Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

Дело в том, что число рассмотренных в Политбюро кандидатур по всем разделам литературы и искусства было настолько велико, что рассчитывать на сколько-нибудь подробное обсуждение каждой из них было бы по меньшей мере наивно. Круг сталинских предпочтений был определен заранее, поэтому собрания с участием экспертов в начале 1950‐х годов были скорее данью традиции и способом сохранения мнимой объективности, чем адекватной формой организации премиального процесса.

За несколько дней до итогового заседания Политбюро, 21 февраля 1951 года, М. Бубеннов и Е. Мальцев дуэтом выступили на «арене» литературной борьбы с обращением к Сталину, в котором подчеркнули некомпетентность Комитета, руководствующегося в принятии решений субъективными вкусовыми предпочтениями:

Нам известно, что Комитет по Сталинским премия в области литературы и искусства не представил правительству на соискание Сталинской премии работы двух советских писателей — Н. Бирюкова и С. Смирнова. Мы считаем это ошибкой комитета.

Н. Бирюков — это второй Николай Островский. Несмотря на то, что он разбит паралич[о]м и 15 лет прикован к постели, он создал широко известное в народе произведение — «Чайка» — роман о герое Советского Союза партизанке Лизе Чайкиной. Больной, в коляске, он совершил поездку в Среднюю Азию на строительство канала и написал хороший роман об этом строительстве — «Воды Нарына».

Считаем, что эти его произведения достойны Сталинской премии.

Сергей Смирнов — один из лучших современных советских поэтов. Его последняя книга стихов «О самом сокровенном» — серьезный вклад в нашу поэзию. Стихи его насыщены большим патриотическим чувством и отличаются незаурядным мастерством.

Считаем, что новая книга Смирнова также достойна Сталинской премии[1713].

Ил. 36. [Записка М. С. Бубеннова и Е. Ю. Мальцева И. В. Сталину], 21 февраля 1951 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 24. Л. 86.

Вполне очевидно, что целью этой записки было отнюдь не указание на достойные, но по какой-то причине проигнорированные кандидатуры, но сама фиксация факта невнимания экспертов к «новейшим тенденциям» в советской литературе. (Пожелания Бубеннова и Мальцева будут учтены лишь частично — в лауреатском списке окажется только Бирюков.) Эта критика во многом продолжала линию дискредитации работы Комитета, полноценно оформившуюся в рассмотренном выше обращении Фадеева от 14 марта 1949 года. В дальнейшем радикализм подобных выступлений будет только усиливаться, что приведет к институциональному кризису и фактической самоликвидации этой административной структуры.

14 марта 1951 года Совет Министров СССР принял постановление № 981 «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области науки, изобретательства, литературы и искусства за 1950 год»[1714], которое оказалось самым объемным за всю предшествовавшую историю существования института премии. Общее количество премированных прозаиков, поэтов, драматургов и критиков достигло 34 (!).

По разделу художественной прозы было премировано 24 (25, если учитывать соавторство Кассиля и Поляновского) писателя. Примечательно, что при таком большом количестве лауреатов первые премии присудили всего лишь двум авторам — Ф. Гладкову (за повесть «Вольница») и Г. Николаевой (за роман «Жатва»). Обладателями премий второй степени стали 9 прозаиков, среди которых — С. Бабаевский (за вторую книгу романа «Свет над землей»), Г. Баширов (за роман «Честь»), М. Ибрагимов (за роман «Наступит день»), А. Кожевников (за роман «Живая вода»), Н. Никитин (за роман «Северная Аврора»), К. Наджми (за роман «Весенние ветры»), А. Рыбаков (за роман «Водители»), М. Соколов (за роман «Искры») и А. Чейшвили (за роман «Лело»). Число присужденных третьих премий достигло 13: С. Антонову (за книгу рассказов «По дорогам идут машины»), Н. Бирюкову (за роман «Чайка»), А. Гудайтис-Гузявичюсу (за роман «Правда кузнеца Игнотаса»), В. Закруткину (за роман «Пловучая станица»), А. А. Караваевой (за романы «Огни», «Разбег», «Родной дом»), Л. Кассилю и М. Поляновскому (за повесть «Улица младшего сына»), Б. Кербабаеву (за повесть «Айсолтан из страны белого золота»), В. Собко (за роман «Залог мира»), М. Стельмаху (за роман «Большая родня»), С. Тока (за повесть «Слово арата»), Ю. Трифонову (за повесть «Студенты»), М. Шагинян (за книгу очерков «Путешествие по советской Армении») и И. Шамякину (за роман «Глубокое течение»).

Ощутимо меньше лауреатов было по разделу поэзии: высших наград удостоились 14 поэтов. Три премии первой степени достались А. Малышко (за сборник стихов «За синим морем»), С. Маршаку (за сборник «Стихи для детей») и С. Щипачеву (за поэму «Павлик Морозов»). Лауреатами второй степени стали Г. Абашидзе (за циклы стихов «Ленин в Самгори», «На южной границе»), А. Сурков (за сборник стихов «Миру — мир!»), Т. Тильвитис (за поэму «На земле литовской») и Г. Цадаса (за сборник стихов «Избранное»). Обладателями третьих премий стали семь поэтов: О. Берггольц (за поэму «Первороссийск»), П. Бровка (за сборник стихов «Дорога жизни»), П. Воронько (за сборники стихов «Доброе утро», «Славен мир»), М. Казаков (за сборник стихов «Поэзия — любимая подруга»), С. Кирсанов (за поэму «Макар Мазай»), Р. Рза (за поэму «Ленин») и Г. Эмин (за сборник стихов «Новая дорога»).

Первых премий по разделу драматургии присуждено не было. Три премии второй степени присудили И. Мосашвили (за пьесу «Потопленные камни»), А. Сурову (за пьесу «Рассвет над Москвой») и А. Штейну (за пьесу «Флаг адмирала»). Обладателями четырех третьих премий оказались Н. Дьяконов[1715] (за пьесу «Свадьба с приданым»), А. Корнейчук (за пьесу «Калиновая роща»), К. Крапива (за пьесу «Поют жаворонки») и Ю. Чепурин (за пьесу «Совесть»).

Премии по разделу литературной критики и искусствоведения были присуждены за академически ориентированные труды: вторая премия — Д. Благому (за книгу «Творческий путь Пушкина»); третья премия — В. Орлову (за книгу «Русские просветители 1790–1800‐х годов»).

И автобиографическая повесть Ф. Гладкова «Вольница»[1716], и колхозный роман некогда увлекавшейся поэзией[1717] Г. Николаевой «Жатва» объединены двумя важнейшими для позднесталинской эпохи темами — темой созидательного труда (в случае Гладкова — труда крестьян в предреволюционной России, а в случае Николаевой — труда по восстановлению послевоенной деревни) и темой эмансипации русской женщины. И если «женский вопрос» партийная политика с осторожностью обходила, то проблему репрезентации итогов «социалистического строительства» она решала с присущей скрупулезностью. Очевидно, что эти романы, благодаря Сталину объединенные еще и премиальным контекстом, сходны по посылкам: оба произведения по-своему противопоставляют ужасы и лишения «минувшей жизни» (и в обоих текстах внятно описаны приметы недалекого прошлого — смерть, холера, сиротство) «утопическому натурализму» повседневной жизни после сталинской «социалистической модернизации». (Примечательно, что Гладков в июне 1950 года писал Фадееву, что стремился «создать произведение современного звучания»[1718].) «Вольница» и «Жатва» представляются как бы двумя полюсами этого сопоставления, что подчеркивается и отсутствием прочих лауреатов первой премии. Таким образом соцреализм осваивал способ сравнительно-исторического анализа «советской действительности»[1719]. Несмотря на ярко выраженное тяготение к сглаженному представлению этой действительности, премированные тексты являлись во всех отношениях серьезными книгами, практической целью которых было оправдание коллективизации и былых «перегибов». Гладков и Николаева, зная об особом пристрастии вождя к текстам, культивировавшим реалии общинного аграрного