Сексуальная культура в России - Игорь Семёнович Кон

бороться любыми способами» (среди девушек так ответили только 2,7 %), а 12,8 % юношей и 5,1 % девушек сказали, что эти люди их «раздражают» и «их нужно принудительно помещать в специализированные учреждения». То есть 37,7 % юношей относятся к геям абсолютно нетерпимо. При этом возрастная динамика гомофобии у юношей и девушек противоположна: доля мальчиков, испытывающих ненависть к гомосексуалам, увеличивается с 18,1 % в седьмом до 30,7 % в 11-м классе, а доля девочек, которые «спокойно» относятся к ним, напротив, вырастает с 33,9 % до 69,4 % («Проблемы толерантности», 2003. С. 230–231).

Особенно тяжело приходится провинциалам. При анкетировании в 1998–1999 гг. 1330 старшеклассников Ульяновска гомосексуалы оказались самой ненавидимой группой среди юношей: 16,4 % считают, что их надо убивать, 33,3 % – изолировать, 28,2 % – принудительно лечить (девушки, как и везде, значительно терпимее). В молодежных тусовках геев ненавидят и презирают. «Сначала ты определись, какого ты пола, а потом я с тобой разговаривать буду». «Он, может, и имеет право на существование, но не имеет права на общение с остальными». «Это самая настоящая зараза» (Омельченко, 2002а). Некоторые российские школьные учебники и книги для подростков эти страхи и ненависть даже разжигают. В одном из лучших московских медицинских вузов студентов, вопреки фактам, учат, что гомосексуализм – главный источник распространения СПИД. С введением в школы курса «Основ религиозной культуры» эта пропаганда, несомненно, усилится.

Разумеется, не у всех подростков враждебность проявляется открыто, в насильственных действиях. Но каково всетаки жить в таких условиях? Страх разоблачения, забота о мнении группы, неуверенность в собственном «Я» – типичные проблемы таких детей.

«Я хочу, чтобы у меня была красивая, здоровая, умная жена, обязательно дети и долгая счастливая жизнь, а не беспорядочные гомосексуальные связи, редкие сожители и полное отсутствие перспектив. Я хочу избавиться от возбуждения, которое во мне вызывают лица мужского пола, и добиться стабильной или, вообще, любой эрекции в интимных контактах с девушками, в общем, поменять ориентацию на правильную.

Я на данный момент возбуждаюсь исключительно от мужских фотографий, гей-рассказов и т. д. В моих фантазиях также присутствуют лишь мужчины. Поэтому и во время мастурбации я представляю только их. Женщины мне просто нравятся, особенно умные, интересные и, как говорится, с творческой жилкой… Они нравятся мне исключительно эстетически, но очень бы хотелось, чтобы присутствовало и нормальное эротическое возбуждение.

Я очень хочу нормальных человеческих радостей (семью, детей), мне не хочется, чтобы в меня тыкали пальцем и говорили эти обидные слова «Пидор+пидовка!» и т. д.

Недавно в нашем городе зверски убили одного гея… Меня это очень напугало, а не ждет ли меня та же участь. Я, конечно, понимаю, что и гетеросексуалы от этого не застрахованы, но все же очень страшно» (18-летний студент, личное письмо).

Страх перед гомосексуальностью психологически травмирует и гетеросексуальных подростков. 23-летний Валера из Ульяновска, которого в подростковом возрасте из-за привлекательной внешности часто дразнили «голубым», рассказывает:

«…Сначала был страх перед гомосексуализмом, детский такой. Если я гомик, как я об этом узнаю? …и я начал себя заморачивать: я начал смотреть на мужиков вот так. Я стал на какую-нибудь порнуху свои ощущения исследовать. Я спрашивал себя, что я чувствую?…у меня страх прошел перед гомосексуализмом, когда я понял, что вряд ли имею к этому отношение. …страх оказаться, грубо говоря, уродом, страх чего-то такое выяснить о себе, нехорошее» (Омельченко, 2002а. С. 480–481).

Гомофобия – естественная предпосылка и неизбежный спутник дедовщины. Она освящает и укрепляет иерархический характер мужских сообществ и право «настоящих» мужчин господствовать над «ненастоящими». Унизить другого – значит «опустить» его, лишить мужского достоинства. Воинствующая гомофобия идейно и психологически способствует терроризму. Осужденный по делу о взрыве на Черкизовском рынке в августе 2006 г. студент Илья Тихомиров перед этим терактом участвовал в антигеевских погромах. Интимный дневник юного террориста наглядно показывает, что его ненависть к чужакам тесно связана с гомофобией и неуверенностью в собственной маскулинности: «…Нет духу сказать “нет” – это мерзкая особенность мягкого сопливого характера, характера немужского… Я понял, что у меня нет воли и характера. Я не могу ударить первым, я боюсь драться. Странно, что я не гей. Хотя характер пидорский!» Это клиническая картина авторитарного сознания.

Конфронтация или диалог?

Возникшие в 1990-х годах немноголюдные и разобщенные местные организации ЛГБТ, не смея ссориться с всесильными властями, занимались преимущественно локальными проектами, созданием инфраструктуры общения, психологическим консультированием и, совместно с государственными и общественными медицинскими центрами, профилактикой ВИЧ-инфекции. В политику они не лезли и даже правозащитной деятельностью занимались мало. Социально успешных и аполитичных геев такое положение в целом удовлетворяло. Однако контраст между тем, что они видели на Западе и в собственной стране, не мог не вызывать напряжения и чувства обиды. Когда небольшая группа активистов во главе с Николаем Алексеевым (Проект GayRussia. Ru) объявила о проведении в Москве 27 мая 2006 г. международного гей-прайда (московский мэр сразу же заявил о его категорическом запрете), это произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

По западным стандартам, гей-прайд – действие неконфронтационное. Европейцы могут яростно спорить о легализации однополых браков или предоставлении им права на усыновление чужих детей, но права ЛГБТ на общегражданское равенство, самоорганизацию, представительство в парламентах, проведение массовых политических акций и т. п. там не оспаривает никто. В России дело обстоит иначе. Идея гей-прайда была использована фашистами, националистами и религиозными экстремистами в качестве желанного предлога для массовых акций устрашения. Призывы к насилию были совершенно открытыми, а его жертвами стали ни в чем не повинные люди, точное число которых неизвестно. Позиция властей и милиции была в лучшем случае двусмысленной, нередко они действовали заодно с погромщиками.

Как и предсказывали эксперты, попытка проведения гей-прайда расколола российское ЛГБТ-сообщество (большинство ЛГБТ-организаций, не желая вызывать огонь на себя, от участия в несанкционированных уличных действиях отказались), способствовала консолидации черносотенно-гомофобных сил, дала импульс агрессивной гомофобной пропаганде, отвечать на которую было некому и негде и усилила антизападные настроения, позволив представить гомосексуальность как нечто навязываемое русской культуре извне. Хотя акция привлекла к себе широкое внимание, ни один сколько-нибудь известный российский политик или правозащитник ее не поддержал, а общественному мнению ее смысл остался непонятным. На вопрос Левада-Центра в 2006 г, должны ли представители секс-меньшинств иметь право устраивать уличные манифестации, 76 % россиян сказали «нет», только 9 % сочли это допустимым. По данным июньского (2006 г.) опроса ФОМ, решение московских властей о запрете гей-прайда одобрили 77 % россиян, только 9 % сочли это решение неправильным и 14 % затруднились выразить свое отношение к запрету.

Однако силовое решение вопроса не могло не вызвать эффект бумеранга. Я сравнил бы разгон московского гей-прайда с эффектом знаменитого «бульдозерного» разгрома выставки неофициального искусства в советские времена. Само по себе абстрактное искусство мало кого волновало, но когда картины уничтожают с