Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

— Жмот! — кричал с лестницы Свердлов Мише, уводя за руку безразличную Олесю.

— Сутенер! — отвечал ему сверху Миша.

— Все — заключил Миша — обойдемся без Свердловых! Сами найдем себе баб

— пошли!

И мы снова спустились на улицу.

Миша кидался к каждой женщине, проходящей мимо, но получал отлуп. Наконец, «клюнула» парочка женщин лет сорока, полных, видимо семейных. Одна из них, покрасивее, уговаривала вторую, очень уж деревенского вида:

— Пойдем, Мария, они же не скушают нас! Пойдем у них коньяк там, конфеты… Мария дрожала крупной дрожью, как испуганная лошадь. Я впервые видел, как пожилая (с моей точки зрения) и полная женщина так вибрирует всем телом от страха.

— Какой коньяк, какие конфеты? — прошептал я Мише на ухо.

— Молчи! — только и ответил мне он.

Наконец Мария согласилась, и мы пошли к гостинице. Но не вышло — ни с Марией, ни со второй. Путь нам преградила бойкая женщина тех же лет и комплекции, с золотозубой улыбкой. И почему в Белоруссии все женщины «носят» золотые зубы? Богатые, наверно!

— Здравствуй, Наум! — недобро улыбалась женщина, освещая мне лицо блеском своих зубов, — давно не виделись? — и она подала мне руку, на которой нехватало двух пальцев — безымянного и мизинца. Давно по проституткам ходишь?

Мария с подругой сорвались с места, как два испуганных бегемота, и исчезли.

— Что же ты меня не узнаешь? — продолжала ехидно спрашивать меня новая знакомая.

А когда мы с Мишей попытались ретироваться, она подняля крик:

— Люди добрые, помогите, я от него беременна, а он хочет скрыться! Держите их!

Мы не успели скрыться, как подошел милиционер.

— Ваши документы?

Паспорта и командировочные удостоверения у нас были с собой. Милиционер уже отпускал нас, но на крик безумной бабы собралась толпа.

— Это Наум, это Наум из Витебска! — орала дурная баба, — опять он у нас, и еще по нашим проституткам ходит! А я от него беременна!

Толпа напирала. Видимо, этот Наум из Витебска здорово насолил ей. Я отступал, шаря стену гостиницы, нащупал спиной какую-то дверь, но она оказалась запертой. Я остановился. Вдруг дверь отворилась внутрь и я буквально провалился в нее.

— Наум, скорее сюда! — услышал я женский голос, и меня втянули вовнутрь. Я, как испуганный кот, мигом взлетел к себе на третий этаж, скинул пальто и одетым полез под одеяло — скрываться от золотозубой беспалой и беременной женщины, милиции, толпы, всех…

Минут через десять появился Миша. Он сорвал с меня одеяло и приказал: — Пошли в ресторан!

Я покорно поплелся за ним. Мы сосчитали последние деньги (я припрятал-таки заначку, что-то рублей пять) и отдали их официантке:

— На все! — гордо сказал Миша, тихо добавил, — что подешевле и покрепче!

Как мы добрались до номера, я уже не помню. Проснулся я от того, что Миша «на всю катушку» врубил радио-репродуктор. Я чуть не задушил его тогда

— еще восьми утра не было, голова раскалывалась. Всю ночь я убегал от беспалой и к тому же беременной бабы, а она догоняла меня и кусала золотыми зубами…

— Пошли выставлять бизнесмена! — заявил Миша-«первый» поправляться-то надо, а деньги — все!

Мы ткнулись в номер, который назвал наш богатый друг. Но он был занят другими. Черная «Волга» стояла во дворе:

— Здесь гад, не уйдет! — проворчал Миша, и мы пошли к администратору.

Мы ищем своего друга, — скромно заявил Миша, — вот его «Волга» стоит во дворе!

«Волга» это директорская, — отвечала строгая администраторша, — а друг ваш, с которым вы вчера пьянствовали и безобразничали, сбежал вчера вечером, украв чужую одежду и деньги. Он жил на четвертом этаже в общежитии.

Мы остались практически без денег. Правда, я за номер заплатил до конца пребывания и билет у меня был бесплатный. Но перспектива голодной жизни, хотя бы и дня на два-три, меня не радовала. Сосед Миша позвонил в Москву и попросил выслать ему телеграфом денег. Я же решил денька два «перекантоваться» так.

Мы с Мишей стали часто принимать горячие ванны и пить много воды из-под крана — так, он уверял, переносить голод легче.

Побывал я и на заводе. Мы с Ревзиным вместе составили отзыв и он отдал его печатать. Подписать должен был его он сам, а утвердить — директор. Поэтому Ревзин посоветовал мне уезжать домой не раньше послезавтра. Я закомпостировал свой бесплатный билет на среду, за плацкартное место с меня никакой платы не взяли.

На третий день голодовки я уже шатался, как привидение. Мы кляли жулика-бизнесмена всеми словами, которые знали, и теми, что выдумывали экспромтом. Миша клял еще сутенера Свердлова, а я — наглую золотозубую бабу, которая к тому же от меня, то есть от Наума, была, по ее словам, беременна. И жалел, что Миша со Свердловым так скоротечно разругались. Если бы поторговались еще с полчасика, мы бы с Олесей успели управиться…

Я прибыл на Могилевский вокзал задолго до отхода поезда. Слонялся туда-сюда, но в отличие от того слона, от которого произошло слово «слоняться», еды за это не получал. Известно, что слон, которого подарили царю Алексею Михайловичу, был отпущен на подножный корм, и целыми днями он «слонялся» по Москве, получая за это от горожан еду и даже брагу, которую слоны любят и охотно пьют.

Сытые, мы на многое не обращаем внимание. Я с негодованием наблюдал, как некая неряшливого вида дама обдирала шкурку с сардельки прежде, чем съесть ее. Так половину фарша она выбросила вместе с этой шкуркой. Я чуть не подобрал и не доел эти шкурки, народу только было вокруг много!

И вдруг — радостный возглас:

— Наум, ты здесь? — улыбающаяся во весь рот, толстая женщина с воротником из чернобурой лисицы и, опять же, золотой челюстью, протягивала ко мне ладони, усеянные разнокалиберными кольцами.

— Нет, меня здесь нет, и вообще — я не Наум, а Махмут, оставьте только меня в покое! — завопил я и рванул на перрон.

Позже, уже в наши дни, я в поезде «Москва-Варшава» встретил женщину моих лет из Витебска. Название города пробудило у меня воспоминания о Науме, с которым меня постоянно путали в Могилеве. Женщина подтвердила, что давным-давно, лет сорок тому назад, действительно в Витебске «блистал» вор в законе или «авторитет» Наум. Она даже разок видела его.

Кроме того, что он был достаточно дерзким человеком, он слыл любимцем женщин. Вся Белоруссия трепетала от его имени, а женщины восхищались им. Лет пятнадцать назад Наума, по словам моей попутчицы, убили.

Действительно, он чем-то был похож на вас, правда, я плохо представляю, каким вы были лет тридцать-сорок назад, — призналась мне попутчица.