«Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова - Олег Смыслов

Кстати сказать, из четырех Красновых (П.Н. Краснов и С.Н. Краснов были казнены) Н.Н. Краснов (старший) умер в ссылке, а Н.Н. Краснов (младший) после 10-летнего наказания вернулся в Европу.

Итак, кабинет Меркулова (Н.Н. Краснов – младший):

«– Не стесняйтесь, «господа»! Закусывайте и пейте чай, – предложил Меркулов, вставая.

– Такие «чаепития» – не частое явление у нас на Лубянке. Только для особых гостей! – на его лице появилась странная блуждающая улыбка, полная скрытого смысла…

– Как доехали? Не укачало ли и вас в самолете? (Что это, намек на Шкуро?) Не беспокоил ли вас кто-нибудь? Есть ли какие-нибудь жалобы? – и не дождавшись ответа, скорее даже не интересуясь ими, Меркулов обратился прямо к отцу.

– Почему вы не курите, Краснов, не пьете чай? Вы, по-моему, не очень разговорчивы и дружелюбны! Я думаю, что за этим молчанием Вы пытаетесь скрыть Ваше волнение… страх…. а волноваться, в общем, совсем не стоит. По крайней мере – не в этом кабинете. Вот когда Вас вызовут к следователю, я Вам советую говорить только правду и находить ответы на все вопросы, а то… мы и подвешивать умеем. – Меркулов тихо засмеялся. – Знаете, как подвешивают? Сначала потихоньку, полегоньку… даже не больно, но потом… Не описал ли в своих книгах подобный способ дознания атаман Краснов?

– На свободу не надейтесь, – продолжал генерал. – Вы же не ребенок! Однако если не будете упираться, легко пройдете все формальности, подпишете кое-что, отбудете парочку лет в ИТЛ и там привыкнете к нашему образу жизни и… найдете ее прекрасные стороны. Тогда, возможно, мы Вас выпустим. Жить будете!

Опять пауза.

– Так что, полковник Краснов, выбирайте между правдой и жизнью, или запирательством и смертью. Не думайте, что я Вас запугиваю. Наоборот! Ведь Петр Николаевич, Семен Николаевич и Вы – наши старые знакомые! В 1920 г. вам удалось вьюном выскочить из наших рук, но теперь все карты биты. Не уйдете! «Нэма дурных», – как говорят на Украине…

– Мне Вам нечего рассказывать! Я не понимаю, к чему вся эта волокита. Кончайте сразу. Пулю в затылок и…

– Э-э-э, нет, «господин» Краснов! – криво усмехнулся Меркулов, опускаясь в кресло. – Так просто это не делается. Подумаешь! Пулю в затылок и все? Дудки-с, Ваше благородие! Поработать надо! В ящик сыграть всегда успеете. Навоза для удобрения земли хватает. А вот потрудитесь сначала на благо Родины. Немного на лесоповале, немного в шахтах по пояс в воде. Побывайте, голубчик, на 70-й параллели. Ведь это же так интересно! «Жить будете» – как говорят у нас. Вы не умеете говорить на нашем языке. Не знаете лагерных выражений, родившихся там, в Заполярье. Услышите! Станете «тонкий, звонкий и прозрачный, ушки топориком!», ходить будете макаронной походочкой! – расхохотался генерал. – Но работать будете! Голод Вас заставит!»

Когда Меркулов закончил свою речь, то нажал кнопку звонка на столе, вызвав офицера.

Обращаясь уже к вошедшему, он сказал: «Убрать их! С меня хватит! Но следователям скажи – «без применений»! Понял? Жить должны! Работать должны!..»

Стоит заметить, что на Лубянке к врагам относились при вожде гораздо гуманнее. Может потому, что эти враги были настоящие!

6.

На Лубянке Петр Николаевич Краснов считал, да и надеялся, что его не казнят. Атаман и ярый враг большевизма был уверен в невыгодности своей казни, так как она сделает из него мученика и вызовет нежелательные толки на Западе, где он известен как писатель, а его произведения переведены на семнадцать языков.

На нем была зеленая гимнастерка и длинные штаны. Из-за того, что во время болезни его ноги распухли, ему выдали высокие сапоги с кирзовыми голенищами и кожаным низом. На прогулку ему давали тюремное пальто, черное, с завязками впереди вместо пуговиц, осенью картуз, а зимой серую солдатскую папаху.

Каждые десять дней в бане П.Н. Краснову меняли чистое белье: рубашку, кальсоны, полотенце, простыню и наволочку, а на кровати у него единственного лежало два матраца. Во время допроса на стул Петру Николаевичу подкладывали кожаную подушку, для удобства.

Больше всего Краснов беспокоился о своей жене Лидии Федоровне и очень мечтал, чтобы в эмиграции была издана его последняя рукопись «Погибельный Кавказ».

На что-то еще надеялся и Андрей Андреевич Власов.

Как бывшему биографу Власова, К. Токареву разрешили присутствовать при его допросах в Москве. Не раз они беседовали на Лубянке.

В. Токарев вспоминал:

«Сокамерники завистливо удивлялись, как это ему удалось выпросить двойную норму питания.

– Мне голодно, я большой человек, – жаловался он надзирателям.

– Не большой, а прожорливый, – отмахивались они. Их начальник распорядился выдавать двойную пайку – «чтоб не скулил перед судом».

Однажды Власов спросил у меня:

– Слушайте, какой это приказ Сталина был, что будто бы меня и после войны обязательно найдут и казнят? Вы читали такой?

– Не читал, – отвечал ему, – но слышал.

– Да ведь меня теперь весь мир знает! – восклицал Власов. Возмездие привело его в камеру смертников, а он на что-то еще надеялся!

– А ведь, возможно, меня и не расстреляют. Дадут этак лет двадцать пять – и порядок. Я же спас сотни тысяч русских военнопленных!

Ему напоминали о предательстве. Он возражал:

– Не то говорите, не то… В политике преступление – ерунда, важны результаты. Мой результат – спасение военнопленных от голода и унижения. Так что вспомнят и эту мою заслугу!

Возвращаясь с допросов, Власов злобно ругал своего следователя, которому сам же давал подробные показания, но не доверял его записям и придирчиво вчитывался в протокол, прежде чем подписать. Однажды вернулся возбужденный и даже довольный.

– Нынче мне повезло, – сказал, подмигнув из-под окуляров. Оказывается, его привели к начальнику следственного управления.

Увхода на столике – большая пепельница с горкой окурков. – Я их цоп и за пазуху, – похвалился «освободитель России». Он рассортировал «бычки» по степени их пригодности и сказал: «Живем!»…

После сорокаминутной беседы Власова с Абакумовым начальник внутренней тюрьмы полковник Миронов получил указание:

«На имеющуюся у Вас половину продовольственной карточки прошу включить на дополнительное питание арестованного №31.

В 12.05 30 июля 1946 г. открылось (закрытое) судебное заседание военной коллегии Верховного суда СССР.

После перерыва, объявленного в 13.40, ровно через 28 мин., судебное заседание возобновилось с допроса подсудимого Власова.

Председательствующий: Подтверждаете ли вы ваши показания от 25 мая с.г., т. е. основные ваши показания, – сдаваясь немцам, были ли вы убеждены в правильности действий фашистов и, переходя на их сторону, вы делали это добровольно, согласно вашим убеждениям или как?

Подсудимый Власов: Смалодушничал. Первые шаги в работе начались с Винницкого лагеря, где шла разлагательская работа с участием капитана Штрикфельдта. Я это подтверждаю. Я также подтверждаю, что разговор между мной и Фильгером, который отражен на странице пятой второго тома, имел место, и я тогда дал свое согласие работать на немцев. Капитан Штрикфельдт предложил подготовить листовку, что мной и было выполнено, и после этого выехали с ним в Берлин…

Подсудимый Малышкин: Я сдался немцам из-за трусости…

Подсудимый Трухин: По трусости…

Подсудимый Жиленков: … На допросе у немцев мне было объявлено о том, что я буду расстрелян за антигерманскую деятельность. Проявив трусость и желая во что бы то ни стало спасти свою шкуру, я назвал свою действительную фамилию…

Подсудимый Закутный: Попав в окружение и впоследствии в плен к немцам, я отвечал на все вопросы, которые мне задавались немцами на допросах… Так началось мое падение…

Подсудимый Благовещенский: Я признаю себя виновным в том, что 6 июля 1941 г. после тщетных попыток выйти из леса я попал в плен к немцам…

Будучи в лагере военнопленных, я был дважды сильно избит немцами. В связи с этим я наивно думал и «невинность сохранить и капитал на этом нажить»…

Подсудимый Мальцев: …8 ноября 1941 г. я остался в Севастополе, явился в СС и заявил, что я обижен Советской властью и поэтому готов служить немцам.

Подсудимый Буняченко: …Виновным себя признаю в том, что 17 декабря 1942 г. я добровольно перешел на сторону немцев, я выдал немцам интересовавшие их секреты, я выдал немцам военную тайну…

Подсудимый Зверев: …Признаю себя виновным в том, что в июне 1943 г. добровольно вступил в РОА, изменил советскому народу и Родине…

Подсудимый Меандров: Мои показания на предварительном следствии я подтверждаю, а вина моя заключается в том, что я не оказал вооруженного сопротивления и сдался немцам…