Университет - Бентли Литтл

И нельзя было забывать о том, что это его последний год в университете. Сейчас следовало подчистить все "хвосты", набрать нужное количество курсов и баллов для диплома. Он обязан учиться с предельным напряжением. Одновременно нельзя запускать работу в "Сентинел" — во-первых, стыдно ударить лицом в грязь перед сотрудниками, которые верят в него, а во-вторых, необходимо вписать побольше успехов в свою характеристику, ибо от нее будет зависеть высота ступеньки, с которой он начнет будущую карьеру. Если он будет трудиться на посту главного редактора "Сентинел" спустя рукава, то недолго и вылететь с этого места. О таком повороте событий и думать не хочется!

Короче говоря, ни занятия, ни газету бросать нельзя, и бороться со Злом приходилось исключительно в свободное от учебы и работы время. Вот это-то и смущало Джима.

А между тем занятия прогуливало невообразимое количество студентов. Те немногие, кто все-таки посещал лекции и семинары, проявляли удручающе низкий интерес к учебе — просто отсиживали положенные часы.

В аудиториях стало намного больше свободных мест, студенты слушали профессоров равнодушно, отвечали вяло, любые дискуссии стали пресными — и все же форма университетской жизни сохранилась, даром что ее содержание решительным образом изменилось. Писали и сдавали зачетные работы, получали какие-то баллы, лекции и семинары проходили вовремя. В этой чинной рутине, из которой давно ушел смысл, был некий сюрреализм, что-то или противоестественное, или сверхъестественное. У Джима ум за разум заходил, когда он задумывался над происходящим. Но ведь и он был актером в этой сюрреалистической пьесе — он исправно прикидывался самым обыкновенным студентом, который учится в самом обыкновенном университете и каждый день совершает будничные действия, характерные для всякого нормального студента!

"После семинара по американской литературе Фейт уехала, чтобы продолжить поиски работы вне университета. Джим не преминул убедиться в том, что девушка покинула территорию университета без приключений. Он проводил глазами ее "фольксваген", пока тот не скрылся за пеленой смога в конце улицы — будучи уже на "безопасной земле". Затем Джим направился в редакцию.

В редакционной комнате не было ни души. Это несколько насторожило его. Разумеется, время приближается к ленчу, а на столах разложена корректура с сегодняшней правкой — стало быть, редакторы с утра уже поработали... Но есть что-то ненормальное в полном отсутствии сотрудников. По крайней мере в прошлом семестре народ в редакции толпился постоянно — с семи утра и до восьми, а то и девяти часов вечера. И это не говоря о техперсонале — в производственном отделе всегда кто-либо дежурил. А сейчас и в производственном отделе ни души!

Джим в растерянности пересек большую комнату производственного отдела, смежную с редакционной, и зашел в фотолабораторию.

И там никого.

Джим включил свет, обвел помещение рассеянным взглядом. На веревке сушились фотографии, которые он видел впервые. И на стенах были фотографии, которые он видел впервые.

И век бы еще не видел!

Снимки демонстрировали крупные планы пыток и сцен сексуального садизма. Исполосованные спины, отрезанные пальцы, гениталии и женские груди и еще много-много всяких страшных мерзостей.

Джим медленно обошел комнату, приглядываясь к фотографиям. Он не сразу сообразил, что именно так поразило его и отчего похолодело сердце. Все это были не случайные, где-то подсмотренные кадры; это были постановочные снимки. Ричард делал фотографии специально разыгранных сцен! Хороши же постановки, в которых отрезаются гениталии, пальцы и груди!

Ричард.

Но с какой стати он решил, что эти мерзкие работы выполнены Ричардом?

Да потому что во всем чувствуется его стиль — рука профессионала, глаз профессионала, композиционный талант, умение правильно акцентировать детали...

На нескольких фотографиях Джим узнал бывшую подружку Ричарда Люсинду.

Джим остановился, чтобы получше рассмотреть эти снимки. Они составляли серию — с постепенным развитием сюжета. Вот Люсинда, связанная по рукам и ногам, в мужском туалете. Нога в сапоге прижимает к полу ее голову. В руке мужчины опасная бритва. Он держит лезвие у самого подбородка Люсинды. Девушка визжит. Ее обычно красивое лицо изуродовано гримасой смертельного ужаса. На следующих снимках мужчина полосует ей бритвой грудь, бьет носком сапога по зубам, потом перерезает ей горло. Заключительные снимки: неузнаваемая мертвая Люсинда, вся в крови; черный провал беззубого рта, изорванные губы; скрупулезная фиксация всех ран на теле — крупные планы, почти как фотографии судебной медэкспертизы, только сделанные любовно и талантливо, с эстетским смакованием...

Между тем серия об убийстве Люсинды была наименее страшной из всего, что предстало глазам Джима.

— Отпадные снимки, да?

Джим проворно обернулся. В дверном проеме стоял Ричард. Фоторепортер самодовольно улыбался. В одной руке у него была дорогая камера, а в другой — альпеншток.

— Ты разглядел эту цыпочку? — продолжал Ричард, показывая киркой на фотографию голой блондинки, во влагалище которой был загнан острый конец альпенштока. Рана была чудовищной. — Поверь мне, сучка кончила от удовольствия!

— Нет, не верю, — спокойным тоном сказал Джим, не сводя глаз с альпенштока в руке Ричарда.

— И напрасно. Я говорю чистую правду.

— Зачем ты это сделал?

— Ты имеешь в виду снимки? Ведь это моя работа — фотографировать!

— Я спрашиваю, зачем ты это сделал?

— Зачем я убил этих сучек? — со смехом переспросил Ричард. — А как еще я мог сделать такие бесподобные снимки? Подобные вещи не каждый день увидишь и просто так не щелкнешь! Приходится самому заботиться... Кстати, в этом случае я могу правильно поставить свет, выстроить задний план. Художественное фото — гораздо более сложное искусство, нежели фоторепортаж!

Джим хранил молчание, не сводя глаз с альпенштока в руке Ричарда и внутренне готовясь к нападению. Возможно, ему удастся перехватить руку со смертельным оружием или сбить безумца с ног и выскочить из комнаты...

Ричард с улыбкой посмотрел на Джима, поднял альпеншток... и повесил его на настенный крючок, рядом с полочкой, где стояли проявители.

— Ты еще не видел моих самых последних снимков, — сказал он. — Это что-то!

Ричард вынул кассету из фотоаппарата и гордо потряс ею в воздухе.

Джим растерянно моргал. У Ричарда нет и следа угрызений совести. Он попросту не понимает, что его действия — чистой воды уголовщина. У него окончательно поехала крыша! Он всерьез уверен, что мучить и убивать женщин и снимать на пленку их гибель — вполне нормальное поведение. Мол, чего не сделаешь ради искусства! Ричард настолько безумен, что даже не заметил ужаса на лице Джима, не разглядел осуждения в его глазах. Он живет в своем герметичном мире, где убийство в порядке вещей, и совершенно искренне верит в то, что главный редактор зашел в фотолабораторию полюбоваться его "шедеврами"...