МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1978. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Еремей Парнов

Лан застонал от сладкого чувства близкой мести, стеснившего грудь. Он узнал зверя — это был убийца его маленького братишки Лика, это был кровавый похититель младенцев. Рука сама медленно натягивала тетиву. Вот сейчас запоет, звонко просвистит стрела…

В этот момент соба рванулся, и лук дрогнул. Стрела пошла выше и вонзилась в загривок зверя.

От страха и неожиданности взвыл шакал, отчаянно завизжали испуганные поросята. С шумом и треском удирали кабаны напролом через камыши.

Громадный волк исчез, будто его и не было, исчез вместе со стрелой.

До охоты ли теперь было Лану, когда он встретил Меченого? Надо выбираться их камышей. Неизвестно, как поведет себя раненый волк.

В одном месте на лессовом склоне Лан увидел темные пятна, похожие на кровь. Соба рвался по следу, но мальчик не решился пустить его до утра: раненый серый зверь был силен и опасен.

Забыв про ссору с Зурром, Лан решил немедленно возвратиться в жилище, чтобы поутру стать на тропу мести, тропу гнева.

Муна спала чутко. Не успел мальчик приблизиться ко входу в пещеру, как взвился столб искр: в пригасший костер подбросили хвороста.

— Муна, я стал на тропу гнева. Своими глазами видел волка с меткой на плече, того, который утащил детеныша Лика, брата моего. Завтра или в другой близкий день, но я отомщу убийце.

— Ой-хи! — всплеснула руками девочка. — Как же он пришел сюда? Через снежный перевал?

От изумления у Лана отвалилась челюсть. В самом деле, как? Значит, есть тропа?

— Твоя правда…

— Нельзя убивать злого зверя. Может, он покажет нам путь в Солнечную долину, — горячо говорила Муна.

Ах, Муна, Муна! Как же он сам, охотник, хранитель мудрости Слова, не подумал об этом?!

— Твоя правда, — повторил Лан. — На рассвете пойду искать волка. Соба покажет след его.

— Я с тобой. Лан промолчал.

— Я пойду с тобой, — громче сказала Муна, страшась отказа.

— Припаси все факелы, какие есть, — сонным голосом попросил мальчик.

— Не спи, Лан, послушай меня, недолго. Давно хочу сказать… Мальчик приподнялся:

— Ну!

— Мне кажется, соба все-все понимает. Видишь, он даже огня уже не боится, как другие звери… Может, это кто-нибудь из предков таж?

Глаза у Муны округлились.

— Может, и я стану каким-нибудь зверем… Я хотела бы стать птицей. Поднялась бы высоко-высоко, выше перевала, полетела бы в Солнечную долину, поглядела бы на мать мою — Яну. Хорошо быть птицей, ах, хорошо!..

Она немного помолчала. Придвинулась ближе к мальчику и сказала доверительно:

— Мне приснилось, будто я живу одна-одна среди зверей. Косули и олени играют со мной, как соба, и белая птица — аист перебирает мне волосы, как Яна. И они говорят со мной, как ты…

— Так не бывает, — сердито перебил Лан.

— А наш соба? Разве не живет он в нашем жилище? Может, и другие звери станут жить?

— Вот еще! Соба помогает на охоте, он храбрый.

— Все равно. Когда мы вернемся в Солнечную долину, ты добудешь мне другого живого звереныша. Пусть он тоже живет у нас. Пусть будет, как во сне. Ладно?

— Ладно, — пробормотал Лан, засыпая.

МЕСТЬ ВЕДЕТ ПО СЛЕДУ

Им не пришлось искать зверя по каплям крови на земле. Соба почуял след врага совсем рядом от пещеры. Вскоре Лан увидел отпечаток устрашающе огромной волчьей лапы на сыром песке, у ручья. Стало быть, ночью волк приходил к жилищу людей, глядел из темноты на костер.

О, если бы не огонь, возможно, их с Муной уже не было бы и в живых. Огонь — вот в чем сила людей даже перед таким страшным зверем, как матерый волк, не раз попробовавший сладкой человеческой крови.

Лан потрогал сверток за поясом: здесь жилка для лука, ореховая скорлупа и сухая прямая палочка. Какое блаженство повелевать огнем, уметь вызвать его из трухлявого пня, когда надо!

Шли налегке. У Лана связка факелов, лук и стрелы, у Муны горящий факел и легкая оленья шкура для ночлега.

Соба сосредоточен: он ведет охотника по следу врага.

Солнце еще не встало, когда достигли они густых зарослей шиповника в широком каменистом распадке. Соба замедлил шаг. Снова, как и вчера, его отливающая закатным солнцем шерсть вздыбилась. Где-то здесь, в зарослях, схоронился враг.

Лан взял из рук Муны факел и подошел к старому, давно засохшему тополю.

— Ио-хо! Йо-хо! Ты, похититель детенышей, выходи из кустов! Нечего прятаться, подобно шакалу!

Качнулись стебли растений, и на поляну вышел волк.

О, как же он был огромен! По пояс Лану, даже выше. Вчера при лунном свете он казался меньше. В загривке у него торчал обломок стрелы, испачканный землей и запекшейся кровью.

Муна зажмурилась. Соба оскалился и грозно зарычал.

На какой-то миг Лан заколебался, не отступить ли? Нет. Этот зверь, как и все другие, боится огня.

Как бы невзначай мальчик прикоснулся факелом к сухому стволу тополя, и легкий огонь рыжей белкой мгновенно вскарабкался вверх. С ликующим треском заплясал, загудел он в сухих ветвях дерева, развевая по ветру дым и искры.

Размахнувшись, Лан ловко швырнул горящий факел в морду зверю. Тот чихнул и обескураженно попятился. Запахло паленой шерстью.

Волк отступил. Вдогонку ему полетел еще один факел, ударил по крестцу.

Лишь на миг, на короткий миг зверь поджал хвост от ужаса перед огнем, но заметили это все: Лан, и Муна, и рыжий волк-соба, и шакал, с опаской наблюдавший из кустов за происходящим.

И тут Лан допустил оплошность. Надо было стрелять из лука, криком и огнем пугать отступившего зверя, а он, безоружный, бросился вперед, чтобы поднять с земли горящие факелы.

Не успел. Матерый волк заметил, что в руке человека нет страшного огня. Лютая злоба сменила страх, вспыхнула в нем с неукротимой силой. Молниеносно бросился он навстречу хрупкой человеческой фигурке.

Могучие челюсти щелкнули в воздухе, сильные лапы ударили человека. От этого удара распластался он на земле, и запахло человечьей кровью.

В тот же миг отчаянный рыжий волк-соба свирепо вонзил свои клыки в шею Меченого. Завертелся зверь на месте, покатился по земле, задыхаясь от жестокой хватки противника, сбросил его с себя…

И снова хрупкая человеческая фигурка стала перед ним. Стоит покачиваясь. Кровь течет на землю, пьянит рассвирепевшего хищника. В руке человека горящий факел.

Ярость борьбы, запах свежей крови ослепили зверя. Бросился он вперед — даже огонь не напугал его, — подмял под себя человека…

Что-то больно, очень больно кольнуло в бок, и слабость липкими путами оплела сильное тело, тяжестью налились могучие лапы, ослабли челюсти. Снова почувствовал он зубы врага, злобного рыжего волка, на своей шее, но нет уже сил сбросить его. Вздрогнул громадный волк всем телом и обмяк.