Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

В те 70-е я часто задавал себе вопрос: почему тех же диссидентов, которые в открытую бросали вызов существующему в стране режиму, порой кладя на алтарь борьбы за свободу свое здоровье, а иногда и жизнь, народ наш, в большинстве своем, почти не воспринимал? Более того, люди верили официальной пропаганде, твердившей о злокозненных происках «наймитов Запада» против нашей горячо любимой Родины. И в то же время Владимира Высоцкого народ обожал и боготворил, несмотря на то, что та же официальная пропаганда писала о нем отнюдь не похвальные панегирики. Только ли дело здесь было в том, что Высоцкий был артистом и в силу специфики своей профессии обязан был нравиться людям? Или, быть может, люди верили и любили его в силу того, что не был он, в отличие от тех же диссидентов, страшно далек от народа, а, наоброт, сам был плоть от плоти этого народа. Тут даже его алкоголизм играл самую благотворную роль. В отличие от «чистоплотных» диссидентов, повернувших головы в сторону Запада, Высоцкий был в доску своим расейским мужиком, скоморохом, притесняемым и гонимым за правду властями и разделявшим все тяготы и лишения той поры вместе со своим многострадальным народом. За его проникновенные песни люди прощали ему все: и жену-иностранку, и навороченные иномарки, и заграничные шмотки, которые он менял с частотой неимоверной.

К слову, о песнях. В том ноябре на магнитофонах советских меломанов появился новый хит Высоцкого – песня «В Шереметьево, в ноябре, третьего…», мгновенно растащенная на цитаты. В ней Высоцкий вновь остался верен себе. В строчке «так веру в Господа от нас увозят потихоньку» правда жизни была выражена коротко и емко.

28 ноября в Театре на Таганке премьера – «Вишневый сад» в интерпретации Юрия Любимова (в июле была премьера эфросовской версии). В главных ролях все те же актеры: Высоцкий, Демидова, Золотухин. Эфросу спектакль понравился. Как пишет А. Демидова в своем дневнике: «Звонил Эфрос, прочитал письмо Майи Туровской. Хвалит спектакль, меня, Володю…»

Продолжаются съемки «Арапа». Несмотря на все недовольство происходящим на съемочной площадке, сниматься в нем Высоцкому все равно приходится – «соскочить с подножки поезда» он уже не может. 2 декабря он отыграл «Гамлета», после чего работал на съемочной площадке – снимался в эпизодах «изба арапа». В праздничный день 5 декабря (в День Советской Конституции) посетил с дружеским визитом театр «Ромэн», где спел несколько песен. Это выступление частично было записано на видеопленку и теперь хорошо известно.

8 декабря Высоцкий был занят в «Вишневом саде».

В этот же день на экраны столичных кинотеатров вышел фильм Михаила Швейцера «Бегство мистера Мак-Кинли». Как мы помним, Высоцкий сыграл в нем роль уличного певца Билла Сиггера. Он написал для фильма девять баллад, но в окончательный вариант картины вошла лишь малая их часть – две песни. Остальные не пропустила цензура.

Еще больший урон понес другой проект с участием Высоцкого – фильм «Стрелы Робин Гуда», который на Рижской киностудии снял Сергей Тарасов. Во вторник, 9 декабря, была поставлена финальная точка в истории с присутствием песен Высоцкого в этом фильме. Как мы помним, для картины было написано шесть прекрасных баллад: «В забавах ратных целый век…», «Славный парень Робин Гуд», «Баллада о любви», «Средь оплывших свечей», «Замок времени срыт» и др. 28 ноября фильм с этими песнями был принят на студии и отправлен в Москву. Просмотр ленты в Госкино состоялся 9 декабря, но там ее согласились принять только в том случае, если песни Высоцкого выбросят. Свои претензии объяснили следующим образом: дескать, кино приключенческое, а песни слишком серьезные, даже трагические. На самом деле причина была в ином: Высоцкого в Госкино недолюбливали. Тарасову не оставалось ничего иного, как пойти на попятную. Как выразится по этому поводу сам Высоцкий: «Надо было бороться за это дело, а режиссер оказался послабже душою, чем я предполагал, и просто не стал бороться…»

В итоге вместо Высоцкого пригласят композитора Раймонда Паулса и поэта Леонида Прозоровского. В течение двух недель ими будут написаны всего две (!) песни, которые и войдут в окончательный вариант фильма.

Между тем на Западе интерес к творчеству Высоцкого не ослабевает. В том декабре в Москву приехали австрийские телевизионщики, снимающие фильм «Дети улицы театров». Одним из героев этого фильма был Высоцкий, которого было решено показать во всех его ипостасях – театрального актера, артиста кино (в фильм были включены отрывки из ленты «Сказ про то, как царь Петр арапа женил») и автора-исполнителя своих песен. Интервью с Высоцким снималось в его квартире на Малой Грузинской улице.

12 декабря Высоцкий и Влади заехали в гости к поэтессе Бэлле Ахмадулиной. Вот как об этом вспоминает А. Макаров:

«Собралась компания близких друзей. Раздался телефонный звонок. Бэлла сказала, что сейчас приедут Володя и Марина. Вскоре они приехали. Володя спел только что написанную песню (для ленфильмовской картины „Вторая попытка Виктора Крохина“) „Баллада о детстве“. Она произвела фурор. Потом еще что-то спел. Все сидели за столом – это было в мастерской Бориса Мессерера, мужа Ахмадулиной. Там был длинный стол, а дальше проем со ступеньками, ведущими выше, в мастерскую. Я увидел, что Бэлла сидит на этих ступеньках и что-то пишет. Володя пел, пел, пел, а когда отложил гитару, Бэлла без всякого предварения стала читать свои новые стихи. Получилось такое невольное вроде бы соревнование. Она так зажглась и в то же время так ревновала к этому вниманию, что даже не сумела дождаться, пока воцарится молчание, и своим небесным срывающимся голосом начала читать поразительные стихи…»

Тем временем на Таганке Юрий Любимов готовит замену Высоцкому в спектакле «Гамлет». На роль принца Датского режиссер первоначально хотел пригласить Ивана Бортника, но тот был близким приятелем Высоцкого и поэтому от заманчивого предложения отказался. Любимов назвал его трусом и обратил свой взор на Валерия Золотухина. Уговоры длились больше часа. По словам Золотухина, Любимов объяснял свое желание заменить Высоцкого так: «С этим господином я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает… Уезжает в марте во Францию. Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги, – я не против… на здоровье… но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало». Золотухин пытался возражать: «Мы потеряем его, когда будет найден другой исполнитель. Заменить его, может быть, и следует, но, думаю, не по-хозяйски было бы терять его совсем». Любимов: «Да он уже потерян для театра давно. Ведь в „Гамлете“ я выстроил ему каждую фразу, сколько мне это мук и крови стоило, ведь артисты забывают… Нет, я тебя не тороплю. Ты подумай». Золотухин: «А чего мне думать? Отказываться? Для меня, для любого актера, попробовать Гамлета – великая честь и счастье. Но для того, чтобы я приступил к работе, мне нужен приказ, официальное назначение. Официальное, производственное назначение, а там уж видно будет…»