Сочинения. Том 3 - Евгений Тарле

И нужно еще сказать, что положение Марселя среди других портовых городов было исключительное. Марсель, как было уже сказано в другом месте, при Империи мог назваться уже не только торговым (как в XVIII в.), а торгово-промышленным городом, но все же наибольшая часть его рабочего населения кормилась не промышленностью, а портом, судостроением, грузовым делом, кормилась, словом, при морской торговле, и положение этих людей было еще безнадежнее, чем положение мануфактурных рабочих. Война с Англией начисто лишала их куска хлеба[8]. Это обстоятельство, впрочем, власти хорошо сознавали. Еще до поспешного собирания точных статистических справок о числе безработных помощник мэра, только что получивший запрос (в декабре 1812 г.), еще сам почти ничего ясно себе не представляющий (он думал, например[9], что в Марселе со всеми тремя округами департамента всего 1970 рабочих), тем не менее наперед предупреждает, что наибольшая часть рабочего населения Марселя не принадлежит к фабрикам и мануфактурам, а кормится около торговли и порта[10].

Что касается г. Марселя, то для него была составлена особая сводка, давшая такие результаты: на 231 промышленное заведение приходится «в обыкновенное время» 5001 рабочий, но в зиму 1812/1813 г. было занято из них на самом деле 1699 человек, а безработных предвиделось 3302 человека. Эти цифры так и размещены в особые три рубрики[11]. И здесь точно так же подавляющая масса заведений дает работу 2–3–4–5–6 рабочим, гораздо реже 8–10. Но есть и исключения: шерстовязальная мануфактура братьев Венсан дает работу 1200 рабочим, такое же заведение Ростана и Видаля дает («обыкновенно») работу также 1200 рабочим, такое же заведение Режиса — 350 рабочим, Мюсса — 230 рабочим, бумагопрядильня Мейрена — 200 рабочим, шерствовязальная мануфактура Бонифуа — 150 рабочим, esparterie (изделия из гальфы) Рейно — 100 рабочим. Больше нет ни одного заведения, где бы было более 100 человек, или 100 рабочих. Если сложить эти цифры, то окажется что в названных семи заведениях работает 3430 человек, а на все остальные 224 заведения приходится 1571 человек. Далее, в шляпной мастерской Вио де Мурш работает 90 человек, в коралловой мастерской Межи — 61 человек, в другой шляпной мастерской Вио де Мурш — 50 человек, в шерстяной мануфактуре Мателя — 60 человек, в бумажной мануфактуре Барбо — 65 человек, в заведении, вырабатывающем соду, Видаля — 63 человека и в таком же заведении Готье — 55 человек. Итого в этих семи заведениях второго порядка обыкновенно работает 444 человека, следовательно, если исключить и эти семь предприятий (из цифры 224 заведений), окажется, что на прочие 217 предприятий приходится 1127 человек. Чтобы получить еще более наглядную картину, исключим из 217 третью группу заведений, где работает от 20 до 50 человек; таких заведений — 14[12], и работает на них 368 человек. Получится вывод, что на 203 прочих предприятия приходилось 759 человек. Но даже мануфактуры, имевшие от 10 до 20 человек, были исключением: их всего 10, и работает на них в общей сложности 124 человека[13]. Следовательно, на 193 заведения, где было меньше 10 рабочих, приходится 635 человек в общей сложности. Этот факт, что из 231 промышленного заведения на 193 работало меньше 10 человек (в громадном большинстве случаев 2–3–4 человека), показывает ясно, что Марсель и к концу царствования Наполеона оставался городом очень мелкой, раздробленной промышленности. Факт этот тем более знаменателен, что, как сказано выше, при Наполеоне, вообще говоря, Марсель уже смело может считаться не торговым, а именно торгово-промышленным городом: в этом отношении его место в экономической жизни Франции было не то, какое было при революции и до революции, когда он являлся почти исключительно торговым центром.

Другим портом, где существовала и промышленная деятельность, был Дьепп. Часть (и значительная) рабочего населения Дьеппа с давних пор занималась выделкой вещей из дорогого экзотического дерева и слоновой кости; эта отрасль предметов роскоши имела большой сбыт во второй половине XVIII столетия во Франции и за ее пределами. Война с Англией и гибель колониальной торговли убили это производство[14].

Конечно, положение портов, где, кроме торговли, иной экономической деятельности не существовало, было еще хуже.

Город Нант «никогда не был и не мог быть по существу мануфактурным городом», так как портовые заработки и вообще дела, связанные с морской торговлей, «давали многочисленному населению достаточно занятий»[15]. Когда в 1811 г. собирались материалы для общеимперском промышленной статистики, то Нантская торговая палата даже пришла в недоумение и нашла, что это «непреодолимый» труд. Индустрия оказалась разбросанной в «тысячах рук» без общего центра и больше всего служащей удовлетворению только местного потребления. А так как континентальная блокада и война с Англией вконец разорили Нантский порт, то этим самым была разорена и промышленность города и всего департамента Нижней Луары.

Порты вроде Сеты в департаменте Hérault, существовавшие исключительно морской торговлей, дошли до полнейшего, безнадежного обнищания[16].

Бордо дошел тоже до полного упадка в царствование Наполеона. Вся торговля г. Бордо жесточайшим образом пострадала еще от войны 1806 г., от разорения и упадка торговой деятельности прямых его контрагентов — городов Любека, Штеттина, Магдебурга, Бремена, Гамбурга, Данцига и Кенигсберга. Именно сюда, в северную Германию, в ганзейские порты направлялся громадный сбыт бордоских вин. Северонемецкие купцы, пишут бордосцы, известны своей честностью, но они теперь поставлены в такое положение, что не могут платить, а должны они бордоским купцам «миллионы» — des millions. Между тем, жалуются бордоские негоцианты, после потери колоний единственным рынком сбыта для всего департамента служил только этот приморский германский север[17].

От подозрительного отношения к нейтральным судам страдала тяжко вся торговля винами и спиртными напитками, шедшая через Бордо, и министерство внутренних дел почтительнейше докладывало об этом Наполеону, ибо падение бордоского сбыта на севере грозило разорением юго-запада Франции, особенно департамента Шаранты; а речь шла именно об эмбарго, наложенном на суда, пришедшие из Гамбурга, из Ростока и закупавшие вина и водки для северных стран[18].

В декабре 1811 г. сам Наполеон убедился, что Бордо находится в таком положении, что требует особых мер помощи, и император указал, что там необходимо «учредить мастерские»[19]

Погибал и Гавр. В ноябре и декабре 1806 г. гаврской торговле был нанесен тяжкий удар: англичане забрали в плен много купеческих судов[20]. Эта потеря не была возмещена в Гавре до конца Империи: судостроение почти вовсе прекратилось. Местоположение Гавра прямо лицом к лицу с могущественным морским неприятелем было самое тревожное, самое тяжелое.

Весной 1808 г. Наполеон, желая: 1) «содействовать торговле морских портов с французскими и испанскими колониями», 2) добывать нужные Франции колониальные продукты и 3) сбыть в колонии французское вино и хлеб, вознамерился было образовать в Бордо, Байонне и других портах акционерные компании, субсидируемые правительством (которое взяло бы ⅓ акций и снабдило суда экипажем), для постройки торгового флота и морских экспедиций в колонии[21]. Но план этот не привел ни к каким осязательным результатам. В июле 1808 г., правда, образовалось общество с капиталом в 3 миллиона франков, которое строило в Нанте, Ла-Рошели, Бордо суда для торговых сношений с колониями: эта торговля, несмотря на страшный риск, все-таки манила возможностью колоссальных выгод от каждого счастливого рейса[22] (этого рода судостроение в официальных бумагах называлось: les armements en aventuriers). До какой степени риск был велик, явствует из того, что страховые общества брали в 1808 г. в виде премии за один рейс из Франции в известное место 50% стоимости судна, а страховать возвращение во Францию не брались ни за какие деньги[23]. Никаких следов деятельности этой акционерной кампании в рассмотренных мной документах не оказалось.

Правительство могло предаваться мечтам об образовании больших акционерных кампаний, снабженных капиталами, скупающих продукты французской промышленности и экспортирующих их за границу, в Европу, где «сжигаются английские товары»[24], но ни капиталов, ни уверенности в целесообразности подобного их помещения не являлось.

Правительство шло на всякие жертвы, чтобы оживить совсем замершее судостроение, особенно же чтобы поощрить сбыт товаров в колонии и привоз продуктов из колоний на французских судах, и однако потребности военного судостроения в связи с недостатком нужных рабочих рук заставляли его иногда прибегать к реквизициям рабочей силы, причем в приморских городах эта реквизиция, конечно, останавливала все частное судостроение и разоряла тех, кто уже начал строить[25].