Легенды Умирающей Земли - Джек Холбрук Вэнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Риальто мрачно рассмеялся, поднялся на возвышение и встал рядом с Ильдефонсом:
– Всякий, кто желает проверить достоверность дидактических теорий Хаш-Монкура, может отправиться к Тучевороту и сделать это в любое время, по своему усмотрению. Тем временем я намерен проконсультироваться с Арбитром. И даже не пытайтесь меня остановить чарами или сглазами! Я не оставил все свои заклинания в Фалу́ – кроме того, я защитил себя оболочкой другого измерения.
Некропу Бизанту не понравились эти замечания:
– Риальто, вы спорите ради того, чтобы спорить! Неужели нужно беспокоить Арбитра по поводу каждой мелочной обиды? Проявите великодушие!
– Прекрасный совет! – заявил Риальто. – Я попрошу Арбитра проявить снисхождение. Ильдефонс, передайте мне, пожалуйста, перечень обвинений! Арбитру потребуются имена обвиняемых.
Хаш-Монкур вежливо произнес:
– Так как Риальто решительно намерен обратиться к Арбитру, я должен предупредить его об опасностях, ожидающих на Тучевороте. Это нешуточная перспектива!
– Как так? – спросил Ильдефонс. – Где и каким образом Риальто угрожает опасность?
– Разве это не ясно? В «Монстраменте» сказано, что любой человек, предъявляющий измененную или поврежденную копию «Голубых принципов» с целью обоснования своей позиции в суде, виновен в преступлении, предусмотренном разделом H, и должен быть исключен из ассоциации. К сожалению, вынужден заявить, что сегодня Риальто совершил именно такое преступление, в связи с чем весь его иск становится недействительным. Таким образом, обратившись к Арбитру, он подвергает опасности свою жизнь.
Нахмурившись, Риальто сверился со своим экземпляром «Монстрамента».
– Не нахожу в тексте такого запрещения. Будьте добры, укажите, где именно находится упомянутое вами положение.
Хаш-Монкур быстро отступил на шаг:
– Если бы я это сделал, я тоже был бы виновен в упомянутом преступлении. Скорее всего, однако, вы не можете найти это положение, потому что оно было уничтожено при повреждении документа.
– В высшей степени любопытное заявление! – откликнулся Риальто.
Вмешался Эрарк:
– Риальто, ваши обвинения недействительны в связи с новым нарушением, и теперь ваш иск следует считать не принятым к рассмотрению. Ильдефонс, предлагаю распустить собрание.
– Не торопитесь! – возразил Ильдефонс. – Мы неожиданно столкнулись с исключительно сложной проблемой. Предлагаю с учетом аргументов, выдвинутых Хаш-Монкуром, направить к Тучевороту комитет, в состав которого войдут, предположим, помимо меня, Эшмиэль, Барбаникос и, возможно, Хаш-Монкур, с тем чтобы стало возможным терпеливое и внимательное рассмотрение положений «Монстрамента», независимое от позиций, занимаемых нами по поводу предъявленного иска.
– Хорошо, мы встретимся в крипте Тучеворота, – сказал Риальто. – Даже если предупреждение Хаш-Монкура соответствует действительности, в чем я сомневаюсь, я не цитировал поврежденный документ и, следовательно, не повинен во вменяемом преступлении.
– Это не так! – заявил Хаш-Монкур. – Вы только что сверились с поврежденным документом и использовали его, чтобы оспорить мое утверждение. Факт вашего преступления имеет преобладающую юридическую силу, и вас надлежит изгнать из ассоциации прежде, чем вы сможете зачитать первое из своих обвинений, каковые отныне к рассмотрению не принимаются. Немедленно вернитесь в Фалу́! Нам остается только объяснить ваше поведение психическим расстройством.
Ильдефонс устало произнес:
– Ваши рекомендации, даже если вы руководствуетесь наилучшими побуждениями, явно неубедительны. Поэтому в качестве Настоятеля я постановляю, что все присутствующие обязаны безотлагательно отправиться к Тучевороту Охмура и там проверить текст «Монстрамента». Это будет сделано исключительно с целью получения необходимых сведений – никому не дозволяется нарушать покой Арбитра. В путь! Все к Тучевороту! Воспользуемся моей комфортабельной воздушной яхтой.
5
Величественная воздушная яхта Ильдефонса летела на юг, в страну пологих холмов на окраине Асколаиса. Одни чародеи прогуливались по верхней палубе, любуясь далекими видами на плывущие в небе облака, другие оставались на нижней палубе, откуда можно было смотреть на простирающиеся снизу земли; иные, однако, предпочитали сидеть на удобных, обитых кожаными подушками скамьях внутреннего салона.
Дело шло к вечеру; почти горизонтальные лучи дневного светила создавали причудливую мозаику из красных пятен и черных теней; впереди уже виднелся Тучеворот Охмура – холм, несколько более высокий и массивный, чем другие.
Яхта приземлилась на каменной вершине, обнаженной Охмуром, часто дующим здесь западным ветром. Спустившись по трапу, чародеи прошествовали поперек кольцевой террасы в шестиугольное здание с крышей, выложенной золотисто-синей плиткой.
Риальто уже побывал однажды на Тучевороте – просто из любопытства. Пока он приближался к святилищу, плащ развевался у него за спиной под порывами Охмура. Оказавшись в вестибюле, он подождал, чтобы глаза привыкли к полутьме, после чего зашел в центральный зал.
На пьедестале покоилась Ячея: почти сферическая оболочка, в самой широкой части не больше метра в диаметре. В застекленной нише в противоположном входу конце помещения находился Персиплекс, голубая призма высотой десять сантиметров; на ее гранях изнутри был микроскопически выгравирован текст «Монстрамента». Текст проецировался призмой (достаточно крупными для прочтения символами) на поверхность вертикальной доломитовой плиты; Персиплекс был настолько заряжен магической энергией, что, если бы землетрясение или какой-либо другой удар опрокинул призму, она немедленно вернулась бы в прежнее положение, чтобы проецируемое изображение всегда оставалось безошибочным и не могло быть неправильно истолковано.
Так было всегда – так должно было быть и теперь.
Ильдефонс пересек террасу размашистыми шагами. Справа от него, выпрямившись, нарочито сдержанной походкой молча шел Хаш-Монкур; слева непрерывно болтал и жестикулировал Хуртианц. За ними торопились, явно нервничая, другие чародеи, а Риальто неспешно замыкал процессию в презрительном одиночестве.
Из вестибюля все сразу проходили в центральный зал. Риальто еще не успел туда войти, как услышал громкий возглас чем-то шокированного Хаш-Монкура; за этим возгласом последовали другие – чародеев что-то потрясло или возмутило.
Риальто протиснулся вперед: в зале все оставалось почти таким же, как во время его предыдущего визита: на пьедестале стояла Ячея Правосудия, в нише светилась призма Персиплекса и текст «Монстрамента» отображался на доломитовой плите. Заметная разница, однако, заключалась в том, что в этот раз текст «Голубых принципов» проецировался на плиту в зеркальном отображении.
В голове Риальто внезапно мелькнула догадка, и в тот же момент Ильдефонс взревел:
– Неслыханное святотатство, предательство! Монитор показывает, что имел место «хиатус»![9] Кто осмелился применить это заклятие в нашем присутствии?
– Возмутительно! – заявил Хаш-Монкур. – Пусть тот, кто это сделал, выйдет вперед и объяснит свой поступок!
Никто не признался, но Маг Мьюн тут же удивленно воскликнул:
– «Монстрамент»! Разве текст не был зеркально перевернут? А теперь он читается в обычной проекции!
– Странно, – пробормотал Ильдефонс. – Чрезвычайно странно!
Хаш-Монкур гневно переводил взгляд с одного лица на другое:
– Такие подлые трюки недопустимы! Они бросают тень на достоинство каждого из нас! В свое время я лично проведу расследование этого дела, но в данный момент нас интересует трагическое доказательство вины Риальто. Давайте
