Галантные дамы - Пьер де Бурдей Брантом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знал я того аптекаря, о ком только что написал, и хотел бы лишь добавить, что впервые видел его в Женеве проездом, когда держал путь в Италию, ибо тогда проезжать через этот город было в обычае для французских путешественников, из-за войн избиравших дорогу по Швейцарии и Граубюндену. Он посетил меня в доме, где я обосновался. Вдруг мне пришло в голову спросить его, как он оказался в тамошних местах, не для того ли, чтобы пользовать невинных швейцарочек в том роде, в каком он уже досаждал нашим француженкам? В ответ он объяснил, что совершает покаяние. «Как! – вскричал я. – Разве вы здесь лишаете себя сладенького?» – «Ох, сударь, – отвечал он. – Господь надоумил меня, и позвал, и напитал своим святым словом». – «А разве в те времена, – возразил я, – вы не принадлежали к реформатам и не врачевали души и тела, просвещая девиц и проповедуя им истинную любовь?» – «Да нет же, сударь, – снова забубнил он. – К сему часу я лучше узнал моего Господа и более не намерен грешить». Умолчу здесь о множестве других замечаний, коими мы перебрасывались тогда полусмеясь, полусерьезно, но негодяй опять-таки мостился все на того же конька, что было бы уместнее придворному угоднику, нежели ему. Однако же ему пришлось убраться из того дома, предвидя для себя неприятности.
При всем том оставим этого проходимца. От одной мысли о нем у меня желчь закипает в крови, как и у господина де Ронсара, когда он упоминает о докторе, денно и нощно являвшемся к его возлюбленной, ощупывая ее соски, чрево, бедра и прелестные руки, уверяя, что это помогает излечить ее от лихорадки. Поэт посвятил своей любовной ярости премилый сонет, помещенный во второй книге его «Любовных стихотворений», а начинается он так:
О, как желчь у меня закипает в крови,
Когда вспомню, что утром и вечером он
Прикасается лапами к нежной груди,
Животу и бедру той, в кого я влюблен!
Сам я ох как завидую лекарю, совершившему подобный подвох прекрасной вельможной особе, кою я имел несчастье любить, так и не добившись подобной же благосклонности; между тем как предпочел бы такую честь королевскому трону. Есть же люди, весьма желанные в кругу девиц и дам, к тому же способные, если того пожелают, завязать пленительную интрижку. Мне были известны два придворных врача, звавшиеся один господином Кастелланом из штата королевы-матери, а другой сеньором Кабрианом – он состоял сначала при герцоге Неверском, а затем перешел к Фердинанду де Гонзаго. У обоих имелись амурные приключения, и такие, что многие великие мира сего, если так можно сказать, готовы были бы заложить душу нечистому, только бы сделаться их счастливыми соперниками и соратниками.
Однажды я и покойный барон де Витто беседовали со знаменитым парижским врачевателем господином Леграном, весьма почтенным и благоразумным, пришедшим к названному барону, приболевшему от любовной истомы; оба мы расспрашивали его о дамских забавных словечках и проделках: он нам поведал с дюжину историй, приоткрывавших некие покровы; но тут пробило восемь часов, и он произнес, вставая с кресел, где уютно устроился: «Воистину я больший безумец, нежели вы, ибо задержался здесь добрых два лишних часа и трепал языком, пока шесть или семь больных ждали моего прихода», а после начал прощаться и на наши слова: «Да, все доктора умеют повернуть дело в свою пользу, и даже вы, сударь, говорили как человек, изведавший ох как немало», – закивал и воскликнул: «Каюсь, каюсь! Да, мы знаем и умеем многое, ибо нам ведомы секреты и тайны, о коих свет не знает; но теперь, на склоне лет, я уже распрощался и с Венерой, и с ее голеньким дитятей. Оставляю, судари мои, все это вам, молодым».
Еще одна людская порода перепортила множество девиц: менторы и наставники, обучавшие их наукам, если им приходит блажь употребить свои таланты во зло: действительно, они с ученицей обычно одни в ее комнате или учебной зале; а посему легко представить, сколько у них удобств, какие истории, басни и сказки они могут привести в оправдание себя или для разжигания чувств ученицы; а когда та разогрелась добела, готова на все – как нетрудно им воспользоваться подобной оказией!
Некая девица из прекрасного семейства, притом, уверяю вас, высокопоставленного, насколько мне известно, сделалась потаскушкой только лишь из-за того, что услышала от своего наставника историю, а вернее, басню о Тиресии, побывавшем в обличье и мужчины и женщины; по сему поводу его однажды Юпитер и Юнона призвали к себе, прося ответить, кому приятнее при соитии и Венериных играх, мужчине или женщине? Сей умудренный судия разрешил дело не в пользу Юноны, уверив, что выигрывает всегда женщина, за что разгневанная богиня лишила дерзкого смертного зрения. Незачем удивляться, что бедная дева впала от этой сказочки в искушение, ибо от подруг и прочих женщин слишком часто слышала о том, что мужчины после этого впадают в истинную горячку; а значит, если судить по рассказу о Тиресии, женщины могут ожидать еще большего наслаждения, – и посему, как уверяли ее, такое лакомство нельзя не попробовать. Разве такие уроки нужно преподавать несмышленым девам? Разве не существует иных? Однако учителя станут настаивать,
