Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов

жившую в общежитии, посадили на героин. Из дома стали пропадать вещи. Мандрыкин, конечно, сразу забрал ее из института и запер дома. Он одно время пытался вообще не выпускать ее из дома, с криками и скандалами запирал ее в квартире на ключ, но она спускала с балкона нитку и ей внизу привязывали "герыч" и шприц, и она его к себе затаскивала в окно. Пока в долг. Торговцы наркотиками даже приходили к Мандрыкину требовать ее долги. Оказывается, весь, в общем-то, небольшой городок был пронизан системой, накрыт сетью сбыта наркотиков, на которой кормилось куча народу. Происходила какая-то вахнакалия преступного мира: сутенеры, бандиты, рэкетиры, воры, наркоманы. Это был целый слой населения, которые знали друг друга, тут же узнавали себе подобных среди любой толпы. Такой наркоман приедет в любой город России и тут же достанет дозу. Он каким-то образом мгновенно узнает, где ее можно купить. Мандрыкин считал, что их надо всех убивать, и, казалось бы, действительно, чего их жалеть – ведь бесполезные, злые люди. Будучи токарем, он даже переделал газовый пистолет под боевой. Говорил несвязно: "Издалека из него, конечно, не попадешь, а с близи, в упор – без проблем!» А если будут менты задерживать, говорил, подорву себя гранатой. «Это – как зараза, опухоль, они убивает все, к чему прикасаются. Общество начинает гнить. Вчера видел, как наркоманы на улице отобрали у девчонки мобильный телефон, толкнули, ударили головой о стену. Потом побежали в темноту парка. Их всех надо убить. Они все заражены! С чего это они вдруг свободно ходят по улицам?" – Его буквально трясло. Дочку Мандрыкина тогда устроили в наркологическую лечебницу, и что было дальше, Борисков не знал и спрашивать боялся. Предпочел быть в неведении.

А из девчонок Борисков однажды летом встретил на рынке лишь Иру Варапаеву. За двадцать пять лет из просто крупной и веселой девчонки она превратилась в огромную накрашенную бабищу с большими грудями, которые, если бы не лифчик, отвисали бы, наверно, чуть ли не до колен. Замечательная была женщина. Как-то однажды уже лет десять назад они с ней покувыркались очень даже неплохо.

Кстати, окончив школу, Борисков, в общем-то, быть врачом поначалу вовсе и не собирался. Он даже записался на подготовительные курсы в электротехнический институт и регулярно посещал их, проживая в это время в родственников на Петроградской. С факультетом он никак не мог определиться и еще никак не мог сфотографироваться, поэтому и документы не сдал. В конце июля, случайно проходя мимо Первого медицинского, зашел туда и вдруг неожиданно для себя сдал туда документы. Мыслей и мотиваций своих по этому поводу он теперь совершенно не помнил. Все получилось несколько случайно. Экзамены тоже сдал без проблем.

Кто-то из ребят как-то ему на это попенял: "Вот ты, Серега, не по призванию пошел в медицину, а вот я – по призванию!" Иногда Борисков думал, что пойди он в другой институт, скажем в ЛЭТИ, то есть вовремя тогда сфотографируйся, жизнь его была бы совершенно другой. Он мог бы стать программистом, зарабатывать приличные деньги, он никогда не встретил бы Софьи, Киры и наверняка был бы теперь женат на другой женщине. Однако поступил он именно в медицинский.

Потом был бесшабашные первый и второй курсы, закадычные тогда друзья-приятели Дима Оленев, Андрей Салтыков, потом стройотряды, другие друзья, поиск любви. Второе институтское лето Борисков провел в стройотряде в Северном Казахстане. Ехали тогда в Казахстан специальным эшелоном и как-то уж очень долго. С каждым днем все сильнее жарило солнце. В одном городке стояли чуть не полдня, даже сходили там в кино. Отряд стоял в селе Николаевка. Строили там школу. Борисков приехал туда с длинными, чуть ли не до плеч, волосами, но в первый же день его послали работать на растворо-бетонный узел, и от цементной пыли и пота волосы его на голове к вечеру буквально закаменели, как каска, он даже голову не мог почесать и ему пришлось в тот же вечер постричься наголо. Сильные, несущие пыль ветры, жара, мухи, запах коровьего навоза – таким запомнилось то лето. Помниться, в какой-то день случилось полное солнечное затмение. Они наблюдали его сквозь закопченные кусочки стекла. Было странно видеть, как на землю посередь дня опустились настоящие сумерки. Душными ночами ходили купаться на карьеры, прыгали с высоты в воду. Борисков прыгать вниз головой не рисковал, а были ребята, что сигали со скалы ласточкой. А прыгать приходилось в темноту, вроде как должно было быть очень глубоко, но Борискову все равно было боязно. Он прыгнул "солдатиком", да и то падал с замиранием сердца. Было очень темно, назад шли по дороге чуть ли не на ощупь.

В один из выходных дней собрались за грибами в лес на сопки. Идти со всеми за грибами им с Вовкой Колпачевым был лениво. Решили и не ходить. Залегли спать на стогу. Ярко светило солнце, небо было пронзительно голубое. Это был один из счастливых моментов жизни. Проснулись, когда услышали в отдалении голоса.

Из Казахстана возвращались тоже на поезде. После отвальной целый день отпивались кумысом.

Из таких поездок в стройотряды были вынесены интересные впечатления, одно из которых состояло в том, что оказывается, в стране царит полный бардак.

Все эти два года что-то в Борискове неуклонно менялось. Что потом были какие-то два года – не заметишь как и пролетают, а тогда это было очень много. Это был важнейший период жизни, становления. Ты проверяешься, кто ты такой есть на самом деле. Жил сначала на съемных квартирах, а потом в общежитии с негром из Ганы – Томасом. Томас считал себя старожилом, а значит хозяином комнаты и пытался наводить дедовщину. Такие ввел порядки. Борискова поселил в глубине комнаты – у входа, сам жил за ширмой, где окно. Часто приводил к себе девок, всю ночь они шумно трахались, мешали Борискову спать и заниматься. Постоянно происходили и другие мелки стычки. Наконец, Борискову это надоело и он, по совету опытного товарища, запер дверь и избил Томаса. После этого они с Томасом стали лучшими друзьями. Самое поразительное, что избиение не вызвало никаких обид. Томас Борискова сразу зауважал. Жилищные условия Борискова тут же улучшились. Комната мгновенно была перепланирована. Теперь, перед тем чтобы кого-нибудь притащить из женщин, Томас всегда спрашивал разрешения, а иногда и Борискову предлагал присоединиться.

Впрочем, была одна самая умная девочка в группе, которая по-тихому договорилась с комендантом, платила ей сколько-то денег и жила в комнате совершенно одна. Возможно, там