Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

ушла. Она спокойно шла своим путем и, наверное, ее не потревожит тень моего умершего по приезде в Ленинград сыночка.

А ее я помню всю жизнь. Горько помню. Еще горше от того, что обижаться на нее не имею права. Она у меня ничего не просила и мне ничего не обещала. По-своему она была права. Права правдой человека, не имеющего милосердия.

А где ей, крестьянке, было его взять? Судя по ее одежде, она не жила в достатке. Да и ехала без билета. Ненормальной суровостью жизни из нее было вытравлено и то милосердие, которое, может быть, было у нее от рождения. Видно, она не встречала от людей доброты, отзывчивости. А может, и родилась такой жестокой…

Так размышляла я, стоя у окна купе. А поезд нес меня к цивилизации. Мимо лесов, гор, рек и озер. Дали, русские просторы, ох, и велики же вы. Сколько разного люда живет здесь, и каждый – не одна книга. О, кто сможет написать такие книги и когда?

А может быть, какой-то один изверг зажал все милосердие в своем кулаке и удушил его? Или умер и унес милосердие с собой?

А люди бьются сердцами об углы жестокости и не понимают, что же случилось?

Может, и так. Я не нахожу ответа.

1954 г., апрель.

«В аэропорту» (зарисовка)

(Из рассказов В.В.Бобрович)

В Сыктывкар я прилетела ночью. Мне надо было попасть в Сосногорск. Прямых рейсов из Ленинграда не было.

Диспетчер, милая девушка с северным «оканьем» пояснила, что есть какой-то самолет до Ухты, а там 25 км до Сосногорска – или автобус, или попутка. Самолет должен быть утром. Решила никуда не уходить из здания аэропорта, а ночь провести в удобном мягком кресле – из тех, что во множестве стояли в зале.

Пассажиров было мало. На улице мороз. А еще мне хотелось побыть в зале потому, что приходили и уходили люди с интересным, никогда ранее не слышанным мною выговором. Говорили громко, раскованно. Женщины в зале было две. Я и еще какая-то пожилая. Позже, разговорившись с ней, я узнала, что она прилетела к сыну, который отбывает срок в лагере, и ей нужно еще лететь, но в другом, чем мне, направлении. Вскоре она уснула. А я сидела, смотрела, слушала. Мне было почему-то спокойно, я совсем не беспокоилась – как, когда, скоро ли полечу. Было ощущение, что я на месте, обо мне позаботятся, не забудут. Да это так и было. Север тем и отличается, что люди по-другому относятся друг к другу, заботятся, что ли, о других. Север есть север.

Часа через два-три ко мне подошла девушка-диспетчер (вышла из своей застекленной загородки) и, мило «окая», сказала, чтобы я сейчас же шла на взлетную полосу, так как там грузится местный самолет «аннушка». Может быть, пилот возьмет меня, так как летит он в Ухту.

Я поблагодарила ее, взяла чемодан и пошла искать взлетную полосу, на которой грузится самолет. Вышла – кругом мрак кромешный. Никаких огней на взлетной полосе я не увидела, да и где она, эта взлетная полоса? Я не стала возвращаться, чтобы расспросить, куда двигаться мне, а пошла наугад вперед.

Остановилась, прислушалась. Должны же быть какие-то звуки. Из темноты до меня донеслись мужские голоса, а вслед за тем замелькал огонек то ли фонаря, то ли неяркой фары. Пошла на звук и огонек.

Вокруг меня расстилалась снежная равнина, тонущая в черноте ночи. Подойдя поближе к голосам, я обнаружила черный силуэт маленького самолетика и чуть в стороне от него – несколько человек, стоящих молча. И все это почти в полной темноте.

Вдруг из открытой двери самолета вываливается огромный мужчина в меховых унтах, собачьей полудохе, и густым, звучным голосом говорит:

– Ну, грузите.

От кучки людей отделяются двое и что-то тяжелое волокут по снегу в больших ящиках. Пилот исчезает в проеме двери, а двое начинают кидать что-то железное, звенящее, в проем. Третий мужчина быстро взбегает по небольшой приставной деревянной лесенке в черное нутро самолета, где вдруг загорается жиденький полусвет, и начинает перекидывать железяки в хвост самолета. Остальные несколько человек стоят и ждут молча.

Через несколько минут опять появляется пилот. Из самолета несется мат и фраза, сказанная веско, твердо:

– Куда грузите? Куда грузите? Раскладывайте по бортам во весь самолет. Вы что, хотите, чтобы я не взлетел? Перевернемся на взлете, и все.

Мужики покорно, не оправдываясь, начали раскладывать железки, как надо, а пилот, выйди из самолетика, сказал:

– Ну, давайте, кто там.

Окинул кучку людей и добавил:

– Могу взять только десять человек.

Невольно я начала считать. Оказалось, что я, подошедшая последней, двенадцатая. Я сразу скисла: «Не возьмет, и просить не стоит».

Люди, не спеша, цепочкой, подходили к пилоту, стоящему у лесенки, показывали билеты, на которые он мельком взглядывал при свете карманного фонарика, и один за одним исчезали в брюхе самолета.

Одиннадцатый пассажир тоже исчез внутри. На земле осталась одна я с чемоданом у ног. Пилот взглянул на меня и вдруг резко гаркнул:

– Ну, чего стоишь, сирота, иди, садись, да побыстрее, лететь надо.

Я подошла к самолету, держа наготове билет, но он даже не взглянул на него, а, выхватив мой чемодан, сунул его в дверь самолета и, взяв меня за руку, втащил в самолет со словами:

– А ну, усадите женщину.

При свете малюсенькой лампочки я увидела, как все мужчины повернули ко мне головы, началось какое-то шевеление, кто-то пересел на другое место, и я оказалась на жесткой скамейке, расположенной вдоль борта самолета. Напротив была такая же скамейка. Мужики громко говорили о своих делах, но на меня заинтересованно поглядывали. Неожиданно вышел пилот из своей кабины и, бросив мне на колени что-то меховое, сказал:

– Заверни ноги, а то в сапожках ноги отморозишь, возись потом с тобой. Лететь-то час будем.

И ушел.

Сосед взял старую меховую куртку с моих колен, наклонившись, обернул мне ноги и, прихлопнув куртку на моих коленях, сказал:

– Ничё, довезем, как куколку.

Я поблагодарила, самолет взревел единственным мотором, железяки жалобно задребезжали под скамейкой, и мы тронулись.

Выйдя на взлетную полосу, самолет остановился. Окон не было, посмотреть было некуда. Было чувство закрытого ящика, жутковатое. Самолет яростно захрипел, вздрогнул и, наконец, плавно взлетел.

Я сидела и думала о том, что вот я лечу, сидят люди, пилот ведет самолет. Лиц этих людей я не различала, и, встретившись с кем-либо из