Инженю - Александр Дюма

«Она на это способна», — подумал он.

— Значит, вы мне угрожаете убить или заказать убийство господина Кристиана?

— Он ваш любовник, так ведь?

— Не ваше дело… Вы угрожали, да или нет? Будьте мужественным хоть раз в жизни!

— Я не угрожаю — я прошу пощады!

— Встаньте; вы не стоите даже того, чтобы я на вас сердилась.

— Что я буду здесь делать?

— Все, что захотите.

— Где питаться?

— Будете столоваться вместе с нами.

— Где жить?

— Наверху, в мансардах прислуги, есть свободная комната; ее и займете.

— Но это невозможно!

— Если она вам не подходит, отправляйтесь в другое место.

— Я останусь здесь, у вас, ибо это мое право!

— Попробуйте! Я постучу в стену и позову отца. Оже заскрежетал зубами. Но Инженю, совершенно невозмутимая, продолжала:

— Вы расстались со мной навсегда. Не пытайтесь застать меня врасплох, чем-то опоить, не пытайтесь прибегнуть к какому-либо из ваших гнусных средств, ведь после любого сна бывает пробуждение, и я, очнувшись, прикончу вас как собаку.

— Как вы простодушны! — заметил Оже, злобно ухмыляясь.

— Не правда ли? Да, я простодушна и правдива, и вы сами в этом убедитесь.

— Значит, вы меня выгоняете?

— Вовсе нет; по закону на вашей стороне все права; жить здесь, под моей крышей, тоже ваше право.

— Я не согласен.

— Как вам угодно.

— Позднее я подумаю.

— Я тоже, но решения своего не изменю.

— Прощайте, сударыня.

— Прощайте, сударь.

Вот почему Оже вышел из дома, когда Кристиан увидел его из угла, где прятался; вот как обстояли дела, когда Кристиан отправился в Королевский сад, где Инженю назначила ему свидание.

LI. КОРОЛЕВСКИЙ САД

Королевский сад, переименованный в эпоху Революции в Ботанический, люди тогда посещали гораздо реже, чем теперь.

Ведь Париж тогда насчитывал на треть меньше жителей, и по одной этой причине в сад приходило на треть меньше гуляющих.

И животных в нем было не слишком много, а следовательно, они не привлекали такого внимания, какое вызывают в наши дни.

Наверное, там, как и сегодня, пребывал медведь по кличке Мартен, который забирался на дерево, пожирал пирожные и все, что ему давали; испокон веков медведей зовут Мартенами.

Но там не было богатой коллекции гиен и шакалов, которая обязана своим появлением в Париже покоренной нами Африке и которая угрожает заменить этими интересными животными не только все прочие породы, но и вообще все виды живых существ.

Там отсутствовал также поэтичный, томный и грустный жираф, чья смерть, хотя и случившаяся несколько лет назад, даже в наши дни воспринимается завсегдатаями Королевского сада как недавняя горестная утрата. Мало того, что жирафа не было в те времена в саду: ученые, эти великие ниспровергатели всего и вся, дошедшие даже до отрицания Бога, не признавали жирафа и относили камелеопарда к числу упомянутых у Геродота и Плиния сказочных животных, вроде грифона, единорога и василиска!

Итак, в ту далекую эпоху в Королевском саду было меньше посетителей и гуляющих, чем их приходит в Ботанический сад в наши дни.

Утром того блаженного дня, что должен был соединить влюбленных, начал накрапывать чудесный, мягкий и редкий дождик: он способен помешать праздношатающимся заполнять аллеи общественных садов, но, к счастью, не может помешать влюбленным беседовать, охотникам — бродить по лесам, а рыболовам — забрасывать удочки.

Весной, во время пробуждения природы, эта погода прелестна тем, что опьяняет все наши чувства запахами и навевает воспоминания; эта погода возвращает аромат листве и расстилает под легкими стопами прохожих зеленую траву. Осенью эта погода печальна и неприветлива, ибо ничем не напоминает о золотоволосой богине урожая и знойном июльском солнце, а наоборот, предвещает уныние будущей зимы; она печальна и неприветлива, ибо с ветвей облетают последние желтые листья и размокает земля, на которой шаги прохожих оставляют глубокие и грязные следы.

Инженю вышла в указанное время и в указанное время наняла фиакр; но сколь бы пунктуальна она ни была, все-таки пунктуальнее оказался Кристиан, ко времени ее приезда ждавший уже два часа.

Из дома он ушел в одиннадцать часов, не в силах выносить ожидание в четырех стенах до тех пор, пока стенные часы услужливо укажут ему час, когда следует отправляться на свидание; и, несмотря на то что его фиакру, по обыкновению этих почтенных средств передвижения, пришлось потратить более часа, чтобы добраться из предместья Сент-Антуан до Королевского сада, Кристиан, тем не менее, приехал на место в двенадцать минут первого, и до появления Инженю ему оставалось ждать один час сорок восемь минут.

Но это, если считать, что Инженю приедет ровно в два — предположение почти невозможное, так как она должна была выйти из дома г-на Ревельона только в два часа.

Добравшись до цели своей поездки и убедившись, что ему предстоит два часа ожидания, Кристиан укрылся в уединенной рощице деревьев, сквозь кроны которых не мог пробиться мелкий, почти невесомый дождь; дождик стучал по листве, что была гуще на каштанах, нежели на остальных деревьях, ибо каштаны, тесно прижавшиеся один к другому, служили как бы опорой друг другу и сдерживали весь свой аромат у самой земли, не позволяя проникнуть вниз ни капельке влаги.

Самое большее, если капелька дождя, слившаяся со множеством других, становилась достаточно тяжелой и соскальзывала с непроницаемого свода листвы и падала на песок, где оставляла ямку — образ времени, что точит камень.

Кристиан издали, сквозь решетчатую ограду, наблюдал за каждым фиакром, останавливающимся перед продавцами сладостей, фруктов и лимонадов: они расплодились здесь с тех пор, как им удалось приобрести разрешение на торговлю у привратника его королевского величества — тот имел исключительное право торговать прохладительными напитками в Королевском саду.

Наконец показался желанный фиакр; он был зеленый, словно нормандское яблоко, такого пронзительно-зеленого цвета, который поверг бы в дрожь любого колориста; этот зеленый цвет можно видеть за целое льё среди июньских деревьев, хотя они и притязают на то, чтобы быть и считаться зелеными.

Из фиакра вышла Инженю, подобная богине роз, открывающей врата Востока; она надела новое платье, впервые извлеченное из ее приданого. Платье было из черной тафты с шелковыми рюшами и оборками; на девушке была серо-жемчужная шляпка с черными и золотисто-розовыми лентами и туфли на высоких каблуках; благодаря этому наряду ее внешность привлекала взгляды молодых людей, надеющихся обратить на себя внимание, и стариков, предающихся воспоминаниям.