Троя. Герои Троянской войны Книга 1 - Ирина Измайлова

До назначенного срока отплытия оставалось два дня – если вновь не нагрянет шторм, и вовремя закончится загрузка кораблей.

– Бог Посейдон гневается на нас! – угрюмо произнес Менелай, следя за тем, как набегающие на берег волны прилива смывают золу и обгоревшие ветви, оставшиеся от костра, у которого ночью грелись воины. – Фетида унесла тело своего сына с костра – она не хотела, чтобы мы его хоронили, значит, винит нас в том, что случилось... А Посейдон не мог не внять жалобам Фетиды. В это время года почти не бывает штормов, а сейчас они бушуют чуть не каждые пять-шесть дней. Как мы отправимся?

Они с Агамемноном сидели на старинной каменной скамье, некогда сооруженной троянцами возле самого берега. Неподалеку рабы сколачивали новые мостки, чтобы подтаскивать тюки и бочки к кораблям.

– Что ты смущаешь меня своими жалобами, брат? – раздраженно бросил Агамемнон. – Мало мне и без того огорчений? Не так уж сильны шторма, мы сумеем одолеть их в открытом море. Лишь бы были сутки на то, чтобы уйти подальше от берега. Куда хуже, что не избежать последних разговоров с царями. И будет немало жалоб на неправильный раздел добычи.

– Ты про Аякса, что ли? – в голосе Менелая прозвучали гнев и презрение – Нам что, всем вместе с ним не справиться?

– «Всем вместе»! – передразнил брата Агамемнон, – Мы только в бою были все вместе, Менелай! Сейчас каждый думает о себе и хочет оторвать побольше для себя. И не один Аякс захочет проверить, справедливо ли мы оделили его, и не один Аякс возмутится и начнет возмущать других. И все станут вспоминать и перевспоминать, кто, как и в чем отличился, кто кого убил из троянцев, кто сколько захватил добра, кто был большим героем. Передерутся все, поверь. Базилевсы будут недовольны друг другом, воины будут в злобе на своих базилевсов, и все вместе станут злиться на нас с тобою. Был бы с нами Ахилл...

– Хватит наконец! – вскричал, краснея, Менелай. – Можно подумать, что мы все малые дети! Ахилл, Ахилл... Будто он один что-то значил! Да, он совершил подвигов больше всех, он умел помирить царей в любой ссоре... Но он же и затеял самую большую ссору за все годы войны, да еще из-за какой-то девчонки! Из-за его отказа воевать нас всех чуть не поубивали, троянцы едва не пожгли наши корабли! И ведь именно он сохранил жизнь Гектору и тем не оставил нам выбора – пришлось мириться с Приамом. Ахилл! На свою голову ты вообще с ним связался!

В ответ на эту бурную речь Агамемнон, который выслушал брата, насупив брови и опустив голову, произнес глухо и с затаенной яростью:

– Уж если говорить о том, из-за чего наши ссоры, то давай вспомним, братец, почему мы вообще оказались здесь. «Из-за девчонки»! Из-за твоей блудливой женушки, милый ты мой! Не я ли некогда советовал тебе не брать в жены эту развратную аргивянку, которую до тебя уже украл и познал некий странствующий бездельник?[49] Да, не скрою, я сперва был рад предлогу начать войну с Приамом – я мечтал взять большую дань и получить влияние на эти земли. Но именно ты каждый раз срывал все переговоры, требуя непременно свою красотку, и тем затягивая и затягивая войну. И в конце концов уже стало ясно, что нам отсюда не уехать, не взяв города и не перебив троянцев. Но мы не могли взять Трою – ее стены неприступны! И гибли, и гибли наши воины и герои, и росла общая злоба, злоба против тебя и меня! Если нас до сих пор не убили, то потому, что в самые страшные моменты всегда вмешивался Ахилл и усмирял вражду. И безумие Аякса он усмирил, не то Теламонид убил бы меня и тебя, либо нам пришлось бы направить против него всех воинов-данайцев и спартанцев, убить его и вызвать ярость в его воинах... То, что нам удалось заключить мир и взять все-таки дань, и даже добиться того, что в день отъезда тебе вернут твою проклятую Елену, – это все чудо, и это – тоже заслуга Ахилла. И Гектора, между прочим... Мы вышли достойно из безвыходного положения, а ты смеешь упрекать того, кому мы этим обязаны?!

Менелай вскочил на ноги, сжав кулаки. Он бросился бы на брата, но тот продолжал сидеть, не шелохнувшись и спокойно глядя ему в лицо. Эта была их первая большая ссора, и Атрид младший ясно видел, что Агамемнон берет верх, как брал всегда, в любом споре. Это еще усилило его злобу, но он понимал, что не посмеет напасть: старший брат был сильнее, сильнее физически и сильнее духом.

– Я был неправ, прости, – глухо проговорил Менелай и вновь сел на скамью рядом с Агамемноном.

Некоторое время они молчали.

– Но теперь все по-иному, – заговорил, наконец, Атрид старший. – Нет Ахилла, нет и мира. И ахейцы ненавидят троянцев и жаждут им отомстить за нашего героя, и между нами возникает вражда. Сумеем ли мы уплыть, не поубивав друг друга, вот что волнует меня сейчас... И как удержать наших воинов от стычки с троянцами, когда они будут нас провожать? А этого не избежать – они придут на берег в день нашего отплытия, чтобы увериться, что мы всем довольны, чтобы привести тебе твою Елену... Как бы не началась схватка!

– Лучше всего, если бы в эти три дня мы могли взять Трою! – проговорил Менелай тихо.

– И я бы опозорил навеки себя и свой род? – Агамемнон усмехнулся. – Да мне эта мысль спать не дает! Во время перемирия мы чуть было не сумели это сделать – когда их жрец хотел выдать нам подземный ход. Но горный обвал помешал нам, значит, боги того не хотели. А сейчас уже не перемирие, сейчас заключен мир, и Приам во всем держит слово. Значит, и я не могу нарушить своего слова. К тому же, – тут в голосе верховного базилевса прозвучал глухой гнев, – к тому же Скейские ворота снова закрыты, и проклятая Троянская стена так же высока и прочна!

Менелай положил ладонь на руку брата, низко к нему наклонился и произнес:

– Есть способ попасть в Трою незаметно. Во всяком случае, человек сорок воинов могут это сделать, а если они окажутся в Трое, то сумеют и открыть ворота для остальных. Но осталось два дня. Одиссей указал мне этот способ, сам того не желая. До чего же он умен!

– Что за способ? – быстро спросил Агамемнон.

Его брат глазами указал на видневшуюся вдали блестящую золоченую статую Троянского Коня.

– Вот он может нам помочь...

В это время позади базилевсов раздались чьи-то возбужденные голоса, и братья обернулись.

Быстрыми шагами к ним приближался Идоменей в сопровождении двоих своих рабов. На ходу афинянин, по своему обыкновению, размахивал руками и при этом громко и отчаянно бранился.

– Великий Агамемнон! Благороднейший из царей! Да где ты, в самом деле, чтоб меня рыбы съели раньше, чем я утону!? Помогите! Ограбили! И, как всегда, именно меня!!!

– Что, что, что такое?!

На этот раз спокойствие изменило Атриду старшему. Идоменей мог вывести из равновесия, кого угодно, а у верховного базилевса и без того нервы были на пределе.