Александр II - А. Сахаров (редактор)

На другое утро она бежала, гонимая какою-то странной силой, к Перовской, чтобы сказать ей, что пятого февраля ожидается приезд ко двору принца Александра Гессенского и что в этот день в 6.30 вечера в большой столовой Зимнего дворца в высочайшем присутствии состоится парадный обед.

– Вот и спасибо, Верочка, – сказала Перовская, – очень меня ты этим утешила.

Она сейчас же простилась с Верой и сказала, что ей очень нужно спешить по делу.

Пятого февраля Желябов со стороны Александровского сада и Перовская от арки Главного штаба с 6 часов вечера наблюдали за Зимним дворцом.

XIII

Императрица Мария Александровна давно хворала и не выходила из своих покоев. Зимою 1880 года болезнь усилилась, и врачи стали опасаться за её жизнь. Принц Александр Гессенский приехал из Дармштадта навестить императрицу, и на 5 февраля был назначен для него парадный обед. Ввиду тяжёлого состояния здоровья императрицы на обеде должны были быть только самые близкие родственники государя, военный министр Милютин, министр внутренних дел, генерал Лорис-Меликов, и друг императора Александра II прусский генерал-адъютант фон Швейдниц. Зная симпатии старого генерала Разгильдяева к немцам, государь назначил Афиногена Ильича в этот день на дежурство.

В 12 часов дня в присутствии Афиногена Ильича произошла смена дворцовых караулов. Был сильный мороз – 20 градусов – музыка не играла, и рота наружного караула вступила на гауптвахтную площадку с барабанным боем.

Наружный караул заняла седьмая рота лейб-гвардии Финляндского полка, во внутреннем карауле стал взвод от пятой роты того же полка.

Афиноген Ильич подтвердил дежурному по караулам, чтобы часовых сменяли каждый час, посмотрел смену часовых у дворцовых ворот и вернулся во дворец на дежурство. Государь не выходил из внутренних покоев и отменил свою обычную прогулку по Летнему саду.

Через замороженные окна дворца была видна Нева, робкое блистание снега под низким, красным, точно холодным солнцем, бег саней по переездам. К пяти часам стало смеркаться. В залах спустили холщовые шторы, в Малом зале задёрнули портьеры и зажгли газовую люстру в хрустальных подвесках.

Приглашённые к высочайшему столу собирались в Малом зале подле столовой. В открытые двери были видны большой стол, хрусталь, золотая посуда и лакеи в расшитых позументами, с чёрными государственными гербами, старинных кафтанах алого сукна, в белых панталонах и штиблетах.

Государь наследник Александр Александрович с красавицей супругой Марией Фёдоровной, великий князь Михаил Николаевич, брат государя, лица свиты и дежурство ожидали государя и принца Гессенского. По этикету, принц Гессенский должен был прибыть раньше государя, но было уже без трёх минут половина седьмого, а принца всё не было.

Ровно в половине седьмого – ещё не замолк одиночный мелодичный удар бронзовых часов на камине – двери распахнулись, и быстрыми шагами в зал вошёл государь. Он был в свитском мундире с вензелями своего отца Николая I и в длинных краповых чакчирах. Быстрым взглядом государь окинул всех собравшихся в зале и своим невнятным картавым голосом сказал:

– А его высочество, пг'инц Александр?

Афиноген Ильич почтительно доложил:

– Ваше императорское величество, его высочество принц Гессенский ещё не прибыл.

– А… Что ж, подождём… Un quart d'heure de grace[214], – нахмуривая брови, сказал государь.

Сам никогда не опаздывавший, государь не любил, чтобы другие опаздывали и заставляли его ждать.

– Какой мог'оз! У меня в кабинете, у камина ноги стыли… Разгильдяев, кому это час назад звонили на гауптвахте?

– Ваше императорское величество, это командир полка, полковник Теннер, приезжал проверять караул. Вызвали караульного унтер-офицера.

– В такой мог'оз! Что ему проверять? Когда стоят финляндцы, можно быть спокойным. Отличнейший полк. Ты говог'ил, чтобы сменяли часовых ежечасно?

– Так точно, ваше императорское величество.

– Если нужно – то и через полчаса… Ведь это совсем как на Шипке. И ветег' с Невы.

Часовая стрелка подходила к тридцати пяти минутам. Прошло целых пять минут, но казалось, что прошло очень много времени. Целая вечность. Наконец появился и принц.

– Простите, ваше величество, – по-немецки начал он, – мои часы…

– Полно, милый, – государь взял принца под руку и вопросительно взглянул на стоявшего в дверях толстого метрдотеля. Тот понял взгляд и торжественно провозгласил:

– Ваше императорское величество, обеденное кушанье подано…

Государь пошёл к дверям столовой…

Государю показалось, что ему делается дурно, и он схватился рукою за сердце. На его глазах громадная стена, отделявшая зал от столовой с зеркалами и картинами, вдруг пошатнулась и стала валиться. Из окон со звоном посыпались на пол стёкла, люстра мгновенно потухла, и в тот же миг страшный гул взрыва оглушил государя. Перед ним из столовой метнулось яркое ослепительное пламя, столовая исчезла, послышался звук падающих камней, балок, лязг железа, звон стекла, крики и стоны, потом на мгновение всё смолкло, и снизу из образовавшейся перед самим государем бездны, уходившей в хаос наваленных деревянных балок и камней, стали снова слышны крики и стоны, и чётко внизу, откуда клубами выходил в зал морозный пар, раздалось два удара колокола и кто-то, очевидно «часовой у фронта», громко и решительно крикнул:

– Караул вон!

Государь стоял перед бездной. Презрительная улыбка была на его прекрасном лице.

– Куда забг'ались… – сказал государь. – А?! Разгильдяев, поди узнай, что в каг'ауле. Там что-то ужасное.

– Ваше величество, пожалуйте сюда. Пол может обвалиться. Вы простудитесь.

Государь стоял в морозных парах. Он повернулся и сказал Разгильдяеву:

– Поди узнай, что у моих финляндцев?

На платформе главной гауптвахты Разгильдяев нашёл построенный караул. Раненые финляндцы выходили и выползали из разрушенного помещения и становились на свои места.

– Что государь? – спросил караульный начальник штабс-капитан Иелита фон Вольский.

– Господь хранит царскую семью. Никто не пострадал. Войди он в столовую минутой раньше – никого не осталось бы в живых. Государь приказал узнать, что у вас?

– Сейчас окончили проверку. Убито одиннадцать, ранено пятьдесят три. Как видите, больше половины караула нет. Караульный унтер-офицер, фельдфебель Дмитриев, так растерзан взрывом, что мы узнали его только по фельдфебельским нашивкам. Знамёнщик тяжело ранен.

В ворота, в сумрак слабо освещённого дворцового двора входила рота лейб-гвардии Преображенского полка, вызванная по тревоге на смену финляндцам.

Морозный пар стоял от дыхания над прибывшей ротой. Караулы сменились. Надо было менять часовых.

К Иелита фон Вольскому подошёл начальник Преображенского караула.

– Как нам быть, капитан? Ваши не сдают постов. Говорят – без разводящего или караульного унтер-офицера сдать не можем.

– Они совершенно правы… Оба разводящих убиты. Караульный унтер-офицер тоже убит… Остаётся мне идти самому сменять посты.

Штабс-капитан Иелита фон Вольский вынул саблю из ножен, стал рядом с ефрейтором Преображенского полка, разводящим нового караула, сменять посты вокруг дворца. Закоченевшие часовые, увидев, что всё исполняется согласно с уставом, сдавали посты. Когда возвращались на двор – там уже были лазаретные линейки и пожарные дроги, раненых и убитых сносили к ним. Часовой у знамени, рядовой Абакумов, не сдал своего поста Преображенскому часовому, а знамёнщик, старший унтер-офицер Теличкин, весь в крови, тяжело раненный, держал знамя и отказался передать его преображенскому унтер-офицеру.

Пришёл дежурный по караулам полковник Строев.

– Почему не сдаёшь знамени? Тебе же трудно… Он донесёт знамя до дворца августейшего шефа, великого князя Константина Николаевича, – сказал он.

– Ваше высокоблагородие, – отвечал Теличкин, – негоже, чтобы знамя наше нёс знамёнщик чужого полка.

Строев посмотрел на знамёнщика. Слёзы показались на его глазах. Лицо знамёнщика было смертельно бледно, покрыто синяками и кровоподтёками. Он едва держался на ногах.

– Да ты сам-то донесёшь ли? – спросил Строев.

– Должон донести, – твёрдо ответил Теличкин, – и донесу.

Когда, ослабевая, теряя сознание, Теличкин ставил знамя во дворце на место, к нему вошёл великий князь Константин Николаевич. Он долго смотрел на знамёнщика и наконец сказал, умиляясь:

– Неимоверные молодцы!

XIV

На другой день, 6 февраля, в Зимнем дворце в дворцовой церкви отслужили благодарственный молебен и после был высочайший выход.

В Георгиевском зале, группами по полкам, стояли офицеры гвардии и Петербургского гарнизона. Тихий, взволнованный говор шёл среди них. Все были потрясены случившимся, казалось невероятным, что крамола пробралась в самый дворец.