Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен

Или на меньшее число, вмешался Черчилль, с чем Рузвельт согласился.

Премьер-министр продолжил свою мысль о том, что он не думает информировать немцев о чем-либо: они должны капитулировать и ожидать решения их судьбы. Рузвельт, подчеркнув, что публичное обсуждение проблемы расчленения было бы большой ошибкой, предложил передать этот вопрос на рассмотрение министров иностранных дел с просьбой представить свои рекомендации и вернуться к обсуждению вопроса через сутки. Однако Сталин еще высказал не все свои соображения, он хотел, чтобы схема разделения была четко обозначена: Германии уже грозила внутренняя катастрофа в связи с нехваткой хлеба и угля. Это могло случиться так быстро, что трем правительствам не следовало плестись в хвосте событий, а нужно было быть готовыми к разрешению предстоящих проблем жизнеобеспечения. Он сказал, что хорошо понимает проблемы, волнующие премьер-министра. Сталин счел предложения президента вполне приемлемыми и сформулировал их следующим образом: 1) в принципе согласиться, что Германию следует расчленить; 2) рассмотреть мнения министров иностранных дел; 3) внести в условия капитуляции пункт о расчленении Германии без приведения какой-либо конкретики.

Президент США заявил, что разделяет идеи маршала Сталина о целесообразности информирования народа Германии в момент капитуляции о том, что их ждет. Черчилль опять не согласился, утверждая, что это заставит немцев оказывать более ожесточенное сопротивление. Рузвельт и Сталин сказали, что никто не предлагает выносить этот вопрос на публичное обсуждение. На этом обсуждение вопроса прекратилось, все трое согласились передать его на рассмотрение министров иностранных дел, чтобы те определили, как включить намерение разделить Германию в статью 12 условий капитуляции.

Затем Рузвельт обратился к теме добавления французской зоны оккупации к их трем зонам. Черчилль заверил Сталина, что если предусмотреть французскую зону, то она будет создана за счет урезания британской и американской зон и это никак не повлияет на планируемую советскую зону. Все, чего добивался Черчилль в Ялте, – это получить согласие советского правительства на то, чтобы правительства Британии и США получили право определить вместе с Францией ее оккупационную зону. Сталин пробовал прозондировать, не создаст ли предоставление или непредоставление Франции зоны оккупации прецедента для других государств. На что Черчилль ответил, что Британии потребуется помощь: оккупация может продлиться долго, и Британия не может быть уверена, что справится с этим бременем в одиночку, Франция сможет оказать весомую поддержку. Но, добавил он, тогда тройственный контроль над Германией превратится в контроль четырех стран.

Однако участие четвертой державы в механизме контроля над Германией может создать свои сложности, заметил Сталин. Вместо этого он предложил Британии получать поддержку от Франции, или Голландии, или Бельгии, но без какого-либо права их участия в принятии решений тремя державами. Тут Черчиллю пришлось раскрыть, чем обоснована его позиция. Он сказал, что Британия нуждалась в том, чтобы Франция сыграла важную роль: в качестве крупнейшей морской державы Франция могла бы оказать неоценимую помощь в управлении Германией, Великобритания не хотела нести все бремя ответственности за будущее Германии, поэтому была заинтересована в том, чтобы в долгосрочном контроле над Германией принимала участие и Франция. Кроме того, добавил британский премьер, Британия нуждалась во Франции еще и потому, что было неизвестно, насколько долго вооруженные силы США будут оставаться в Европе.

Пока обсуждалась проблема участия Франции в оккупации, Сталин улыбался, говоря, что «это будет клуб для очень узкого круга членов, ограниченный странами, обладающими пятью миллионами солдат. Черчилль поспешно поправил: тремя миллионами»[859].

Сталин прервал спор, чтобы спросить Рузвельта, как долго, по его мнению, вооруженные силы США смогут оставаться в Германии. Не более двух лет, ответил президент: «Я могу убедить народ и Конгресс сотрудничать ради мира на земле, но не в необходимости долго держать армию в Европе. Максимум два года»[860]. (Уже были известны тревожные сигналы со стороны общественного мнения, требовавшего возвращения домой американских войск после окончания войны, и это было постоянной головной болью генерала Маршалла.) Черчилль продолжил: у Франции должна быть большая армия, она являлась единственным союзником Британии в Европе и разделит с Британией это бремя. Франция должна принимать в этих вопросах активное участие. Он считал, что рост влияния Франции поможет эффективнее обеспечивать контроль над Германией.

Рузвельт согласился с Черчиллем: Франции надо выделить зону оккупации, но он думает, что было бы ошибкой принимать в «клуб избранных» какую-либо другую страну.

Если Францию включить в механизм управления, будет непросто отказать в этом другим государствам, заметил Сталин. И повторил, что ему хотелось бы видеть Францию сильным государством. Однако, продолжил он, мы не можем уйти от той горькой истины, что Франция сделала слишком мало для победы в этой войне, а в свое время вообще открыла ворота армии противника. Поэтому он считал, что механизм управления должен быть предоставлен тем, кто стойко сражался против Германии и понес величайшие жертвы для достижения победы в этой войне.

Черчилль согласился, что вклад Франции в победу весьма невелик, но, как он выразился, она все еще остается ближайшим соседом Германии: в будущем она будет стоять на страже по левую руку от Германии. Иден тут же добавил, что французы настаивают, чтобы войти в состав Союзной контрольной комиссии. Сталин признался, что они уже поднимали этот вопрос в Москве.

Завершая дискуссию по этому вопросу, президент США подчеркнул, что он поддерживает идею о выделении Франции зоны оккупации, но согласен и со Сталиным в том, что французов не следует включать в механизм управления, в противном случае другие страны могут тоже потребовать место в Союзной контрольной комиссии. Например, Голландия, которая понесла огромные потери от немцев, разрушивших дамбы, защищавшие голландские сельскохозяйственные земли от морской воды, на восстановление которых должно уйти теперь не менее пяти лет, чтобы они снова могли бы использоваться для культивации.

Сталин предложил, чтобы Британия обсудила с Францией ее участие в Союзной контрольной комиссии: если это случится, то это может послужить прецедентом для других стран. Сталин поставил точку в обсуждении этого вопроса, заявив: Франции можно предоставить зону оккупации, но не место в Союзной контрольной комиссии; трем министрам иностранных дел необходимо изучить проблему и представить свои мнения.

Затем Сталин заявил, что ему хотелось бы обсудить вопрос о репарациях. Утром в этот же день во время ланча министров иностранных дел в Юсуповском дворце в Кореизе, когда Молотов и Стеттиниус обсуждали репарации от Германии, Молотов воспользовался случаем, чтобы выразить надежду на получение от Америки долгосрочного кредита. Он рассчитывал, что эти слова будут переданы Франклину Рузвельту. Как объяснили Молотову в январе, у президента были полномочия от Конгресса на выделение кредитов только в течение срока действия закона о ленд-лизе. Чтобы выделить СССР долгосрочный (послевоенный) кредит, Конгрессу следовало принять на этот счет новый закон. Необходимо было начать обсуждение этого вопроса и планирование. Стеттиниус объяснил Молотову за ланчем, что он готов приступить к обсуждению вопроса «либо здесь, либо позднее в Москве или Вашингтоне»[861].

К обсуждению темы германских репараций Рузвельт успел подготовиться. По просьбе Стеттиниуса руководитель УСС Уильям Донован подготовил для обсуждения расчет советских материальных потерь в ходе войны. УСС установило, что Россия потеряла примерно 16 миллиардов долларов США основных фондов в ценах 1937 года – 25 процентов своего капитала, не считая потерь производственных запасов и личной собственности, потери которых УСС определило в 4 миллиарда долларов. (В одной только западной части России было полностью разрушено тысяча семьсот населенных пунктов, не считая сел и деревень.)