Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин

Критика Сталина была настолько осторожной, что многими в стране не воспринималась. Мало в чем осведомленные люди просто не верили в то, что им говорили. Смущала и сама атмосфера. Текст хрущевского доклада читали на закрытых собраниях. Публичные обсуждения запрещались, словно речь шла о чем-то сомнительном.

Договорились провести 4 июня очередной пленум ЦК — «Решения XX съезда партии и задачи улучшения идеологической работы». Имелось в виду продолжить кампанию десталинизации. Основной доклад поручили Шепилову. Он представил проект выступления. Вслед за ним должны были предоставить слово министру обороны Жукову. Сохранился текст его непроизнесенного доклада «Состояние и задачи военно-идеологической работы», очень жесткий по отношению к Сталину и сталинским преступлениям.

Но из-за сессии Верховного Совета СССР и совещания руководителей социалистических стран пленум отложили на 7 июня. Секретариат ЦК уже составил список приглашенных. Но 1 июня пленум перенесли уже на осень. 31 августа — новая отсрочка — до декабря 1956 года. Теперь уже основным докладчиком утвердили самого Хрущева. Однако пленум по идеологическим вопросам так и не собрали.

Секретный доклад на XX съезде породил такую бурю эмоций в стране и мире, что в Москве испугались продолжения разговора. Смысл хрущевского доклада сводился к тому, что вся вина за преступления ложится на Сталина и его подручных — Берию и Абакумова. А члены политбюро ни о чем не подозревали. Главное было — не допустить и мысли о том, что массовые репрессии стали порождением сталинской системы. Ведь в таком случае следовало бы ставить вопрос о «демонтаже» всей системы.

Поэтому в Москве так не понравились слова лидера итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти о том, что сталинизм — не опухоль, случайно возникшая на здоровом теле, а признак процесса, который привел к вырождению отдельных частей социалистического организма:

«Ошибки Сталина, вне всякого сомнения, были связаны с чрезмерным увеличением роли чиновничьего аппарата в политической и экономической жизни Советского Союза, возможно, прежде всего в самой партии».

Партийный аппарат сопротивлялся дальнейшим антисталинским акциям, потому что у многих партийных секретарей руки были в крови. Западногерманский министр иностранных дел Генрих фон Брентано едко замечал:

«Тот факт, что господин Хрущев на последнем партийном съезде осудил мертвого Сталина, многие сочли признаком изменения идеологии… А что, собственно, случилось? Люди, которые в течение десятилетий были ближайшими сотрудниками и сообщниками некоего господина Сталина, теперь, проявляя прямо-таки отвратительную лживость и лицемерие, отмежевываются от того, что они делали при нем и вместе с ним».

Довольно быстро партийные секретари сообразили, что, разрешив критиковать Сталина и преступления его эпохи, они открывают возможность обсуждать и критиковать и нынешнюю власть, и саму систему. Теперь уже в разоблачении сталинских преступлений видели одни неприятности, и ЦК занимался ликвидацией идеологического ущерба.

Отдел партийных органов ЦК разослал членам президиума справку о «работе партийных организаций по разъяснению материалов XX съезда КПСС». Составители справки били тревогу по поводу «непартийных и демагогических выступлений отдельных коммунистов, которым руководящие работники не дают политической оценки и должного отпора». Имелись в виду оценки Сталина и системы. Особенно пугали откровенные и искренние выступления работников академических институтов и творческой интеллигенции.

«Дело дошло до того, что в городе Новосибирске, — возмущались руководители отдела ЦК, — в районе авиационного завода враждебными элементами были вывешены антисоветские листовки. Однако секретарь обкома КПСС т. Дерюгин не придал этому политического значения и даже не сообщил в ЦК КПСС, а местные органы государственной безопасности вот уже две недели не могут разоблачить этих врагов».

Только через три года после XX съезда, 21 октября 1959 года, потребовали изъять из книжных магазинов «Краткий курс истории ВКП(б)» — учебник, представлявший собой самую масштабную фальсификацию советской истории.

В здании ЦК компартии Латвии памятник Сталину стоял до середины 1959 года. Управляющий делами республиканского ЦК несколько раз ходил к секретарю по идеологии Арвиду Яновичу Пельше с вопросом:

— Не пора ли убрать?

Пельше отвечал опасливо:

— Подождем еще.

Кончилось тем, что в 1959 году в Ригу приехал Хрущев. Увидел статую, бросил первому секретарю ЦК:

— У вас что, тягача нет ее убрать?..

Почему крупные чиновники не желали отречься от Сталина и после его смерти? А что же им было делать — признать на старости лет, что они трепетали перед преступником, погубившим столько людей и едва не погубившим страну? Признать, что маршалами и министрами их сделал преступник, презренный убийца? Это значило бы перечеркнуть собственную жизнь…

Однажды в небольшой компании, где присутствовал член президиума ЦК Анастас Иванович Микоян, речь зашла о том, почему так медленно реабилитируют жертв сталинских репрессий. Вдруг Микоян поднялся с места так стремительно, что все обомлели.

— Почему мы, — сказал Анастас Иванович, — устраивали видимость судебного разбирательства… вместо того, чтобы реабилитировать всех сразу? Потому, что остерегались, как бы наш народ окончательно не уверился в том, что мы — негодяи.

Мгновение Микоян помедлил. Потом заключил:

— Негодяи! То есть те, кем и были мы на самом деле!

Вынос тела

6 августа 1956 года Хрущев выступал на общем партийном собрании аппарата ЦК КПСС. Он, как это часто делал, начал с шутки:

— Я не собирался выступать на сегодняшнем собрании. Но ко мне подошел секретарь нашей партийной организации товарищ Лукьянов и спросил, выступлю я или нет. Я ответил ему, что выступать не собирался. Тогда он сказал: хорошо бы вам выступить.

Товарищи по партии шутку оценили и засмеялись. Хрущев посочувствовал работникам идеологического фронта, которым пришлось после XX съезда развернуться на сто восемьдесят градусов и критиковать то, что они столько лет восхваляли:

— Очень многие товарищи — бедняги (пусть они на меня за это не обижаются), работающие на различных участках идеологического фронта, да почти все товарищи, против «ошибок» которых теперь борются, да и те, которые борются с этими «ошибками», сами в той или иной мере замазаны в этом деле.

В зале засмеялись…

Чистка органов от преступников-чекистов не удалась.