Меншиков - Николай Павленко

Гардероб Дарьи Михайловны был скромнее, причем все вещи оставлены за нею. Помимо юбок, кафтанов, корсетов, платков, более 50 рубах, ей было оставлено под расписку множество кусков разных сортов материи: 28 аршин тафты, 62 аршина байбрека, 8 аршин белого атласа, узлы с разноцветными лентами.

Второе место после главы семьи по количеству драгоценностей и одежды занимала старшая дочь Мария. Для нареченной невесты царя князь приготовил богатое приданое. Перечень принадлежавших ей драгоценностей, разумеется конфискованных, включал свыше 200 наименований. Среди них четыре бриллиантовых креста, множество ниток крупного и мелкого жемчуга, сотни бриллиантов и изумрудов, серьги, кольца, пряжки, подвески, запонки, «две персоны арапских, литых в золоте, при них искры алмазные», портреты Петра, Екатерины и Дарьи Михайловны, украшенные бриллиантами и алмазами. В списке изъятых вещей находилась пудреница, чернильница с двумя песочницами, игла золотая, серебряная «готоваленка», зрительная труба. Вся одежда и обувь, а также шесть вееров и соболья муфта были оставлены Марии.

В феврале Плещеев донес Верховному тайному совету о результатах своих усилий: «А пожитки ево, князя Меншикова, также деньги и вещи, что чего явилось переписал и собрал в одно место, запечатал и поставлен караул».

Закончив составление описи драгоценностей и имущества, Плещеев призвал всех слуг князя и под угрозой смертной казни предложил сообщить о деньгах и вещах, утаенных Меншиковым от следствия. Обращение к прислуге не дало ожидаемых результатов, хотя все же было кое-что обнаружено сверх предметов, включенных в опись.

Один из слуг донес, что в Москве у княгини Татьяны Шеховской хранится ларчик Меншикова с драгоценностями «тысяч на сто и больше». Князь признал, что у Шеховской находится ларчик, но, по его мнению, «в том ящике золотых вещей, например, только тысячи на три или четыре».[427]

Другая попытка утаить деньги была сделана с целью обеспечить черный день свояченице Варваре Михайловне. Речь идет о 22 тысячах рублей, доставленных семье Меншикова из Московской домовой конторы, когда ссыльные находились в пути. Половину этой суммы князь взял себе, и ее остатки были изъяты Плещеевым, а другую половину он передал свояченице, будущей инокине Варсонофии, перед отправлением ее в монастырь.

Три складня, два их них усыпанных бриллиантами, один – изумрудами, оцененных в 22 тысячи рублей на тогдашние деньги, то есть самые дорогие предметы, были переданы на хранение служанке Екатерине Зюзиной. Месяц после приезда Плещеева она хранила тайну, а затем не выдержала и донесла.

Молва современников Меншикова оценивала его сокровища в фантастические суммы. Князь Куракин сообщал, что ежегодный доход князя с вотчин достигал 150 тысяч рублей, «также и других трезоров (драгоценностей) великое множество имел, а именно в каменьях считалось на полтора миллиона рублей». Среди «каменьев» выделялся «яхонт червщатой (рубин. – Н.П.) великой цены по своей великости и тяжелине и цвету, который считался токмо един в Европе».[428] Богатства князя в представлении Куракина выглядят ничтожными по сравнению с тем, что на этот счет сообщал саксонский посланник Лефорт. В октябре 1727 года он доносил в Дрезден: «Одни говорят, что вещи, отнятые у него в дороге, превышают 20 миллионов, другие же говорят, что только пять».[429] В другом донесении, отправленном в конце ноября, Лефорт сообщал: «Составляется опись имуществу, оставшемуся в доме князя Меншикова. Собирают все данные о незаконно приобретенном им в различное время из государственной казны, как то: на 250 000 серебряной столовой посуды, на 8 000 000 червонных и на 30 000 000 серебряной монеты. Все это кажется невероятным».[430] Сообщенные Лефортом цифры, правда, с упоминанием его сомнений относительно их достоверности, попали на страницы трудов историков.[431]

Слово «невероятно» слишком слабо отражает преувеличение Лефортом реальных богатств Меншикова. Их оценку следует признать плодом ничем не сдерживаемого полета фантазии. Лефорт черпал информацию из абсолютно недостоверных источников. Точно известно, что в пути у Меншикова никто деньги не изымал. Из инструкции Плещееву мы также знаем, что во дворце князя в Петербурге никаких денег не обнаружено. Но даже если бы в нашем распоряжении не было оценочных ведомостей сокровищ князя, то и в этом случае сведения Лефорта можно легко опровергнуть. Для этого достаточно сопоставить бюджет России с приводимыми Лефортом цифрами.

В 1724 году казна намеревалась получить восемь с половиной миллионов дохода. Он складывался из подушной подати, взимаемой с 7 миллионов налогоплательщиков, а также разнообразных косвенных налогов. Богатства Меншикова в деньгах и драгоценностях с учетом перевода червонных в рубли оценивались, по Лефорту, суммой от 51 250 до 66 250 тысяч рублей.

Воображение современников, судачивших по поводу несметных сокровищ Меншикова, видимо, подогревалось просочившимися сведениями об изъятии у него крупнейшего в Европе яхонта. Эта драгоценность стала предметом особых забот Верховного тайного совета в связи с тем, что камень стоил колоссальных денег – Меншиков в 1706 году заплатил за него какому-то сибирскому купцу девять тысяч рублей. В журнале от 10 сентября 1727 года читаем: «Призываны Алексей Макаров и Петр Мошков и приказано им, чтоб они камень яхонт большой у князя Меншикова взяли». Запись следующего дня отметила выполнение указа: «Впущен был Петр Мошков и объявил камень большой лаловой, который по вчерашнему приказу взял он у князя Меншикова, и тот камень для отдания е. и. в. принял барон Андрей Иванович Остерман».[432]

Сведения о сокровищах Меншикова можно отчасти проверить по оценочным ведомостям изъятых у него драгоценностей, а также наличных денег. Считаем, что «отчасти», ибо цена, проставленная в ведомостях, занижена по крайней мере в 2–3 раза. Драгоценности были оценены в 120 тысяч рублей. Реальная их цена, видимо, равнялась 300 тысячам рублей. Каково же было удивление Плещеева, когда он в сундучках князя вместо ожидаемых миллионов обнаружил сущую безделицу – 11 156 рублей русской монетой и на 1455 рублей иностранной валюты. К этой сумме следует прибавить еще 6594 рубля и 88 червонных, отписанных в казну из приморских дворцов домовой конторе, ведавшей ингерманландскими и копорскими вотчинами, а также 73 822 рубля, конфискованные в Петербурге. Наконец, приплюсуем 11 тысяч, подаренных Варваре Михайловне, и 1 тысячу рублей, отданную купцу на приобретение мехов, вина и прочего. Без большой погрешности общую сумму сокровищ и денег Меншикова можно определить в 400 тысяч рублей. Тоже сумма немалая! Если перевести деньги того времени на курс золотого рубля начала XX века, то получим около 3,5 миллиона.