Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Черт подери грамотея Уго за его науку!

Застыв посреди комнаты, Мариус пустился в рассуждения. Знание адреса не предполагает его использования. Никто не заставит человека со свободной волей идти в Смелию к герцогу Бони. Но… Конечно, Крон прав: от судьбы не уйдешь. Это — краеугольный камень Чистой Веры, на которой воспитаны все рены. И если Смелия — имя судьбы, то название этого города будет манить, даже если окажешься в противоположном участке Континента. Что из этого следует? Святая простота: ни в какую Смелию никто не пойдет. Злорадно ухмыльнувшись, Мариус победоносно посмотрел на белое колечко. Снимем-ка его, и будь что будет, вдруг кольнула из подсознания юркая идейка. Мариус снял кольцо, осторожно положил его на стол. Захотел сделать шаг к выходу, но вдруг, вопреки воле, задумался. Мысли были неповоротливыми, как бегемоты, и бессвязными, как лепет придурка. Мариус встряхнул головой и с трудом сделал несколько шагов в сторону выхода. Остановился и вновь задумался. Наконец, принял решение, вернулся к столу, надел кольцо на безымянный палец левой руки (по мнению ренов, самый бесполезный). Унизив таким образом Крона, гномов и вообще всю вражескую компанию, Мариус толкнул черную матовую дверь, которая вела в шахту. Дверь без проблем распахнулась.

И еще один взгляд назад. Разорванная записка непостижимым образом срослась. Зачем-то Мариус вернулся, поднял бумажку и прочел: "Дополнительная информация: освобожденная энергия трех талисманов может восстановить любую погибшую личность в ее оригинальной телесной оболочке ".

Аккуратно сложив записку, Мариус сунул ее за пазуху и шагнул в ствол.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Вот как излагает историю с привидением Филин-младший — источник, которому я доверяю.

Жила в Брюскеле семья Гвидо Булька, торговца тканями. Дело свое он унаследовал от купца Грубера, у которого был в услужении и который выдал за него свою дочь. Вскоре после свадьбы Грубер отдал Богу душу, что вызвало всеобщее удивление, поскольку здоровьем купец обладал крепчайшим.

Гвидо Бульк обосновался в просторном доме бывшего хозяина. Не прошло, однако, и года, как сей ловкач со своим семейством навсегда покинул Брюскель. С тех пор в доме переменилось пять или шесть владельцев, каждый из которых задерживался нем лишь на несколько месяцев. Наконец, выяснилась и причина. Здесь я окончательно уступаю слово Филину-младшему: "В ночной тиши раздавался звук железа, а если прислушаться внимательнее, то звон оков слышался сначала издали, а затем совсем близко. Появлялся призрак — старик, худой, изможденный, с отпущенной бородой, с волосами дыбом, на ногах у него были колодки, на руках цепи, которыми он потрясал. Жильцы проводили в страхе, без сна, мрачные и ужасные ночи: бессонница влекла за собой болезнь, страх рос, и приходила смерть., так как днем, хотя призрак и не появлялся, память о нем не покидала воображения, и ужас длился, хотя причина его исчезала. Дом поэтому был покинут, осужден на безлюдье и всецело предоставлен этому чудовищу.

Тогда-то и прибывает в Брюскель Пророк Мартин. Узнав от людей об ужасной истории дома Грубера, он вызывается доискаться секрета его привидения и отправляется туда.

Когда начало смеркаться, он приказывает постелить себе в передней части дома, требует пергамент, перо, светильник, а своих учеников, бывших с ним, отсылает во внутренние покои, сам же пишет, всем существом сосредоточившись на писании, чтобы праздный ум не создавал себе призраков и пустых страхов. Сначала, как это везде бывает, стоит ночная тишина, затем слышно, как сотрясается железо и двигаются оковы. Он не поднимает глаз, не выпускает пера, но укрепляется духом, закрывая тем свой слух. Шум чаще, ближе, слышен будто уже на пороге, уже в помещении. Мартин оглядывается, видит и узнает образ, о котором ему рассказывали. Привидение стояло и делало знак пальцем, как человек, который кого-то зовет. Мариус махнул ему рукой, чтобы оно немного подождало, и вновь взялся за перо. А привидение звенело цепями над головой пишущего. Мартин вновь оглядывается на подающего те же знаки, что и раньше, не медля больше, поднимает светильник и следует за привидением. Оно шло медленной поступью, словно отягченное оковами. Свернув во двор дома, оно внезапно исчезло, оставив своего спутника одного. Оставшись один, Мартин кладет на этом месте в качестве знака сорванные травы и листья, а на следующий день обращается к властям Брюскеля и уговаривает их распорядиться разрыть это место. Находят кости, крепко обвитые цепями; их собрали и публично предали погребению. После этих совершенных как подобает похорон дом освободился от призрака".

Так излагает Филин-младший. Были ли найденные кости останками несчастного Грубера, погибшего от подлой руки зятя, и зачем при этом понадобилось употреблять оковы, мы вряд ли узнаем. Важно в этой истории другое. Блаженный Мартин, единственный из людей, смог одолеть призрак и сам описал ученикам, как у него это вышло. Вот его слова: "При виде духа обратился я мыслью к Богу, и тот встал предо мною, и следовал я за ним, а не за духом, и охранял он меня". Пророк, как свидетельствовали его приближенные, в любое время суток умел обратиться прямо к высшей силе, и получал ее поддержку, и это позволяло ему свершить то, что никому не дано…"

В густой тени водяницы Мариус боролся с мучительной дилеммой — идти или не идти в Смелию.

Что-то мешало ему принять совет Крона. Прежде всего, Мариус опасался последствий. Он уже понял безжалостный стиль работы Крона и его компании. Смерть Расмуса — тому верное свидетельство. Эти повелители гномов бросают людей, как щепки, в мутный водоворот событий и с интересом наблюдают, кто выплывет, а кого засосет опасная трясина. Мариус чувствовал, что, подчиняясь злой воле Крона, обрекает себя на более или менее позднюю погибель. Значит, надо действовать так, как всегда действовал Расмус, который внимательно выслушивал все советы и поступал наоборот. Применим же метод Расмуса. Нам советуют идти в Смелию — мы же направимся в противоположную сторону…

А Вильфред все-таки не выжил. До оазиса его удалось довезти. Однако скачка по пустыне доконала его организм, обессиленный ранами. С каждой стоянкой парень чувствовал себя все хуже. Но, кажется, поставил себе задачу: дотерпеть до оазиса. Когда его, наконец, положили в тени водяницы, он перестал бредить, посмотрел на мир неожиданно ясными глазами, что-то прохрипел и испустил дух.

Над могилой Вильфреда Мариус стоял долго. В конце концов, к нему подошел Барбадильо, обнял за плечи младшего товарища и сказал мягко:

— Он — мердан. Для мердана жизнь и смерть — одно целое. Мне кажется, это мудро. Во всяком случае, очень удобно.

И после паузы добавил, цитируя великого Уго Витса:

— Правда, непонятно, почему так больно, когда умирают те, за жизнь кого ты в ответе…

Мариус скрыл от Барбадильо добрых две трети из того, что случилось в подземельях Крона. Версия, которой пришлось довольствоваться бывшему шуту, приблизительно звучала так: Мариус попал в гнездовье гномов, которые расспросили его о житье-бытье и отпустили с миром, подарив на память дешевенькое кольцо. Выслушав эту интересную историю, Барбадильо неопределенно усмехнулся и сделал вид, что с удовольствием ее скушал.

Мариус темнил не безотчетно. Он не доверял Барбадильо. Точкой отсчета в этой подозрительности, как ни удивительно, стала ночь накануне смерти достопочтенного Губерта. Барбадильо тогда раскрыл карты, признался, что является Светлым Пророком. И предложил:

— Откровенность за откровенность. Раскрой и ты мне свой секрет — зачем пришел в Пустыню. Только не повторяй сказочку о Великом Кладе. Еще на постоялом дворе в Даре я понял, что у вас здесь — совсем иная задача. Самое время признаться.

Тогда Мариус не ждал от жизни ничего хорошего. Наутро ему предстоял финальный акт идиотского испытания, в котором он, обессиленный тепловым ударом, не имел никаких шансов. Имея перспективой верную смерть, он уже совсем было решился выложить все, но внезапно ощутил какой-то внутренний толчок и вдруг увидел Барбадильо без грима и макияжа. "Откровенность почти всегда используют против того, кто решает высказаться начистоту", — вдруг четко отпечаталось в мозгу Мариуса. И далее: Барбадильо — явно из тех, кто никогда просто так не откровенничает. Если он выдает секрет, то будьте уверены: это — секрет, известный всем. Такие люди используют откровенность наивных дураков с особым искусством.

Мариус понял это, как откровение. Он услышал Голос, от которого успел отвыкнуть, и Голос тихо вразумил: "Половины правды будет достаточно". А что такое полуправда? Сказать: "Я иду к Трем Горам, там у меня важная встреча". "С кем?" — интересуется Барбадильо. "Пока не знаю", — отвечает Мариус. И не кривит душой, поскольку еще действительно не знает. "Зачем?" — продолжает любопытствовать Барбадильо. В тайну шпоры он уже начал проникать — эту золотую штуку нашли на бесчувственном теле Мариуса. Но природа и функции шпоры ему неясны. И Мариус говорит: "Я должен передать шпору. Кому — не знаю". Это — тоже не ложь. Мариус до самого последнего момента не понимал, кто фигурирует под кодовым обозначением "хозяин золота". Истина и ложь порой настолько похожи, что невозможно сказать правду, не покривив душой. Выбравшись из шахты, Мариус поделился еще одной крупицей секрета. Теперь можно было смело рассказывать об убийстве гвардейца в Черных Холмах. Дело это власти Северных провинций уже сдали в архив. Подозрение с Мариуса снято. Барбадильо выслушал загадочный детектив с величайшим вниманием. Пожал плечами и сказал: