Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

Мой собеседник вздохнул.

— А что случилось, Харалампий?

— Искушение… потерял я паспорт и в Абхазию мне путь был закрыт. А тут, не знаю как, познакомился я с молодой женщиной Зинаидой, ей двадцать шесть лет, а дочке шесть лет. Мне сорок пять. Ладно. Ездили мы с ней на Остров к отцу Николаю Гурьянову, да вы знаете его?

— Слышал о нем много хорошего и сам чуть было не поехал к нему… Ну, и что дальше?

Мне нравился этот простой и блаженный пустынник, с которым мы когда-то не один год делили хлеб и соль.

— Так вот, говорю ему, — продолжал инок. — Мол, можно мне жить с Зинаидой, как брат с сестрой? Отец Николай крестом перекрестил меня при ней: «Жить, жить…» Так и сказал. А перед нашей встречей с ней, подруги говорят ей: «Зина, что ты замуж-то не выходишь?» Она ведь с мужем развелась. Ну так вот… А она им отвечает: «За кого сейчас выходить-то?» Знаете, батюшка, к ней сваталось много ребят. Зина еще красивая была и выглядела моложе своих лет, как будто еще в школе учится. И что вы думаете? Она подружкам отвечает: «Я согласилась бы жить, как брат с сестрой, да кто сейчас на этой пойдет? Может только монах из монастыря какого…» А тут я и подвернулся…

Мы помолчали, затем пустынник возобновил свой рассказ.

— Долгое время мне, батюшка, паспорт не выдавали. Через год мы опять поехали к отцу Николаю. Она мне говорит: «Ты же не сказал старцу, что ты инок!» А тут мать ее плачет, убивается: «Зинка, дура, мало ли тебе парней, что ты со стариком связалась?» Правду сказать, дочку ее я полюбил как свою, и она меня… Поругаемся мы, значит, с Зинаидой, а дочурка нас мирит. Зинаида-то мне всегда говорила: «Вот, твоя защитница!» Да, такие-то дела… Приезжаем мы, в общем, с ней к отцу Николаю. Она батюшке говорит при мне: «Жить мне с иноком Харалампием?» А батюшка как бы строго так по столу рукой стучит: «Жить, жить!» Но осенью восстала на меня мать Зинаиды и говорит ей: «Если он сейчас не уедет, я милицию вызову!» И я, батюшка, от нее уехал… Искушение, одним словом! — со вздохом закончил рассказчик.

Помолчав, он продолжил, теребя застежку на куртке:

— А дальше пошло-поехало… Паспорт к тому времени я получил. Поехал в Абхазию, но, не доехав до Абхазии, снова его потерял, а может, украли… Но мне, спаси Господи, сделали абхазский паспорт с видом на жительство на пять лет. Приехал я на Псху, отец Симон, положил паспорт в дупло в лесу и забыл где, представляете?

Я невольно кивнул головой.

— Сейчас еду, можно сказать, в Орел. Буду жить под крылом священника Петра. Батюшка — духовник хороший, а главное — делатель молитвы Иисусовой, учился у знаменитых старцев. Поэтому у меня пока, слава Тебе, Господи, все хорошо в духовном плане! А вы-то как там, отче, на Святой-то Горе?

— Живем братством в шесть человек на Новой Фиваиде. Если сделаешь паспорт, приезжай, будем рады тебя принять! — ответил я.

— Куда мне, отец Симон! Слава Богу, что Матерь Божия снова собрала братьев под твое духовное руководство, как когда-то на Решевей! Поминай недостойного инока Харалампия, отче!

Я с сердечным чувством обнял и поцеловал этого угодника Божия и замечательного молитвенника. Чем-то он мне всегда напоминал Странника из «Откровенных рассказов». Жаль, что больше с ним не пришлось увидеться…

С отцом Агафодором, вернувшимся из Харькова, мы остановились на Московском подворье у игумена Пимена. Москва не сразу отпустила нас с иеромонахом: у меня началась пора служения людям: звонки, встречи, беседы, исповеди и поездки. Столица подсыпала снежком, ударяла морозцем, мела метелью, метелью опасений, тревог и искушений…

Ему мы, горячась,Расскажем обо всем:Как трудно на земле,И верим, и живем,Как много нужноСделать и решить,Как нам приходитсяБез устали спешить.Он кротко слушает,Качая головой,Не поднимая глазОт Библии святой.Мы говорим,Мы жаждемРассказать,Как трудно намСлова его понять.Как быстро пролетаютДни за днями,Как важно то,Чтоб он всегда был с нами…И тихо старецВзор подъемлетСвой: «Пойми, сынок,Ведь я всегдаС тобой…»

Троице Единосущная, да святится имя Твое через дух мой, преображенный Тобою, в котором Ты отражаешься, словно солнце со всеми его лучами в кусочке разбитого бутылочного стекла. Далеко виден свет его, отраженный от маленького стеклышка, а подойдешь, и дивишься ничтожеству разбитой стекляшки, испускающей такой яркий свет. Не так ли и я, Боже, словно бутылочное стекло, сверкающее издали, но сам по себе я, ничтожный, лишь отражаю нестерпимо сверкающий свет славы Божества Твоего? Хочу сердечными очами моими видеть лишь прекраснейший Лик Твой, Иисусе, а этот мир пусть расплывется в зрении моем, словно радужное пятно, ибо нет в этом мире ни опоры, ни твердости. Не нужна мне печать его, печать смерти, причуда греховного ума, ведь не ради нее Ты родил меня. А нужна, больше воздуха, святая Твоя печать, печать дара Духа Святого, печать самой истины, проистекающей из Твоих недр, Троица Животворящая, созерцание души моей.

ШТОРМ

Боже, коль скоро тело станет прахом под копытами лесного зверя, а глаза мои — тысячами цветов, смотрящих в небо с безбрежных лугов, а сердце — немолчным морским прибоем, тогда пусть ум, неразрушимый даже временем, станет звездной пылью, усыпавшей ночной небосвод — все отдаю без сожаления безмолвной вселенной, тоже имеющей свой конец. А дух мой, слившийся с Духом Твоим, победит мир одним мановением святой воли Твоей, ибо хотя он — словно пылинка в безбрежности, пылинка родившегося в Тебе духа человеческого, но даже всей вселенной, подобной весу комара, никогда и ни в кои веки не перевесить духа человеческого, ставшего единым с Единосущной Троицей! Сотканный из не-созданного Божественного света, дух мой поищет границы любви Твоей и не найдет пределов ее, ибо и сам обнаружил себя безграничным и беспредельным по неисповедимой Твоей милости, Боже Светодавче и Даритель Богоподобия в святых созерцательных откровениях Твоих!

На одной из центральных улиц возле подворья нас остановила худенькая невысокая старушка в очках.

— Вы батюшки? Простите за неожиданный вопрос.

Незнакомка пристально разглядывала меня и отца Агафодора.

— Батюшки, — немного смутясь, ответил я.

— А где вы служите?

— На Афоне. Приехали навестить нашего духовника, а живем пока на этом подворье.

— Понятно. Вот что, батюшки мои, я пенсионерка, всю жизнь проработала учительницей. Меня зовут Мария Степановна. Под старость осталась одна. Скопила денег и решила так: как увижу батюшек, которые мне сразу понравятся, им и пожертвую!

— Мы от старушек денег не берем! — твердым голосом отклонил я ее намерение.

— Нет, прошу вас, возьмите! Здесь шесть тысяч долларов!

Старушка вытащила из-за пазухи деньги и совала их мне в руки.

Я упорно не давался, отталкивая деньги. Проходившая мимо женщина заметила:

— Вы что, сумасшедшие? Что вы деньгами на улице размахиваете? Хоть бы зашли куда-нибудь!

— Пойдемте в ваше подворье! — сказала бывшая учительница голосом, не допускавшим никаких возражений.

Сидя на скамье в притворе храма, мы разговорились. Чем больше я слушал ее, тем больше она мне нравилась, словно появилась из далекой моей юности, когда я учился в школе. Теперь эта пожилая женщина как будто в своем лице оправдала всех учителей, в которых мне впоследствии пришлось разочароваться, настолько она была мила, интеллигентна и симпатична, но продолжала упорно стоять на своем:

— Если вы не возьмете от меня пожертвование, вы меня кровно обидите. Я хочу, чтобы меня помнили и после смерти, и поминали на службах!

— Мария Степановна, так пожертвуйте свои деньги в храм! — уговаривал я ее.

— Нет, я прошу и умоляю вас, чтобы именно вы поминали меня!

— Хорошо, Мария Степановна! Тогда мы на ваши деньги купим все необходимое для нашего храма святых апостолов Петра и Павла…

— Это вам виднее, а для меня самое главное — чтобы поминали учительницу, рабу Божию Марию!

Мы подружились с этой удивительной женщиной и побывали у нее в гостях, в ее квартире неподалеку. Мария Степановна приходила к нам в гости каждый день по вечерам, пока мы жили на подворье. Наверное, она в нас с отцом Агафодором увидела своих бывших учеников, потому что при каждой встрече приносила нам скромные угощения со своей пенсии: печенье, конфеты, шоколадки. В этот период мне благословили служить ранние литургии на подворье, и наша старушка старательно приходила на все службы, если позволяла погода, и благоговейно причащалась. Светлая тебе память, дорогая Мария Степановна! Слышишь меня?..