Имя всего Сущего - Дженн Лайонс

– Я подозреваю, что знаю. Мне кажется, я встречал твою мать. – Он ковырнул пальцем барную стойку. – А еще я не нравлюсь твоему отцу. Особенно после… – он махнул в сторону Уртанриэль.

Улыбка Джанель стала несколько натянутой.

– Наверно, я могу даже не рассказывать, как мало для меня значит мнение моего отца.

– Он хороший человек, – сказал Кирин.

– Он поддерживает правление жадных, деспотичных дегенератов. И после этого он может быть хорошим?[201]

Нинавис наклонилась вперед:

– О ком мы здесь говорим?

– Я как раз хотела спросить об этом же, – согласилась Дорна. – Я понятия не имею, кто твой отец, жеребенок. Для меня это никогда не имело значения.

Джанель скорчила гримасу:

– Мы еще доберемся до этого. – Она повернулась к Коуну: – Ты готов начать?

Коун кивнул.

– Думаю, да.

Рассказ брата Коуна.

Ледяные Владения, Йор, Куур

Брат Коун проснулся в библиотеке. Он понял это еще до того, как открыл глаза, потому что почувствовал запах кожи и насыщенный ванильный аромат старой бумаги, смешанный с ароматом его любимого чая с корицей. Он проснулся с улыбкой и лишь потом вспомнил, почему чай показался ему таким успокаивающим.

Брат Коун уселся на низком диване без спинки, на котором до этого спал. Он был в другой одежде. Он чувствовал себя чистым. На подбородке не было щетины. Его сумка с книгами стояла рядом с диваном, а на шее висел символ солнца. Брат Коун чувствовал себя в полном здравии, но где-то сбоку скрывалась метафорическая черная пропасть отчаяния – столь широкая и зияющая, что достаточно повернуть голову и можно было увидеть ее невооруженным глазом.

Впрочем, здесь же было и физическое воплощение его отчаяния. За стоящим неподалеку столом сидел Релос Вар и что-то писал пером, сделанным в кирписском стиле. Здесь же, на столе, стоял большой синий чайник и чашки с казиварской глазурью. Тот самый чайник, которым пользовался отец Зайхера.

Брат Коун знал, что должен что-то сделать, что-то сказать, но он просто смотрел перед собой, чувствуя, что не может произнести ни слова.

– Выпей чаю, – предложил Релос Вар. – Это твой лю-бимый.

Коун секунду поколебался, но не почувствовал ни боли, ни намека на то, что умрет в жутких страданиях, если ослушается. Он не знал, означало ли это, что у Релоса Вара не было его гаэша, или он просто решил не использовать сейчас его гаэш.

Упоминание о чае звучало приятно.

Вар налил две чашки, поставив одну напротив свободного стула.

– Я прекрасно понимаю, что извинений недостаточно для того, чтобы загладить то потрясение, которое ты испытал. Я бы никогда не послал тебя помогать Джанель, если бы предвидел такой исход. Ты один из моих любимых учеников. Любознательный, умный, сострадательный по отношению к другим. Прекрасные качества человека, достойного лучшей судьбы, чем твоя нынешняя.

Брат Коун взял чашку чая, борясь с подкатывающей к горлу тошнотой. Извинений было явно недостаточно. Релос Вар вырвал часть его души. Коун даже не знал, у кого сейчас находится эта часть.

– Извинений совершенно недостаточно! – Эти слова совершенно не описывали то, что он чувствовал. – Вы солгали мне! – сказал Коун, перебрав с сотню оскорблений и детских протестов.

– Нет.

Коун почувствовал, как у него сам собой открылся рот:

– Нет?! И вы просто говорите мне «нет»?!

– Коун, я прожил очень долго, – начал Релос Вар. – Можно ли назвать ложью то, что я показывался тебе как личность, которую я носил еще до того, как ты родился? Зайхера не был какой-нибудь одноразовой маскировкой, которую мог набросить, а затем выбросить какой-нибудь мимик-убийца. Зайхера – хороший человек, который хочет помочь людям обрести лучшую сторону себя. Он не менее реален, чем Релос Вар, хотя взгляды Релоса Вара гораздо более конфронтационные. И даже если ни один из них – не я на самом деле, их существование не менее правдиво.

Брат Коун прищурился, глядя на волшебника. В те дни, когда он шел путем Вишаи, он встречал людей, которые были так травмированы, что, пытаясь защититься от травмы, поделили свой разум на хрустальные осколки. Он не думал, что Релос Вар мог так страдать.

По крайней мере, он на это надеялся.

Наконец он фыркнул и отвернулся:

– Это всего лишь оправдание. Вы лгали мне. Вы лгали всем и каждому.

– Давай поговорим об этом еще раз через несколько тысяч лет – после того, как тебе придется сотню раз изобрести себя заново и увидеть, как твои близкие приходят и уходят подобно падающим в лесу листьям.

Брат Коун пропустил это мимо ушей.

– Так кто же вы такой? Кто вы на самом деле? Если это, – он указал на тело Релоса Вара, – ложь и отец Зайхера – тоже, то как вы выглядите? Как ваше настоящее имя?

– Реваррик, – ответил Релос Вар. – Что касается того, как я выгляжу… – Он поморщился: – Я бы не хотел показывать. Неправильно проведенный ритуал привел меня в состояние, не подходящее для вежливого общения. Лучше его не демонстрировать. Каэн был бы расстроен, если бы я разрушил его дворец.

Брат Коун отвернулся и, обняв себя за плечи, поежился.

– Вы чудовище, – прошептал он.

– Нет, – сказал Релос Вар. – Это очень легко усваиваемая идея – быть чудовищем. Ужасным, злобным до самой глубины души, неспособным на исправление. Если я чудовище, то любой, кто противостоит мне, если мыслить логически, является героем, не так ли? – Он наклонился вперед: – Все не так просто. Иногда все ошибаются, и ты сам должен решить, чья неправота более приемлема.

Брат Коун даже не взглянул на чай. От чашки шел чудесно пахнущий пар, напоминающий ему об удобной лжи. Отец Зайхера никогда не был отцом Зайхерой. Он был чудовищем.

Релос Вар вздохнул и снова взялся за перо, обмакнул его в чернила и продолжил писать.

– Ты слишком драматизируешь, Коун.

– Я просто чувствую себя глупо из-за того, что не понял правды.

– С чего бы тебе ее понимать? И ты не идиот, Коун. Я не обучаю идиотов.

– Случай с бароном Тамином в знамени Барсина говорит об обратном.

Релос кашлянул:

– Признаю, что надеялся… на большее… от Тамина. – Он отставил чай в сторону и отложил перо. – Коун, я никогда не хотел предавать тебя.

Эта формулировка заставила брата Коуна вскинуть голову:

– Так вы признаете, что сделали это?

Вар выглядел печальным.

– Конечно. Разве может любой здравомыслящий человек истолковать это иначе? Тот факт, что я никогда не хотел причинить тебе боль, не отменяет того, что я тебя обманул, – и это не доставляет мне никакой радости. Быть под властью гаэша