Падение Берлина, 1945 - Энтони Бивор

Тем временем 8-я гвардейская армия Чуйкова продолжала давление на юго-восточные окраины Берлина. К рассвету 23 апреля некоторые его части уже смогли форсировать Шпрее южнее Кёпеника. Солдаты воспользовались многочисленными плавательными средствами, включая баркасы и весельные лодки. В течение дня и последующей ночи гвардейские дивизии Чуйкова и передовые танковые бригады армии Катукова продвигались в направлении Бритца и Нойкёльна. Командование 28-го гвардейского стрелкового корпуса утверждало, что гражданское немецкое население было настолько напугано, что помогало советским бойцам спускать лодки на воду{705}. Утром 24 апреля один из корпусов 5-й ударной армии, поддержанный кораблями Днепровской флотилии, также форсировал Шпрее севернее Трептов-парка.

С рассветом 24 апреля остатки корпуса генерала Вейдлинга, дислоцированные на аэродроме Темпельхоф, перешли в контратаку против этой двойной угрозы, обозначившейся со стороны советских войск. Несмотря на то что немногим оставшимся в строю "королевским тиграм" из батальона "Герман фон Зальца", входящего в состав дивизии "Нордланд", удалось подбить несколько советских танков ИС, силы Красной Армии оставались превосходящими. В течение всего трех часов, как отмечалось в докладе одного из командиров дивизии 5-й ударной армии, эсэсовские части шесть раз переходили в атаку, но каждый раз отступали{706}. Все поле боя было покрыто горящими "пантерами" и "фердинандами", между которыми валялись тела немецких солдат в черной униформе. Уже к полудню советская дивизия смогла вновь перейти в наступление. Она очистила от противника весь Трептов-парк и к вечеру достигла кольцевой железной дороги. "Это была кровавая, ожесточенная схватка, - писал один из германских свидетелей тех событий, - без всякой пощады"{707}. В борьбе все средства хороши. Советские политработники говорили солдатам, что против них воюют генерал Власов и его части{708}. Но это было ложью. Все власовские соединения уже находились к тому времени в районе Праги.

Пока передовые танковые соединения маршала Конева форсировали Тельтов-канал, фланги 1-го Украинского фронта оказались в опасном положении. Дело в том, что с запада им угрожала армия Венка, продвигающаяся в направлении Тройенбритцена и Беелитца, а с востока - 9-я армия, пытающаяся вырваться из лесного массива юго-восточнее Берлина.

Генерал Лучинский стал разворачивать свою 28-ю армию фронтом на восток и занимать позиции вдоль шоссе Берлин - Котбус. В свою очередь, Ставка ВГК, ранее не обращавшая особого внимания на изолированную 9-ю армию, теперь среагировала достаточно быстро. Командующий авиацией Красной Армии маршал Новиков получил приказ сконцентрировать усилия 2-й, 16-й и 18-й воздушных армий против восьмидесятитысячной немецкой группировки, продвигающейся через леса. Следует, однако, отметить, что советское командование пока не знало, куда будет направлен удар 9-й армии - в сторону Берлина или навстречу 12-й армии Венка.

Нехорошие предчувствия медсестер из госпитального комплекса в Беелитц-Хайльштеттене оправдались утром 24 апреля. Внезапно задрожала земля и послышался шум танковых моторов и лязг гусениц. В госпитальный комплекс, разгоняя на пути представителей швейцарского Красного Креста, входила колонна бронированных машин армии Лелюшенко. Танкисты, вооруженные автоматами, спрыгивали на землю. В первый момент они интересовались только наручными часами и кричали "Ур! Ур!". Однако вскоре до госпиталя долетела весть, что в самом Беелитце творятся насилия, грабежи и убийства{709}. Медсестры и пациенты приготовились к самому худшему. Только дети, ранее переведенные сюда из Потсдама, не могли понять, что же происходит вокруг.

Медсестры не знали, что в это время им на выручку спешили молодые солдаты из армии генерала Венка. Между тем сам Гитлер был убежден, что 12-я армия движется к Берлину для спасения его собственной персоны. О так называемой "армейской группе Штейнера" в бункере больше не вспоминали. Преданный адмирал Дёниц сообщил, что в ответ на запрос фюрера он посылает в Берлин моряков, готовых отдать жизни за Великую Германию. Моряки должны были вылететь на "Юнкерсе-528" и совершить аварийную посадку в центре столицы. Этот план еще раз доказывал отрыв немецкого командования от реального положения дел и их наплевательское отношение к судьбам своих подчиненных.

Появление бригаденфюрера Крукенберга в гитлеровском бункере вызвало удивление, поскольку мало кто из его обитателей ожидал, что сюда еще можно прорваться. Генерал Кребс, которого Крукенберг знал еще с 1943 года по группе армий "Центр", не скрывал радости. Он открыто признал, что за последние сорок восемь часов в Берлин было вызвано большое количество частей, но "только вы один смогли сделать это"{710}.

Бункер фюрера, несмотря на огромные затраты на его строительство, был недостаточно обеспечен средствами связи{711}. В результате майор Фрайтаг фон Лорингхофен и капитан Болдт могли использовать лишь единственный метод получения информации о продвижении русских войск. Они просто звонили на частные квартиры берлинцев, расположенные в разных концах города. Их номера они выбирали из обычной телефонной книги. Если хозяева жилища отвечали на звонок, то их спрашивали, не видят ли они наступающих советских войск. Если же в трубке звучала русская речь, обычно снабженная крепкими выражениями, то вывод был самоочевиден. Относительно общеевропейской ситуации офицеры получали информацию от Хайнца Лоренца, пресс-секретаря Гитлера. Фрайтаг фон Лорингхофен с удивлением обнаружил, что все те нацистские чиновники, которые первоначально были недовольны их появлением в бункере, теперь стали относиться к ним чрезвычайно уважительно. Причиной тому стала возможность получения от штабных офицеров хоть какой-нибудь достоверной информации.

Большинству обитателей бункера на самом деле там было просто нечего делать. Они либо пьянствовали, либо бесцельно шатались по коридорам. Нередко они обсуждали следующий вопрос: какой способ самоубийства предпочтительней с помощью яда или выстрела из пистолета? Казалось, все пришли к общему заключению - нельзя покидать бункер живыми. Несмотря на то что в подземных помещениях оказалось довольно холодно и сыро, условия пребывания в них были все-таки намного лучше, чем в подвалах и бомбоубежищах в остальной части города. В бункере имелись вода и электрическое освещение от генератора, а также в больших количествах запасы еды и алкоголя. Кухни рейхсканцелярии еще работали, и в меню постоянно входило жареное или тушеное мясо.

Берлинцы называли теперь свой город не иначе, как "погребальный костер рейха". Потери мирных граждан от огня артиллерии и развернувшихся боевых действий на улицах города постоянно возрастали. Капитан из 2-й гвардейской танковой армии Ратенко, уроженец Тулы, постучал в дверь подвала, находившегося под домом в северо-западной части Берлина. Поскольку никто не ответил, он вошел в помещение и сразу же был убит очередью из автомата. Его боевые товарищи немедленно открыли ответный огонь. Они убили самого стрелка, очевидно, немецкого офицера, переодевшегося в гражданскую одежду, а также женщину и ребенка. В докладе говорилось, что затем советские солдаты окружили весь дом и подожгли его.