Скандинавский детектив - Стиг Трентер

Я должен был признать, что после следственного эксперимента никто не жаловался на пропажу галош.

— Твое здоровье, Эрнст! — сказал Юхан. — И надеюсь, что в следующий раз тебе больше повезет.

Он поднял стакан, я протянул руку, взял свой стакан и тоже поднял его.

— Я хочу обратить внимание прокурора на то, что его брат взял мой стакан, — ехидно заметил Рамселиус.

Я тупо уставился на виски. Юхан с видом заговорщика подмигнул Харалду и улыбнулся.

— Еще один маленький эксперимент, — сказал он, очень довольный. — Эрнст пьет одну минеральную воду, так что с ним экспериментировать неинтересно. Поставь стакан туда, где взял!

Я поставил стакан на прежнее место.

— Так вот, это мой стакан, и мне ничего не стоило положить в него яд, — сказал Рамселиус, радуясь, как ребенок.

Первый раз в жизни я посмотрел на виски с отвращением. Юхан поставил на стол стакан, который держал в руке. Поставил его прямо передо мной. А сам взял другой.

— Представим себе прямую линию, которая берет начало в точке, где сидишь ты, проходит через стакан и по столу, — сказал Рамселиус. — Если я хочу незаметно для посторонних глаз поменяться с тобой стаканами, мне нужно поставить свой стакан за твоим почти на одной с ним линии или даже перед ним, если он стоит примерно посередине. В этом случае я могу без особого риска взять твой стакан вместо своего.

У Харалда был такой вид, будто он уже думал об этом.

— Если я поставлю свой стакан или чашку между твоим стаканом и собой, — продолжал Юхан, — под большим углом к нашей воображаемой прямой линии, то, желая взять твою чашку, я протяну руку совсем не в ту сторону, где стоит моя. А это будет выглядеть неестественно и привлечет внимание присутствующих.

— А вы не подумали о еще одной возможности? — спросил знакомый голос.

За нами стоял Эрик Бергрен и внимательно следил за экспериментом Рамселиуса.

— О какой? — с интересом спросил Рамселиус.

— Если вы взяли кофейник, — подумав, сказал Эрик мрачно, — то вам ничего не стоит бросить в него что-нибудь в тот самый момент, когда вы приподнимаете крышку как бы для того, чтобы узнать, есть ли там еще кофе и хватит ли его еще на одну чашку, которую вы хотите налить кому-нибудь другому.

— Это вполне возможный вариант, — спокойно согласился Харалд. — Вы так и сделали?

— Нет, этого я не делал, — ответил Эрик.

Он взял свою минеральную воду и стал пить ее маленькими глотками. Потом снова сел рядом с Харалдом. Мы долго молчали.

Остальные говорили в это время о Германе. Турин страстно защищал его и даже привлек на свою сторону Ульрику Бринкман.

— Зачем было Герману убивать Марту именно в «Каролине»? — спрашивала она.

— Может быть, он застал ее там врасплох, когда она пришла на свидание? — предположил Филипп Бринкман, сладострастно чмокая губами. — И, возможно, она даже призналась? Тогда он впал в неистовство…

Юхан немедленно ввязался в этот спор.

— Герман всегда ходит без шляпы, — сказал он. — Вы не помните, тот парень, что бежал из «Каролины», был в шляпе или без?

Йоста Петерсен нахмурил брови и стал вспоминать. Ульрика Бринкман устремила на Турина свои синие глаза.

— Конечно, он был в шляпе.

— Да, — согласился Турин, — он был в шляпе. Но это ничего не значит. Тот, кто никогда не ходит в шляпе, может надеть ее специально, чтобы его не узнали.

Он замолчал, допил грог и стал смотреть в камин. Там пылало искусственное электрическое пламя с настоящими багрово-красными отблесками. Но искусственные дрова производили неприятное впечатление. Я повернул голову. Харалда в комнате не было. Очевидно, он вышел в туалет. Поджидая его, я выпил еще стакан грога. Он стал очень крепким. Я давно уже заметил, что чем ближе к ночи, тем крепче становится грог.

У всех вдруг пропало желание говорить про убийство. Запальчивость уступила место усталости и безразличию. Юхан первым понял, что делать ему здесь больше нечего. Он встал, поблагодарил хозяина за гостеприимство и откланялся. Филипп Бринкман решил, что хватит уже предаваться возлияниям. К тому же он смертельно устал. Его дочь и Турин должны были уехать вместе с ним в такси. Внезапно снова появился Харалд и подозвал меня к окну.

— Тебя долго не было, — заметил я.

Он лукаво улыбнулся.

— Я смотрел, в каком состоянии обувь и галоши хозяина, — ответил он.

— Что-нибудь удалось выяснить?

— Кое-что, — ответил он и продолжал шепотом: — Я нашел тот самый узор на подошве и кнопку. А теперь я пойду. Ты можешь остаться и следить за тем, что здесь произойдет.

Он нашел Хилдинга в передней. Я слышал, как Бринкман приглашал Харалда к ним в такси. Входная дверь захлопнулась, и Хилдинг вернулся к нам. Мы снова уселись у камина.

В общем, мы сваляли дурака, оставшись. Разговор не клеился. Но мы настолько устали, что не могли подняться и уйти. Силы покинули нас. Мы просто сидели и изредка перекидывались фразами.

Хилдинг поставил несколько старых пластинок.

— У тебя есть Бах? — спросил я. — Мне хотелось бы послушать «Музыкальную жертву».

У него не было Баха. Только джаз. Хилдинг не мог похвастаться тонким музыкальным вкусом.

Наконец Йоста встал и откланялся. Было уже около половины третьего ночи. Его примеру последовал Эрик. Он предложил Йосте подвезти его в своей машине. Но Йоста хотел немного пройтись. Хилдинг проводил их до дверей. Я стоял у балконных дверей и смотрел на темный замерзший сад. Из темноты вынырнула машина с желтыми фарами. Она свернула за угол и пронеслась мимо виллы Хилдинга. По саду полоснули ярко-желтые длинные лучи света. На мгновение ожили тени — черные, белые и желтые. И все снова окутал непроницаемый мрак.

ТУРИН

Когда я вернулся на виллу Хилдинга, было уже начало третьего. Я остановился на тротуаре возле изгороди и стал смотреть на дом. В гостиной горел свет, но в передней было темно.

Я проскользнул в ворота, быстро дошел до крыльца, повернул налево и прокрался вдоль стены за угол. Я занял позицию у окна, возможно, того самого, через которое Герман Хофштедтер смотрел в конце сентября на Хилдинга и Марту. В гостиной были четверо. На диване сидели Эрнст Бруберг и Йоста Петерсен, а в креслах — Хилдинг и Эрик Бергрен. Говорил Хилдинг и при этом размахивал толстой сигарой. Бергрен пил небольшими глотками минеральную воду. Петерсен сидел, подавшись вперед, и созерцал не то Хилдинга, не то какой-то предмет у него за спиной. Эрнст, откинувшись на спинку дивана, смотрел в потолок. У него был такой вид, словно мысли его витают где-то очень далеко.

Затем я снова двинулся вперед и подошел к задней стене дома. Шторы на балконной двери были задернуты, но между ними остался довольно широкий просвет. Отойдя к живой изгороди, я спрятался за кустами и стал наблюдать за тем, что происходит в гостиной. Я стоял так, что видел спины Хилдинга и Бергрена, а между ними на диване — Петерсена. Теперь мне оставалось только ждать.

Ночь была тихая-претихая. В воздухе отчетливо слышался каждый звук. Небо по-прежнему затягивали облака, тьма была кромешная. Немного потеплело, и из-за туманной мглы стало хуже видно. Я различал лишь предметы, которые находились не дальше нескольких метров от меня. Белел снег. Было градусов пять мороза, но когда стоишь неподвижно, и этого вполне хватает, чтобы окоченеть. Прежде чем вернуться сюда, я успел забежать домой и надеть шерстяной свитер. Чтобы хоть как-то согреться, пришлось делать приседания.

Время тянулось бесконечно. Наконец минут через пятнадцать гости начали подниматься. На прощание они пожали друг другу руки. Хилдинг вышел в переднюю вместе с Петерсеном и Бергреном, а Эрнст остался и стал ходить взад-вперед по комнате. Потом он подошел к балкону, отодвинул штору и посмотрел во двор. Он стоял на том же месте, где прошлой ночью стоял я. Вдруг я услышал, как за угол поворачивает машина, и в тот же миг плашмя упал на снег. Свет автомобильных фар прорезал изгородь у меня над головой, полоснул по стене дома и снова погас. Машина помчалась дальше.

Я поднял голову. Эрнст все еще стоял возле балконной двери и смотрел во двор. Меня он не заметил. Он постоял еще немного, а потом повернулся, подошел к дивану и сел. Просвет между шторами стал шире. Теперь я видел всю комнату до самой прихожей. Можно было снова подняться. Входная дверь отворилась, и до меня донеслись голоса Хилдинга, Петерсена и Бергрена. Потом дверь захлопнулась, и я услышал, как Петерсен и Бергрен направляются к воротам. Они о чем-то говорили, но слов разобрать я не мог. Потом хлопнула дверца автомобиля, и заработал мотор. Видимо, это было «порше» Бергрена, оно стояло у ворот. Затем я услышал, как кто-то заворачивает за угол и идет по тротуару. Я осторожно подобрался к самой изгороди, чтобы лучше видеть улицу. Йоста Петерсен прошел мимо меня и исчез из виду. Я вернулся на прежнее место и снова посмотрел на дом. В просвет между шторами я увидел Эрнста Бруберга, сидящего на диване, и спину Хилдинга в кресле. Больше ничего не оставалось, как только ждать. Прошло еще полчаса.