Трилогия об Игоре Корсакове - Андрей Николаев

— А вот поди ж ты, загорелось. Ты Трофимыча нашего не видел? Он вроде к тебе зайти хотел.

— Не видел. Говорю же — не было меня.

— Картины небось погорели, да? Чего ж теперь делать будешь?

— Новые напишу, — Корсаков развернулся и пошел прочь.

За спиной что-то затрещало, обвалилось с грохотом.

— Перекрытия рушатся, — крикнул пожарный, — ну-ка, мужики, вали отсюда.

Игорь вышел в переулок. После обжигающего дыхания огня ночь показалась еще промозглей. Он прошел через оцепление, не обращая внимания на недоуменные взгляды милиционеров и побрел по Арбату в сторону метро «Смоленская». Сержант, который не пускал его в переулок, окликнул было, но догонять не стал.

Идти было некуда. Начиная новую жизнь — сожги за собой мосты, чтобы прошлое не догнало, вспомнил Корсаков. А если я не желаю начинать все заново? Если я привык, притерпелся и менять что-то мне поперек горла? Участковый как в воду глядел — черная полоса началась. И началась она с той пьянки с Леней, когда они очутились в «обезьяннике». Потом папа Александр Александрович наехал, потом Жук, и… стоп-стоп. А не Жучила это хату подпалил, чтобы картины под шумок вынести? Нет, вряд ли. Если бы нашел картины — мог бы, но что не нашел, это точно. Бомжи услышали бы, если кто-то стал в подвале копаться. Остается один папашка с его обещанием подпалить «гадюшник» с четырех сторон. Но и он сначала выкинул бы всех обитателей, а то предумышленное убийство получится. Уж на что крут у Анюты папа, а и то вряд ли на такое пошел бы. Что же дальше? Было еще что-то, затаившееся в подкорке, беспокоившее, но выудить его оттуда можно было только со временем. Вернее не выудить — само выскочит, когда уже и ждать забудешь. Ну и черт с ним! Интересно, в подвале картины уцелеют? Огонь не доберется, а вода? Пожарные воду не жалеют — в этом Корсаков убедился. Потом, когда все успокоится, надо будет прийти, проверить.

Корсаков огляделся. За мыслями он не заметил, как миновал Арбат, и по Новинскому бульвару вышел к Калининскому проспекту. Словосочетание «Новый Арбат» Игорь не воспринимал. Пусть уж лучше будет проспект в честь доброго дедушки Калинина, всенародного старосты, мать его за ногу, прихлебателя сталинского! А Арбат может быть только один, как и свежесть у осетрины — одна, она же и единственная. Все остальное тухлятина!

Коньяк и виски уже заканчивали свое благотворное воздействие на организм и Корсакова зазнобило. Следовало решить: продолжать возлияния, или переболеть, тем более, что после хорошей выпивки похмелья быть не должно. А чего ради останавливаться? Напиться, упасть где-нибудь под кустом и гори оно все синим пламенем. Переждать надо, пока шок пройдет — вон сколько навалилось: Леня, наезд папашки, смерть Трофимыча, коньяк доисторический. Проспимся, а утро вечера мудренее. Корсаков понимал, что ищет повод выпить, но иного выхода не видел.

Перебежав проспект он купил водку, пластиковый стакан и пачку печенья. Сонная продавщица долго считала сдачу и Корсаков не выдержал. Сорвал пробку и выпил полный стакан водки прямо возле палатки.

— Душа горит? — посочувствовала продавщица.

— И дом сгорел и душа догорает, — кивнул Корсаков, сгреб сдачу и пошел прочь.

Он не очень-то смотрел, куда несут ноги — шел по ночной Москве, присаживался на скамеечки во дворах, выпивал. Каким-то образом вышел к зоопарку.

Сквозь решетку был виден пруд с серой стылой водой. В пруду плавали утки. Он долго смотрел на них, удивляясь, как это они не замерзнут и жутко им завидуя. Потом какой-то мужик, то ли сторож, то ли смотритель, провел его внутрь зоопарка и они выпивали с ним в комнатушке рядом с загоном для верблюдов. Пахло навозом и сеном, за стеной топотали и взревывали «корабли пустыни». Мужик жаловался, что сено домой не понесешь, вот если бы у хищников работал…

Потом какая-то горластая тетка обругала их и погнала по территории зоопарка, пугая своими криками спящих животных. Вышли они через главный вход, как белые люди, но оказалось только для того, чтобы угодить в лапы к милицейскому наряду. Корсаков решил, что два привода за неделю, это перебор, отдал по две сотни за себя и за сторожа и они расстались с нарядом, как лучшие друзья. Потом и со сторожем расстались, но когда и как — это уже было покрыто мраком.

Корсаков пришел в себя на Палихе. Хмель на удивление быстро выветрился и на душе стало опять пусто и тоскливо. Когда-то, тысячу лет назад, он жил недалеко отсюда. Тогда у него была семья, была дочка, был нормальный дом. Тысячу, а может и две тысячи лет назад… Игорь вспомнил адрес. Устроить, что ли, сюрприз? Нет, дочка испугается. Ей сейчас пять или шесть? Наверное еще не забыла. Нет, сюрприза не надо, а зайти нужно обязательно.

Спустившись по Палихе к Тихвинской улице, он пошел по трамвайным рельсам. Кое-где уже зажигались в окнах огни — наступало утро. Позади от метро «Новослобоская» прогромыхал трамвай, свернул к площади Борьбы и прибавил ходу — на остановках еще никого не было.

Во дворе женщина выгуливала пуделя. Корсаков вспомнил ее — соседка по подъезду. Она жила этажом ниже. Он дождался пока она отвернется и шмыгнул в подъезд. Слава Богу кодовый замок был сломан. Он попытался вспомнить в какой квартире жил и горько усмехнулся: допился! Номер собственной квартиры забыл. Вытащив паспорт, разглядел запись. Ага, ну точно, сто девятнадцатая. Вытащив блокнот, Игорь вырвал лист, задумался. Что бы такое написать? Привет, дорогая? Проходил мимо и решил зайти? Ну да, в пять утра проходил…

«В счет не выплаченных алиментов» — написал он, вынул чек, подписанный банкиром, завернул его в записку и опустил в почтовый ящик. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Хотя, надо признать, клок приличный — больше пятисот штук баксов. Ладно, пусть будет, решил Корсаков и вышел из дома.

Женщина с пуделем направлялась к подъезду. Увидев Корсакова она остановилась, не решаясь подходить ближе.

— Здравствуй, Лена, — сказал он.

— Ой, Игорь? — она узнала его и неожиданно обрадовалась. — Ты чего, вернуться решил?

Пудель обнюхал ботинки и завилял хвостом — тоже вспомнил бывшего соседа.

— Да так, мимо проходил, — сказал Корсаков, погладив собачку. — Как дочка не знаешь?

— Вроде нормально, — Лена пожала плечами, — в садик ходит, иногда во дворе играет.

— Ну, ладно, пойду.

Он кивнул на прощанье. Возле угла обернулся. Женщина смотрела ему вслед, а пудель, дергаясь на поводке, тащил ее в подъезд.

— Билетики готовим, граждане. Готовим билетики. Молодой человек, ваш билет? — Игоря толкнули в плечо.

Он открыл глаза. Над ним возвышалась тетка в синей форме с компостером в руке. Посмотрев на Корсакова поверх очков она повторила: