Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев

Однако о мотивациях отца Шайнера, которые, в свою очередь, следует рассматривать в контексте происходившего в Обществе Иисуса в начале XVII столетия, сказать необходимо.

На рубеже XVI – XVII веков число членов Общества, а также число контролируемых и спонсируемых Обществом школ заметно возросло. Кроме того, заметно увеличилось количество написанных иезуитами трактатов (в том числе и натурфилософских), а также их тематическое многообразие. Все это привело к известному «плюрализму» мнений по многим вопросам, а потому руководство Общества было озабочено наведением идеологического единообразия, ибо только оно могло обеспечить эффективность его деятельности. Заметим также, что именно на рубеже XVI – XVII веков между иезуитами и доминиканцами развернулась полемика De auxiliis, наиболее острая фаза которой пришлась на 1597 – 1607 годы1441. Наконец, если обратиться к первым годам Тридцатилетней войны, то следует упомянуть еще одно обстоятельство, на которое указал А. Фантоли:

…Так называемое «дело Сантарелли» (1626) <…> угрожало разрушить отношения между Урбаном VIII и Францией1442 <…>. Кризис был преодолен, но это [дело] нанесло серьезный урон престижу иезуитов <…> и послужило причиной сурового публичного осуждения папой генерала ордена Муцио Вителлески1443. <…> И сейчас, семь лет спустя (то есть в 1633 году. – И.Д.), каждый в Риме знал, что иезуиты должны были быть особенно осторожными, чтобы не создать у подозрительного сверх меры Урбана VIII впечатление тайной поддержки ими происпански настроенной фракции в римской курии1444.

Упомянутое выше инструктивное послание Аквавивы предусматривало введение «строгого и единообразного образования» во всех учебных заведениях, подконтрольных Обществу. Это, в частности, означало, что в теологии следовало придерживаться учения Фомы Аквинского, а в натурфилософии – взглядов Аристотеля (если последние не противоречили христианскому вероучению и согласному мнению Отцов Церкви). Всякие интеллектуальные инновации не поощрялись. В 1613 году Аквавива составил и разослал второе, еще более жесткое послание, которое практически запрещало введение по инициативе членов Общества каких-либо инноваций в сфере философии и теологии. Ослушники не допускались на преподавательские должности, а если они их уже занимали, то их отстраняли от педагогической работы как нарушивших обет послушания, данный ими при вступлении в орден. И в этой ситуации иезуит Шайнер открывает пятна на Солнце, которые к тому же меняют свою конфигурацию, что, как уже было сказано, противоречит аристотелевскому тезису о неизменности неба.

В завязавшейся полемике между Шайнером и Галилеем по поводу солнечных пятен некоторые астрономы-иезуиты, как, например, отец Гринбергер, склонялись на сторону тосканца, но высказать открыто свои взгляды не могли. «Хотя он [Гринбергер], – читаем в одном из писем Галилею, – знает, что Апеллес1445 – иезуит, однако все более соглашается с Вами, а не с Апеллесом <…>. Но как дитя послушания, не осмеливается сказать то, что думает»1446.

Можно привести немало примеров, когда ученые клирики из числа иезуитов не могли откровенно высказывать свои мнения по натурфилософским вопросам, если эти мнения расходились со взглядами Аристотеля1447. Запреты Аквавивы, повлекшие за собой резкое ужесточение цензурного надзора, стали главным препятствием развития науки учеными ордена Иисуса именно в тот период, когда многие из них начали выходить за рамки перипатетической натурфилософии. Среди этих натурфилософов-иезуитов был и Шайнер. Об открытом нарушении предписаний генерала ордена не могло быть и речи. Тогда Шайнер, воспользовавшись советом «старших товарищей», решил придерживаться иной стратегии.

Мои начальники, – вспоминал он впоследствии, – были того мнения, что я должен продвигаться вперед осторожно и не торопясь, пока эти явления не подтвердят другие, кои приведут те же доказательства. Мне советовали не отклоняться от общего пути философов, не имея к тому веских оснований, и не публиковать моих наблюдений <…> под моим собственным именем1448.

Но сколь бы напряженными ни были отношения между Шайнером и Галилеем, вряд ли первый приложил все силы, чтобы спровоцировать инквизиционный процесс над последним. Сомнения возникают по многим причинам. Так, например, в 1996 году М. Горман опубликовал статью, в которой сообщил, что нашел в римской Biblioteca Casanatense (MS. 1331, ff. 147r – 213r) отзыва (censure) Шайнера на «Tractatus syllepticus» Инхофера1449.

Если в двух других отзывах на этот трактат, принадлежавших Джованни Баттисте Росси и Джованни Ро, указывалось, что в тексте Инхофера «nihil inveni contrarium fidei, vel bonis moribus, neque doctrinae sanae» (то есть читавший не нашел ничего «ни против веры, ни против добрых нравов, ни против здравого учения»)1450, то в заключении Шайнера, датированном 9 августа 1633 года, после одобрения сочинения в целом содержится любопытная приписка (post scriptum), цитированная мною выше. Это замечание Шайнера показывает, что он, в отличие от Беллармино и Инхофера, не считал принятие или непринятие той или иной космологии (гео– или гелиоцентрической) вопросом веры, а следовательно, защиту Галилеем теории Коперника не рассматривал как доктринальную ересь1451.

Что касается цитированного выше фрагмента из письма Пейреска Гассенди (начало сентября 1633 года), то следует отметить, что Пейреск получал информацию о позиции Шайнера из косвенных источников – от Гассенди и Кирхера, которые делились с Пейреском своими мнениями, составленными на основе писем к ним самого Шайнера. Между тем в письме Гассенди от 16 июля 1633 года Шайнер писал: «Я защищался во второй раз от Галилея1452, узурпатора моих открытий. Я изумлен тем бесстыдством, с которым этот человек решился навлечь на себя такой позор. Когда-нибудь вы убедитесь [в этом] и так же будете изумлены после того, как прочтете мою защиту»1453. В письме же Кирхеру, также от 16 июля 1633 года, Шайнер сообщает – не без чувства удовлетворения – о процессе над Галилеем и о приговоре (соответствующий фрагмент я процитировал выше). Но из этих писем следует только то, что иезуит был настроен против Галилея, причем его главная претензия к последнему носила явно приоритетный (и отчасти справедливый) характер, а также что он (Шайнер) полностью удовлетворен результатами процесса. Но из написанного Шайнером никак не следует, что сам процесс над Галилеем был результатом его интриг.

Многолетние наблюдения Шайнера за движениями солнечных пятен, изложенные им в пространном трактате «Rosa ursina sive sol», экземпляр которого он послал Галилею, наводили на мысль об истинности теории Коперника. И Галилей в первом дне «Dialogo» использовал аргументацию, опиравшуюся на особенности движения солнечных пятен, для защиты гелиоцентрической космологии. Ричард Блэквелл предположил, что реакция Шайнера на выход книги Галилея обусловлена тем, что иезуит понял, к своему ужасу, что своими наблюдениями солнечных пятен он фактически дал Галилею веский довод в пользу гелиоцентризма1454. Вполне возможно, что Блэквелл прав и именно этим обстоятельством объясняется странное поведение Шайнера в книжной лавке в начале июня 1632 года. Шайнер тогда, напоминаю, пообещал по прочтении «Dialogo» незамедлительно дать свой ответ на сочинение тосканца. И действительно, в 1633 году он написал небольшой (120 страниц in quarto) трактат под названием «Prodromus pro sole mobili et terra stabili contra Academicum Florentinum Galilaeum a Galilaeis». В этом опусе Шайнер сосредоточивается главным образом на движениях солнечных пятен, хотя в «Dialogo» Галилей пишет о них не так уж и много – в дне первом, обсуждая изменчивость неба, и в дне третьем, доказывая справедливость теории Коперника. Таким образом, по версии Блэквелла, Шайнера возмутило, что Галилей использовал данные, почерпнутые им из «Rosa ursina», не сославшись на эту работу, и при этом использовал их для защиты ложной теории Коперника.

Обращает на себя внимание еще одно обстоятельство – «Prodromus» был завершен к началу осени 1633 года. Учитывая небольшой объем этого сочинения и то, что для его написания автору не требовалось проводить каких-либо новых научных изысканий, логично предположить, что книга была написана летом 1633 года, и работа над ней началась либо сразу после вынесения приговора Галилею, либо накануне. Видимо, Шайнер решил воспользоваться подходящим моментом1455. Но возможно, что дополнительным стимулом для него (кроме застарелой неприязни к Галилею) стал если и не прямой заказ от курии или руководства Общества Иисуса, то по крайней мере пожелание со стороны некоторых прелатов («an official investiture», как выразился Фантоли1456) иметь сочинение, опровергающее идеи Галилея и Коперника с научной (или, точнее, натурфилософской) точки зрения. Действительно, в упомянутом выше письме Кирхеру (от 16 июля 1633 года), спустя три недели после окончания суда над Галилеем, Шайнер заявляет: «Когда “Prodromus” будет завершен, я смогу, с Божьей помощью, защитить традиционную (communem) астрономию от Галилея в своей книге от начала до конца, как то было рекомендовано папой, нашим генералом, помощниками и всеми, кто следует лучшим путем (ita hortatur Pontifex, Generalis noster, Assistentes, omnes meliora secuti)»1457.