Ветер с Варяжского моря - Елизавета Дворецкая

– Ты можешь ее вернуть? – удивился Кетиль. За все те годы, что он разбирал тяжбы, ему не приходилось сталкиваться с таким случаем.

– Да, я знаю, где она. Теперь я точно помню – она была с этого двора, я ее видел там же, где была Саглейд. Скорее скажи ему – я знаю, где девочка!

От прежней невозмутимости Лейва не оставалось и следа: несколько мгновений назад его лицо было полно отчаянием, а теперь в нем пылала лихорадочная надежда. Он готов был отдать свою жизнь, но ее будет мало; так может, для уплаты пригодится жизнь маленькой девочки, о которой он иначе и не вспомнил бы никогда? Образ Загляды, как факел, осветил закоулки его памяти, она послушно показывала Лейву улицы и дворы, которые он напрасно пытался вспомнить всего лишь сегодня утром. События годовой давности стояли перед ним так ясно, словно все это было вчера.

– Что, берется платить? – спросил Середа. Он видел горячее возбуждение собеседника и понимал, что дело сдвинулось с места. Уж не про клад ли какой вражина вспомнил?

Но Лейв не помнил про клад в святилище. Видно, боги поражают бедой всякого, кто хотя бы в мыслях протянет к нему руки.

– Послушай, – Кетиль обернулся к Середе, – он говорит, что знает, где сейчас девочка с твоего двора – девочка, которая повредила ногу. Может быть, ты согласишься взять ее назад вместо серебра за всех?

– Девочка? – не сразу отозвался Середа, изменившись в лице.

Вся его злость пропала, ее сменили растерянность и неверие.

– Я не знаю, кто она ему, но она небольшая – вот такая! – Лейв показал рукой над полом. – А в волосах у нее был красный лоскут.

Середа не понял его слов, но бессмысленным взором проследил за его рукой.

– Ты можешь ее воротить? – пробормотал он и посмотрел в лицо Лейву Тот сразу понял его и кивнул.

– Скажи ему, что мне это рассказал Хельги, – обратился Лейв к Кетилю. – Что с этого двора среди других забрали девочку. Она повредила ногу еще здесь, еще до того, как пришли викинги. А на корабле она сильно расхворалась. Викинги ночевали на берегу и оставили ее у тамошних людей. Все равно как рабыня она немного стоила – ведь она хромала… Нет, Кетиль, этого не надо ему говорить. Скажи только, что я знаю, где ее найти. Если она жива… Но это в воле богов. И если я привезу ее, они должны отпустить Хельги. Все равно мне негде взять таких денег, даже если бы я очень хотел. А девочку я могу вернуть. Могу поискать…

Кетиль пересказал Середе речь Лейва. Середа слушал его, остановившимся взором глядя куда-то в темный угол. Кетиль кончил, а Середа все молчал. Скандинавы напряженно ждали: другого спасения для Хельги не было. И вдруг Середа опустил голову и спрятал лицо в загрубелых ладонях. И северяне незаметно перевели дыхание – он согласится. Несколько минут продолжалось молчание, а потом Середа поднял голову.

– Сколько тебе сроку надо? – хрипло спросил он, не глядя на Лейва и не думая, поймет ли он.

– Десять дней.

– Смотри – не привезешь, я того гада на куски разрежу и по земле размечу, – так же прохрипел Середа.

Он не решился назвать дочь по имени, словно боялся спугнуть робкую, драгоценную надежду вернуть хоть что-то из того, что казалось утраченным безвозвратно.

Лейв выехал из ворот Княщины на самой заре. Оддлейв ярл одолжил ему хорошего коня, а хозяйка велела дать ему побольше еды на дорогу Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Лейв оставил в Княщине свои сапоги и красный плащ воина и отправился в путь в обыкновенном коричневом плаще, который прикрывал от чужих глаз его дорогое оружие.

Он был один. Загляда уговаривала его взять с собой хотя бы Ило, который легче найдет дорогу и сможет сговориться с местными жителями. Сам Маленький Тролль поехал бы с превеликим удовольствием, но Лейв отказался.

– Боги отблагодарят тебя за доброту, Саглейд, – сказал он ей. – Но я поеду один. Я – несчастливый человек, а поездка моя может быть опасна. Я не хочу, чтобы вместе со мной опасность грозила и другому.

Загляда научила его нескольким самым нужным русским словам, а дорогу Лейв примерно помнил – ведь он трижды проделывал этот путь по воде. Теперь ему предстояло ехать берегом – сначала вдоль Волхова до Нево-озера, потом вокруг озера до того места, где из него вытекает река Нева. Около ее истока викинги ночевали во второй раз после отплытия из разоренной Ладоги и там оставили захворавшую Догаду.

Если бы вчера Снэульв не напомнил Лейву, что именно в этом дворе он впервые увидел Загляду, то он мог бы и не вспомнить, что девочка с красным лоскутом в русой косичке тоже была отсюда. А дальше Лейв все помнил хорошо: ее братья и сестры кричали и плакали, а она молчала, но на лице ее было недетское отчаяние. Она молчала и потом, сначала в клети Милутиного двора, потом на корабле. Но горе и боль, которые у нее не нашли выхода в слезах и криках, превратились в болезнь – уже на корабле, когда курганы Ладоги остались позади, у девочки началась лихорадка. Викинги заметили это только вечером, когда пристали к берегу на ночлег и оделяли пленников луковицами и горбушками жесткого хлеба. Обнаружив, что девочка лежит в жару и ничего не видит приоткрытыми глазами, викинги решили от нее избавиться. Ее болезнь могла оказаться заразной, а распухшая вывихнутая стопа, которую другие пленники пытались вправить, но не сумели, сильно понизила бы ее цену на невольничьем рынке. Такая цена не оправдала бы даже ее еды за время пути – и ее решили не везти дальше.

Викинги могли бы просто сбросить ее в воду, но Лейв не позволил. За то время, которое он провел в Ладоге, что-то изменилось в нем, хотя даже Хельги он не пытался рассказать об этом. Глаза Саглейд стояли перед его мысленным взором, она неслышно подсказывала ему мысли и решения, которых он не знал до встречи с ней. Возле места их ночлега было маленькое чудское поселение, и Лейв на руках отнес девочку на берег, в избушку рыбака. Хозяева позволили ему положить девочку на лавку в их тесной темной избушке, женщина коснулась пальцами ее горячего лба и покачала головой. Лейв сунул в руку хозяина серебряный денарий конунга англов и ушел, надеясь, что за эту монету чудины позаботятся о девочке, пока она не выздоровеет и не расскажет, кто она и откуда.

И вот теперь, глядя на серые воды Волхова и стену дремучего леса, мимо которого конь нес его по Подолу к берегу Нево-озера, Лейв думал о прихотливости воли богов и человеческих судеб. Мог ли он думать в тот давний вечер, когда оставил девочку в избушке рыбака и дал хозяевам денарий, что этим спасает жизнь не только ей, но и своему названому брату Хельги? Если она выжила, конечно, а выжить ей было нелегко: вывихнутая нога, лихорадка, потрясение от гибели родичей могли бы убить и более крепкое существо. И вот теперь жизнь Хельги должна быть оплачена возвращением девочки. Если же она умерла, то голова Хельги покинет его плечи и окажется на колу в тыне Середы. Другого способа спасти его не было: пойманный разбойник должен отвечать за свои дела, как велят закон и обычай. Вину Хельги подтвердит слишком много свидетелей, и даже Гудмунд и Оддлейв ярл ничего не смогут сделать. «О великие боги, сделайте так, чтобы она была жива!» – думал Лейв по дороге. Умом он понимал, что едва ли боги оживят девочку, если она умерла год назад, но душа его не могла принять мысль о такой потере. Одно дело, если бы Хельги погиб в бою и ушел бы в небесную дружину Одина, где вместе с другими павшими воинами-эйнхериями проводил бы время в пирах и битвах. Но совсем другое – умереть под топором словенского простолюдина, словно жертвенный баран, и опуститься в подземное царство Хель, где палаты зовутся Мокрая Морось[229], а еда – Голод. Задолго до полудня Лейв миновал Подол и выехал к Нево-озеру. Дальних его берегов не было видно, и этим оно было похоже на море. Сердитые серые волны катились по его поверхности, как будто его подводный хозяин гневался. А если он гневается, значит, требует жертвы. Лейв повернул коня и поскакал вдоль берега на запад.