Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Держи Кантаку. — Он прополз немного, тщательно ощупывая кустарник, и в конце концов нащупал отломанную ветку подходящего размера, толстую, длиннее его руки. Потом он вернулся обратно, натер ветку порошком Бинабика и аккуратно положил ее рядом с собой.

— Я делаю факел, — пояснил он, вытаскивая кремень.

— Разве это не выведет их прямо на нас? — спросила девочка, и в голосе ее звучало любопытство.

— Я не стану зажигать его, пока не будет необходимости, — ответил он. — По крайней мере у нас будет хоть что-то… чтобы сражаться.

Лицо ее было в тени, но он чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Она прекрасно понимала, что может принести им такая попытка. Он надеялся — и надежда была очень сильной, — что она поймет, почему это так необходимо.

Свирепый вой собак был теперь ужасающе близок. Саймон слышал треск кустов и громкие крики охотников. Этот шум становился все громче на склоне над их головами и приближался очень быстро — что-то слишком громко для собак, подумал Саймон, сердце его бешено колотилось, и он ударил кремень о кремень. Наверное, это всадники. Порошок сверкнул, но не загорелся. Кусты трещали так, как будто по ним сверху катилась старая тяжелая телега.

Зажигайся, проклятая, зажигайся!

Что-то ломилось сквозь чащу прямо над их укрытием. Мария до боли сжала его руку.

— Саймон! — закричала она, и тут порошок затрещал и вспыхнул. Нежный оранжевый цветок расцвел на конце ветки. Саймон вскочил, сжимая ее в вытянутой руке, пламя металось на ветру. Что-то возникло из самой густой чащи, и Кантака с воем вырвалась из рук Марии.

Кошмар! Это все, что мог подумать Саймон, когда поднятый им факел озарил светом поляну и ошеломленное существо, стоящее перед ним.

Это был гигант.

В ужасное мгновение оцепенения разум Саймона тщился осознать то, что ясно видели его глаза, — огромное существо, которое возвышалось над ним, раскачиваясь в свете факела. Сначала он решил, что перед ним какой-то медведь, потому что существо было покрыто светлой лохматой шерстью. Но нет, слишком длинными для этого были его ноги, слишком человеческими руки и чернокожие ладони. Макушка его волосатой головы была на три локтя выше головы Саймона, когда он согнулся, сверкнув глазами на кожистом, почти человеческом лице.

Лай был повсюду, неумолимый словно музыка призрачного хора демонов. Зверь выбросил огромную когтистую руку, обдирая плечо Саймона, и отбросил его назад, так что юноша чуть не выронил факел. Мечущийся огонь выхватил из темноты тонкую фигурку Марии — с расширенными от ужаса глазами она вцепилась в безвольное тело Бинабика, пытаясь оттащить его с дороги. Гигант раскрыл рот и загрохотал — это единственное подходящее слово для описания раздававшегося звука. Потом он снова потянулся к Саймону. Тот отскочил, зацепился за что-то ногой и упал, но прежде чем гигант успел двинуться к нему, его грохочущее рычание превратилось в вой боли. Великан упал ничком, наполовину уйдя в землю.

Кантака схватила его за мохнатое колено, отлетела в сторону и серой тенью метнулась назад, чтобы снова броситься на ноги гиганта. Зверь зарычал, попытался ударить волчицу, но промахнулся. Во второй раз его огромная рука поймала ее. Несколько раз перекувырнувшись, Кантака отлетела в кусты.

Гигант снова повернулся к Саймону. Юноша безнадежно смотрел, как пламя факела отражается в черных глазах зверя, как вдруг из кустов вылетел кипящий кубок тел, завывая, словно ветер в тысячах высочайших башен. Они бурлили вокруг великана, как рассвирепевший океан, — собаки, собаки повсюду прыгали и кусали громадное существо, яростно оглашающее всю округу своим громоподобным голосом.

Гигант размахивал руками, изувеченные тела разлетались в разные стороны, и одно из них чуть не сбило Саймона с ног, выбив факел из его рук, но на место каждой убитой собаки кидались пять новых.

Саймон осторожно полз к своему факелу, в голове его сменялись сотни лихорадочных картин — как вдруг повсюду засияли огни. Огромная фигура чудовища рыча кружилась по поляне, а со всех сторон появились люди на взмыленных лошадях и кричащие охотники. Великан метнулся вперед, через то место, где стоял Саймон, еще раз отбросив факел юноши. Рядом резко остановилась лошадь, всадник стоял в стременах с длинной пикой наперевес. Спустя мгновение пика, как огромный черный гвоздь вошла в грудь поверженного великана, который издал последний отчаянный рык и повалился наземь, скрытый яростным одеялом рычащих собак.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Всадник спешился. Люди с факелами бежали мимо, чтобы отогнать собак. Свет упал на лицо всадника, и Саймон рухнул на одно колено.

— Джошуа! — крикнул он и повалился вперед. Последним, что он увидел в желтом свете факелов, было худощавое лицо принца с расширенными от изумления глазами.

* * *

Время шло и проходило в смене периодов пробуждения и теплой темноты. Он лежал на спине лошади, перед безмолвным человеком, пахнущим кожей и потом. Рука человека придерживала Саймона за пояс, и они мерно покачивались по Переходу.

Лошадиные копыта звонко цокали по камню, и он обнаружил, что перед самым его носом болтается лошадиный хвост.

Он искал глазами Марию, Бинабика, Кантаку… где они все?

Потом вдруг было что-то вроде тоннеля, каменные стены, в которых эхом отдавался прерывистый стук сердца. Нет, копыт. Тоннель, казалось, тянулся вечно.

Огромная деревянная дверь в каменной стене появилась перед ним. Она медленно распахнулась, и свет факелов начал вытекать из нее, как вода через прорванную плотину, и там, в разлившемся свете, суетились фигурки множества людей.

А теперь они спускаются по длинному склону, лошади идут гуськом, сверкающая змея факелов извивается вниз по тропинке, насколько хватает взгляда.

Вокруг огромное пространство голой земли, поле, не засеянное ничем, кроме острых металлических лезвий.

Внизу стены обводила еще одна линия факелов, и часовые глядели вверх, на процессию, спускающуюся с гор. Перед ним возникли каменные стены, шедшие то вровень с их головами, то поднимающиеся над ними. Ночное небо было темным, как нутро пивной бочки, посоленное звездами. Голова его мерно покачивалась, он чувствовал, что скатывается обратно в сон или в звездное небо — куда именно, трудно было сказать.

Наглимунд, подумал он, когда свет факелов ударил ему в лицо, а люди на стенах закричали и запели. Тогда он выпал из света, и темнота накрыла его облаком эбеновой пыли.

Часть третья

САЙМОН СНЕЖНАЯ ПРЯДЬ

Глава 1. ТЫСЯЧА ГВОЗДЕЙ

Кто-то крушил дверь топором — кромсал, рубил, разбивал в щепки непрочную деревянную преграду.

— Доктор! — закричал Саймон, садясь. — Это солдаты! Солдаты здесь!

Но он не был в комнате Моргенса. Завернутый в мокрые от пота простыни, он сидел на маленькой кровати, в маленькой аккуратной комнатке. Удары топоров по дереву продолжались; спустя мгновение дверь приоткрылась и шум усилился. В щели показалось незнакомое лицо: бледная, вытянутая физиономия, увенчанная гребешком редких волос, отливавших в ярком солнечном свете той же медью, что и волосы Саймона. Тот глаз, который был виден, сиял нежно-голубым, второй был закрыт черной повязкой.

— Аха! — сказал незнакомец. — Ты проснулся. Ну что ж, это отрадно. — Судя по правильному произношению с оттенком северной твердости, он был эркинландером. Субъект закрыл за собой дверь, несколько приглушив шум работы, доносящийся снаружи. На нем была длинная ряса священника, которая болталась как на вешалке на худых плечах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я отец Стренгьярд. — Он опустился в кресло с высокой спинкой у изголовья Саймона. Это кресло, кровать да еще письменный стол, заваленный всяким хламом, составляли всю меблировку комнаты. Устроившись поудобнее, незнакомец нагнулся и погладил Саймона по руке. — Как ты себя чувствуешь? Я надеюсь, произошло некоторое улучшение?

— Да… думаю, да, — Саймон огляделся. — Где я?