Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Блэки Хол

     - Успокойтесь, милочка. Прежде всего, поясните, каким образом, находясь в коме, вы навлекли на студентов всю силу вашего гнева? - поинтересовался декан ласковым тоном.

     - Я ничего не помню. Черный провал. Мое сознание могло вылететь из тела и совершить... ну... это...

     - Помилуйте, Эва Карловна! Никаких сверхспособностей и резервов организма не хватит, чтобы вырастить за ночь живые крылья бабочки или завлечь человека в зазеркалье.

     - А если это сделал дух Радика? - спросила я и устыдилась тому, как глупо и смешно прозвучал вопрос.

     - Вряд ли духи способны управлять временем и пространством. Это подвластно лишь тому, кто значительно превосходит людей в развитии. Я не верю в существование высших сил, но увиденное заставило взглянуть в ином ракурсе на наш материальный мир. До сих пор я верил лишь фактам, считая, что любой феномен логически объясним, а любое невероятное событие подчиняется законам физики. Теперь у меня, по крайней мере, понизился градус воинственности, - улыбнулся мужчина. - И при всем уважении вы, Эва Карловна, никоим образом не подходите на роль высшей силы, которой подвластны жизни и судьбы людей.

     - То, что случилось с ними, теперь считают карой... возмездием... - ответила я сумбурно. - Но кто определил степень их вины? Люди творят более страшные вещи: убивают, совершают насилие, предают близких, годами прячутся от правосудия, и хоть бы хны. Если бы грешников, вступивших в сделку с совестью, наказывали подобным образом, с нами соседствовали бы мутанты и сумасшедшие. Или всех нас расселили по зеркалам...

     - Вспомните говорящее зеркальце из известной сказки. Чем не прецедент? Возможно, в давности некие силы сотворили волшебство, неподвластное смертным, и заточили в зазеркалье человека из плоти и крови, провинившегося в чем-то.

     - Ну и что? - пожала я плечами. - Этот пример единичен. Никогда не думала, что расплата за деяния может быть буквальной. Считала, что начинают сыпаться неудачи, или жизнь человека катится под откос из-за стечения обстоятельств... Но чтобы внезапно, за ночь... Прошел месяц, а возмездие уже настигло тех, кого посчитало виновным. Им даже не отпустили время на раскаяние!

     - Быть может, потому что они не собирались раскаиваться? - предположил декан.

     - Не знаю... Я обвинила ту девушку и парней... Еще обвиняла Радика за слабость и себя... И Мэла, что не прекратил... И вас с Царицей... Евстигневой Ромельевной, что не выгнали из института... И вообще, обвиняла всех, кто смеялся и не остановил... Вдруг наказание доберется до остальных? Что с Мэлом? Он тоже в зеркале? - вскочив, я пересела на подлокотник кресла к Стопятнадцатому. - Скажите правду, пожалуйста! Я звоню, но Мэл не отвечает!

     - Успокойтесь, милочка, - сказал участливо Генрих Генрихович. - С Егором всё в порядке. Поскольку он в изоляторе, ему запретили брать с собой телефон. Но молодой человек идет на поправку и скоро обязательно позвонит. А насчет обвинений... Тысячи людей каждый день обвиняют обстоятельства и тех, кого считают причастными к своим бедам. Если бы все обвинения имели силу, то, как вы сказали, мы давно сидели бы по зеркалам и глядели на сумасшедших мутантов.

     Генрих Генрихович ушел.

     - Как думаете, наказание рассеется, если они осознают? - спросила я на прощанье.

     - Всё может быть, - отозвался задумчиво Стопятнадцатый. - Известны случаи, когда искреннее признание ошибок совершало чудеса.

     Непонятно, успокоил меня разговор или нет. Во время процедур и в перерывах между ними я представляла, каково это - проснуться однажды с непонятной штуковиной на спине, которая переворачивает мировоззрение и меняет всю жизнь. Представляла, каково знать, что твой ребенок совсем близко, но никогда не обнимет и не скажет "Здравствуй, мама!", а зеркало может разбиться в любое мгновение. Таким образом, я выяснила, что воображение вернулось в прежнюю форму и заработало на полную катушку.

     Однако чем ближе подкрадывался вечер, тем активнее одолевали сомнения, и в голову лезли нелепые предположения о причинах молчания Мэла. Верить или не верить Стопятнадцатому? У кого бы спросить о парне? Может, позвонить отцу?

     Нелепая идея. Меньше всего хотелось услышать родительский голос.

     В который раз я выбрала знакомый номер на экране телефона. После серии длинных гудков, когда палец приготовился нажать кнопку отбоя, раздался тихий щелчок, и мне ответили:

     - Да.

     - Мэ-эл! - чуть не свалилась я с подоконника, с которого смотрела на вечернюю улицу. - Где ты? Как у тебя дела? Всё хорошо?

     - Да.

     - Стопятнадцатый сказал, ты заболел. Поправляешься?

     - Да.

     Парень отвечал немногословно и вяло. Бедняжка! Наверное, зараза измучила.

     - Я звонила-звонила, а ты трубку не брал, - сообщила и выдохнула облегченно. - Лечись хорошенько. Не буду надоедать, чтобы ты быстрее выздоровел. Понял?

     - Да, - согласился Мэл, и пожелав ему спокойной ночи, я рассоединилась.

     Конечно, язык так и чесался рассказать о том, что произошло за эти дни. А еще мне хотелось помолчать, слушая дыхание парня, но я боялась разреветься. И тогда Мэл не удержится и примчится в стационар, наплевав на болезни и хвори. Буду твердой ради него.

     И все же он ответил. Ответил! - вскочив с подоконника, я затанцевала в проходе между кроватями. Мэл жив-здоров, и с ним всё в порядке. Мой Мэл, - погладила кольцо на пальце.

     Лежа в кровати, я прижимала телефон к груди и мечтательно вздыхала, а Эм улыбалась, меняя лекарство в капельнице и снимая ежевечерние показания с датчиков на присосках.

     На следующее утро Улий Агатович сообщил:

     - Следователь дважды в день интересуется вашим состоянием. Хочет побеседовать о случившемся на фуршете. Что мы ответим?

     Не знаю, что и сказать. Брови вверх, складка на лбу, растерянный вид.

     - Наверное, требуется присутствие адвоката. Или предупредить отца? - спросила я неуверенно.

     Ни за что. С родителем буду общаться в последнюю очередь. Хотя рано или поздно придется.

     - Беседа предполагает формальный характер, без письменных показаний и записи на диктофон. Я буду рядом. Ваш батюшка в курсе, равно как и Артём Константинович.

     Вот как. Оказывается, и тот, и другой дали высокое соизволение на мое допрашивание.

     Я нехотя согласилась. Вместе с проснувшейся памятью вернулось предубеждение против первоотдельщиков и дэпов*. И еще страх. А может, всполошилась моя преступная душонка?

     Нежелательным, но настойчивым гостем оказался мужчина приятной наружности с цепким взглядом стальных глаз, неуловимо напоминавший Альрика - движениями, манерой держаться. Представившись следователем Департамента правопорядка, он пожал руку доктору и уселся в кресло.

     - Чтобы не утомлять долгим вступлением, побеседуем кратко и по существу.

     Я кивнула настороженно. Гость оказался из ведомства Мелёшина-старшего, а значит, результаты беседы первым делом получит отец Мэла.

     - Итак, по случаю окончания сессии вы посетили фуршет, организованный в спортивном зале института.

     - Да.

     - С кем пришли на мероприятие, и каким образом узнали о нем?

     - Прочитала афишу на первом этаже. Пришла с... Егором Мелёшиным.

     Вроде бы. Точно не помню. Или сбежала от парня, а он искал меня в толпе.

     - Разговаривали с кем-нибудь на фуршете?

     - С деканом. С Генрихом Генриховичем Стопятнадцатым. И еще с профессором Вулфу.

     - О чем? Можете не отвечать, если разговор касался личных тем.

     - О сессии. Я сказала, что провалила последний экзамен.

     - Возможно, вы заметили что-нибудь подозрительное. Незнакомые лица, пристальные взгляды, необычное или неестественное поведение окружающих...