Короли рая - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все еще размышляя в неподвижности, он услышал голос мастера Ло, как всегда снисходительный, – это уши моего тела слышат его, задумался он, или тот я, что в этой комнате?
Звук был странный – отдавался эхом.
– Важно, почему ты это делаешь, Кейл. Почему ты хочешь снова увидеть свою Лани?
Иди к черту, старый подлый ублюдок, подумал он, но не смог вырвать уже посеянное семечко. Почему он хочет снова увидеть Лани? Потому что он любит ее и скучает по ней, это казалось вполне очевидным, и потому что это его последний шанс. И… и что с того? Что он скажет? Что изменится?
Абсолютно ничего.
Ей все равно придется выйти за того, на кого ей укажет семья. Все равно придется оставить жизнь, которую она знает, позади – снова, – чтобы вернуться к отцу, который отослал ее прочь, как будто она ничего не значит. Ей придется оставить людей, которые любят ее, тут, в Шри-Коне, – людей, которых все остальные в ее новой жизни за морем будут называть ее врагами, – людей, от которых ей придется скрывать свою любовь или прослыть предательницей.
Кейлу стало стыдно, как тогда, в казарме, где другие мальчишки не умели читать. Он, вероятно, все еще может выбрать себе первую жену из любой точки Островов, как обещал отец. Он может выбрать наложниц или больше жен. Он может игнорировать их всех и жить, как ему заблагорассудится, хотя бы в какой-то степени. Но Лани не может.
Ожидается, что она будет рожать своему мужу детей – не желать ничего в мире больше, чем воспитывать их «должным образом», по мнению мужа и его семьи. Кейл вспомнил ее письмо – «может быть, мы все еще увидимся, отдохнем от наших жизней». Она ожидала худшего. Она ожидала, что будет замужем за каким-нибудь старым расчетливым вельможей, который будет покупать и платить за нее. Она ожидала, что юность станет счастливейшим временем в ее жизни, но теперь все кончено. О, Лани, я такой болван.
«Напиши мне, – попросила она, – чтобы я знала: ты прощаешь меня за то, что я не убежала». Он почувствовал, как глаза его тела наполняются слезами, но уже не из-за себя. Прощаю тебя, Лани? Прощаю за то, что ты такая сильная? За то, что выполняешь свой долг? Я эгоистичный, несведущий ребенок.
Но в тот момент Кейл осознал яснее, чем когда-либо, что все равно должен вернуться – хотя бы ради нее. Он доберется вплавь, если нужно. Он скажет ей, что любит ее и всегда будет любить, потому что она сильная, мудрая и добрая. Скажет ей, что будет писать письма до конца своих дней, если она захочет, и что, если однажды она соизволит, он преодолеет море и отвезет ее, куда бы она ни пожелала, куда бы ни попросила, хотя бы ненадолго. Он скажет ей, что он ее слуга до конца своих дней.
Сразу вернулось спокойствие. Печаль за ее судьбу осталась, но пришел покой, так как он постиг свою цель. Почему я хочу ее увидеть, ты, беззубое, бессердечное, старое насекомое? Потому что я должен утешить ее, чтобы она всегда знала, что ее любят.
Кейл ощутил, как его тело двигается.
Оно чертило символы так же, как и он, спешно, как будто прождало в отчаянии. Мел идеально повторял траекторию его пальца, и каким-то образом Кейл мог «видеть» изображаемые знаки и одновременно символы перед собой, как будто у него опять две пары глаз.
Откуда-то из комнаты он услышал вздох, но проигнорировал его. Это займет какое-то время, и ему нужно сосредоточиться.
Он рисовал так быстро, как только мог, его тело послушно двигалось следом и в точности повторяло за ним, один раз остановившись, чтобы вернуться к подставке, зачерпнуть еще несколько кусочков мела и поспешить обратно, словно по мышечной памяти – точно так же, как танцевало «чинг».
К тому моменту, когда он наполовину закончил, Кейл ощутил, что «окно» между его телом и его «умом», или «духом», или черт его знает чем, сужается, и понял: время быстро его покидает. Он чувствовал, как сила вытекает из его тела, как дико бьется его сердце.
Теперь он водил и другой рукой, хотя это было трудно, и он боялся допустить ошибку. Он прошел с Востока на Юг, с Запада на Север, прямиком от одной стороны стен до другой, затем вернулся в обратную сторону, пригнувшись, чтобы изобразить нижние символы. Он потерял всякое ощущение времени, сжигая все мысли, восприятие и боль своего тела, отгораживаясь от всего, кроме своей задачи.
И даже этого было недостаточно.
Но я так близко, так невыносимо близко.
Медленно и неуклонно он чувствовал, что «окно» закрывается, и прикинул, что произойдет, если это случится. Те, кто остаются, сказал Андо, «Нишад» на языке Бато. А если он застрянет, то превратится в тех, кто уходят? Уходят куда? И что это, просто еще одна тропа Пути? Просто другая, но не хуже?
Он знал только то, что это его испугало – как будто разом проглатываешь слишком много воды. Можно умереть и в луже, подумал он, если медлить слишком долго.
Он добрался до последнего угла комнаты, когда створки уже закрывались. Он взглянул на последние несколько символов, каким-то неведомым образом зная, что время на исходе, а затем побежал. Он перепрыгнул через стену и потянулся к своему телу, словно к доске в открытом море, и «протиснулся» через оставшуюся крохотную щель в «окне», чувствуя, как оно захлопнулось подобно тискам, чуть не разрезав Кейла надвое.
Затем его тело воссоединилось с ним, и он рухнул на пыльный деревянный пол. Его зрение плыло, размываясь в такт биению сердца, и волнами накатывала боль. В пересохшем рту был привкус крови, пальцы онемели и кровоточили вокруг ногтей. Он удерживал последние несколько символов в уме, насколько мог, сосредоточившись на них, как на цветах, с которыми Андо заставлял его практиковаться. Его руки двигались неуверенно и вслепую, но – как и в случае с «чингами» – он понимал: если это недостаточно хорошо, больше ему уже не сделать.
Он привалился к стене и выдохнул из легких воздух, который, казалось, задерживал часами, оглядывая тысячи меловых символов. Это ощущалось очень странно – как если бы на самом деле их рисовал не Кейл. И все же это был я, подумал он, дивясь белым линиям, запечатленным на пыльно-красном фоне.
