Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое - Николай Варенцов

Я не помню год смерти Алексея Васильевича Смирнова. В храме была торжественная обедня, с отпеванием, при участии большого количества духовенства во главе с каким-то важным архиереем, проявившим свою монашескую скромность сильным опозданием прибытия к началу службы, заставившим все собравшееся духовенство и народ, пришедший почтить усопшего, долго ожидать начала службы, а потому обряд кончился очень поздно, утомив всех до чрезвычайности.

У Алексея Васильевича осталось двое сыновей; старший занимался торговым делом, а младший, Сергей Алексеевич, кончивший университет, стал известен тем, что во время Керенского был в числе министров Временного правительства.

ГЛАВА 60

В описываемое мною время среди московского купечества пользовалась известностью фамилия Бахрушиных. Предки Бахрушиных были татары из города Зарайска; принявши христианство, перебрались жить в Москву. Занялись кожевенным делом, потом выстроили суконную фабрику1. В конце восьмидесятых годов прошлого столетия я застал во главе их фирмы трех братьев: Василия, Александра и Петра Алексеевичей. Они отличались дружбою между собой, с преимущественным уважением к старшему брату Василию Алексеевичу2, которому строго подчинялись. Неутомимым трудом и скромным образом жизни старались давать пример своим детям.

Дела их шли весьма успешно, но москвичи не могли себе представить их богатства по скромности и сдержанности их жизни, хотя они жили в своих особняках и, быть может, больших размеров, но не бросающихся в глаза роскошью отделки, а потому не вызывали зависти у других. Ездили в простых экипажах, в таких, какие обыкновенно были у купцов средней руки. Мне ни разу не пришлось видеть кого-либо из этих братьев Бахрушиных в больших модных ресторанах или сидящих в первых рядах кресел во время особых театральных представлений.

Они предпочитали тихую семейную жизнь, собираясь друг у друга во время семейных торжеств: молодежь танцевала, играла в игры, старшие вели беседу, изредка играя в карты по маленькой. Когда дети их подросли и пора было думать о замужестве и женитьбе, тогда эти собрания участились, начали быть еженедельно по воскресеньям попеременно у каждого из братьев, с приглашением знакомых.

В дни праздничных гуляний Бахрушины любили их посещать, что всегда делали пешком. В ходьбе они были неутомимы; бывало, 1 мая, когда богатые москвичи выезжали в Сокольники или Петровский парк на своих рысаках, братья отправлялись туда пешком и, побывав в Сокольниках и Петровском парке, возвращались обратно к себе в Кожевники, где они в то время жили. То же они проделывали и на масленице; бывало, поевши блинов, выйдут на Садовую и пройдут ее всю кругом, заходя еще в места, где происходило катание, и вернутся домой к чаю.

Стали Бахрушины известны, когда они начали делать громадные пожертвования на разные городские благотворительные дела, сыпавшиеся как из рога изобилия. Мне неизвестна общая сумма их пожертвований, но, как пришлось слышать, она выражалась во многих миллионах рублей, что-то выше десяти. Причем, жертвуя на какое-то благотворительное дело, они брались лично руководить стройкой, и всегда такие постройки выходили городу гораздо дешевле и лучше, чем если бы производила их Городская управа.

За их щедрые пожертвования Московская городская дума поднесла им звание почетных граждан города Москвы3. Других же наград со стороны правительственных ведомств они не добивались и не стремились получить. С лицами, имеющими с ними дела, обращались очень просто и дружелюбно, без всякой надменности с их стороны.

Я был знаком со всеми братьями Бахрушиными, но больше всего с Александром Алексеевичем, с которым приходилось часто ездить по Курской железной дороге и беседовать.

Как-то ко мне пришел в правление Московского Торгово-промышленного товарищества Александр Алексеевич с просьбой посоветовать: купить ли им фабрику Юлиуса Берлейна, находящуюся в городе Серпухове? Я ему посоветовал не покупать: фабрика не славилась хорошим оборудованием, требовала еще больших затрат денежных, притом чувствовался в этот момент перелом в бумагопрядильном деле в худшую сторону, и хозяин ее спешил сбыть с рук. Александр Алексеевич мне сказал: «Нам приходится думать о других каких-нибудь делах, так как у каждого из братьев имеются дети и у детей тоже есть взрослые дети, всем в нашем деле становится тесно, а потому и приходится думать о других делах». Я ему посоветовал подождать некоторое время, несомненно, не спеша, при затишье бумагопрядильного дела может выйти случай более выгодной и удачной покупки.

Во второй раз мне пришлось иметь с ним объяснение по следующему случаю: однажды ко мне зашел Н. И. Решетников и сообщил, что у него имеются некоторые неофициальные отношения к лицам, близким к великому князю Сергею Александровичу и великой княгине Елизавете Федоровне, и ему пришлось слышать, что известная в Москве графиня Келлер, близкая к великой княгине, обвиняет Александра Алексеевича Бахрушина в неправильном присвоении на торгах ее имения в Подольском уезде4, бывшего в залоге у Бахрушина, благодаря неправильным приемам и способам, за сумму крайне дешевую; между тем это имение очень ценное благодаря залежам бутового камня в земле по реке Пахре, и она оценивает его миллионами рублей.

Решетников просил меня поставить об этом в известность Александра Алексеевича и предупредить, что против него ведется кампания у великого князя Сергея Александровича графиней Келлер с целью административного давления на Бахрушина, чтобы получить обратно имение графини Келлер, как неправильно закрепленное за ним на торгах.

Я передал Александру Алексеевичу все, что мне пришлось слышать от Н. И. Решетникова. Нужно только было видеть, какое действие произвела моя передача на этого почтенного и честного купца: лицо его изменилось, глаза заблестели гневом, и он с горячностью мне ответил: «Я не добивался, чтобы имение осталось за мной, оно осталось только потому, что не нашлось других желающих дать за него дороже, чем была моя цена. Я заявлял графине Келлер и теперь заявляю через вас, что с удовольствием отдаю ей обратно имение, если она заплатит сполна сумму, выданную ей под залог имения, и все произведенные мною расходы по ремонту дома в имении, и я большего ничего не желаю».

Причем он мне рассказал, что графиня Келлер явилась к нему лично и очень упрашивала выдать под залог ее имения известную сумму. Он долго от этого отказывался, но согласился только после того, как она заверила его, что у ней имеется покупатель и скоро она его продаст. Но прошло много времени, она имение продать не могла; пришлось ему ждать долгое время, и после многих напоминаний ему пришлось пустить [имение] с торгов, чтобы получить обратно свои деньги, но на торгах не оказалось желающих заплатить за него дороже взятой у Бахрушина ссуды.

Потом мне пришлось узнать, что графиня Келлер — тип выродившейся аристократки, не отличавшейся умом и благородством. Ее кто-то надоумил пошантажировать богатого купца, с надеждой, что он испугается ее близости с великим князем и ей удастся что-либо у него выманить.

Третья моя деловая беседа с А. А. Бахрушиным была по поводу вступления его капиталом в образующееся товарищество для издания большой политической газеты в Москве5; на таковую мою просьбу он категорически отказался, мотивируя тем, что в их деле имеются лица с разными взглядами и направлениями на политику, а потому им не понравится такое вступление в дело, не подходящее к их воззрениям, из-за чего могут быть недовольства, что, понятно, для него нежелательно.

Бахрушины в Москве считались большими скрягами, но в действительности этого не было, что видно из их громадных пожертвований. Пожертвования они делали без желания получить для себя лично какие-либо выгоды, причем они кроме денег иногда брали на себя труд наблюдения за постройками, производимыми на пожертвованные ими деньги, отдавая свое знание, опыт с целью сберечь каждую копеечку из пожертвованной ими суммы.

Незадолго до своей кончины старший из братьев, Василий Алексеевич, призвал своего сына и спросил: «Будешь ли доволен суммою три миллиона, которую я тебе завещаю?» Сын его Николай Васильевич был холост и страдал душевной болезнью (манией преследования), он ответил отцу, что вполне доволен этой суммой. Из этого вопроса к сыну можно было понять, что значительную часть капитала Василий Алексеевич после своей смерти оставил на благотворительные дела.

К Бахрушиным очень применима хорошая пословица: «Добрая слава под столом лежит, а дурная по дорожке бежит». Их умеренная жизнь, с наименьшими затратами на свои прихоти, истолковывалась как жадность к деньгам, скряжничество. Эти слухи распространялись и укреплялись в головах многих лиц. Так, мне рассказывал мой знакомый, бывший учитель гимназии, потом сделавшийся профессором университета, Михаил Александрович Боголепов, ему случайно пришлось попасть на Трубную площадь в воскресенье, где по этим дням происходила торговля собаками. Он подошел к маклаку, продававшему овчарку какому-то господину, в это время подошел сюда же весьма полный господин с бритым энергичным лицом и спросил маклака: «Почем продаешь?» Маклак, оскаля зубы, ему ответил: «Для вас эта собачка дорога будет, не подходяща!» Полный господин махнул рукой и отошел. Маклак, обратившись к оставшимся, сказал: «Московский миллионер, известный жидомор6 Бахрушин, ему собака подойдет не дороже рубля».