Вы по-прежнему, сэр, ищете возможность унаследовать его могущество?

— Я больше подхожу для этой роли, чем вы, милорд.

— Значит, вы все еще намерены…

— Сразиться с моим главным врагом? Уничтожить его? — отрывисто перебил его Ловелас.

Он наклонился вперед. Его лицо внезапно затряслось от ярости и жуткого возбуждения.

— Каждая частица силы, какая у меня только есть, — злобно зашипел он, — каждая крупица власти, каждая моя мысль посвящены этой единственной цели — моему реваншу. Вы, милорд, потерпели неудачу, так позвольте теперь мне добиться успеха. Дайте мне то, что я хочу, а я…

Он остановился и улыбнулся.

— Я гарантирую вам смерть.

Он очень осторожно положил мешок на постель, развязал и раскрыл его так, чтобы стало видно, что лежало внутри.

— Можете ли вы не вдохнуть это? — прошептал он. — Этот запах прекращения вашего существования?

Он еще ниже склонился к лорду Рочестеру, а потом внезапно лег на него и очень крепко поцеловал.

— Я знал, что вам это понравится, — пробормотал он. — Понравилось бы и много лет назад, когда ваши губы были, вероятно, менее морщинистыми и сухими. И все же, милорд, все же ваше обаяние по-прежнему очень велико.

— Вам приличествует думать именно, так, — откликнулся лорд Рочестер, — поскольку все, что у меня есть, и все, что есть я сам, скоро станет вашим.

Он обхватил Ловеласа за щеки и еще раз прижал его губы к своим губам. Не прекращая поцелуя, он стал рвать рубашку Ловеласа, а потом и его обнаженную золотистую кожу. Ловелас завопил, и в крике его смешались экстаз и боль. Он задрожал, тело его изогнулось. От ощущения собственной крови из его груди вырвался тихий стон.

Ловелас повернул голову, почувствовав, что мир плавится в потоке крови из его ран. Ему хотелось, чтобы это произошло одновременно, хотелось, чтобы его вечная жизнь родилась из мгновения смерти лорда Рочестера. Он запустил пальцы в мешок, затем обсосал с них спекшуюся кровь и тихо рассмеялся, потому что теперь чувствовал, теперь точно знал, что желанный успех обеспечен. Под грохот собственного обнаженного сердца он снова прижался губами к губам лорда Рочестера. Какое-то мгновение он слышал второе сердце, бившееся в унисон. Потом звучание сердец стало утихать, пульсация замедлилась и пропала вовсе. В конце концов наступила тишина, не осталось ничего, кроме тишины, — невероятный покой. Казалось, сама Вселенная потускнела до небытия, словно в наступившей тишине умерло все сущее.