Имортист - Юрий Никитин

– Нет у нас ни часа, – возразил я сурово. – Забыли о происках мировой закулисы? Надо бдить, а также тащить и не пущать. А вы стишки обсуждаете!

Романовский морщился, эти слуги вечно перевирают непонятные им слова высшего света, объяснил великосветским тоном:

– Я этим неучам объяснял, что я не считаю, что люди, не умеющие грамотно писать, имеют право на публичное выражение своих мыслей в статьях. Поскольку грамотно писать научиться может каждый, невелика наука. И в безграмотности я вижу только одно – безнадежно-беспробудное хамство. Мол, и так сойдет, посмотрите, чего я тут удумал. Для имортиста это недопустимо, хоть он и трижды лауреат Нобелевских премий по математике, а формулами может описать… во слово!.. всю Вселенную.

Он передохнул, давая возможность вставить слово, но они смотрели, как сурки на большого толстого змея, и он продолжил:

– Я также не считаю, господин президент, что можно наезжать на христианство походя, ничего о нем не зная, в статье, которая не имеет к нему отношения. Позвольте вам лично, Богдан Северинович, в присутствии президента напомнить, что сегодняшней вседозволенностью в брехании цивилизованный мир косвенно обязан именно христианству. Попробуйте невинно наехать на ислам в мусульманской стране! Как христианин, владеющий пером, я считаю своим первостепенным долгом защищать христианство в меру своих сил и возможностей. И этот свой долг, защиту христианства – кто как может, я считаю понятием, во многие миллионы раз более важным, чем все вопросы, затронутые человеком, написавшим вышеупомянутую статью, вместе взятые.

Вертинский и Седых переглянулись, разом посмотрели на меня. Я кивнул успокаивающе, Романовский на то и поэт, чтобы перегибал палку, а под христианством он имеет в виду совсем не то, что подразумевает папа римский. Он пока не хочет признаваться, но его христианство – имортизм чистейшей воды, к которому Романовский пришел сам, только не отгранил, не вычленил из других образов, не сформулировал, но уже живет по его неписаным законам.

– Все это здорово, – сказал я, – а что с реорганизацией телевещания?

Романовский поскучнел, сказал уныло:

– Господин президент, это же брехня, что умного много, а хорошего мало! Умного как раз кот нарыдал. Всякий раз убеждаюсь, когда пробую заменить эти дурацкие ток– шоу… Но чем? Пока что запустили по всем каналам старые умные фильмы. Еще две недели продержимся. От силы – месяц. А потом? «Лебединое озеро» крутить? Так народ на вокзалы ломанется, решит, что у нас опять, а то и снова переворот за переворотом. Остальных из бомбоубежищ не выколупаешь. Ждут, когда Америка бомбить будет. Теперь же все демократы прячутся. Я набросал вот за время обеда… в самом деле, хорошее слово!.. кое-какие изменения…

Волуев взял из его руки листок, всмотрелся, сказал раздраженно:

– Как курица задней лапой!.. Что-то у вас почерк дрожит, Владимир Дмитриевич! Так и печень посадить можно.

– Почерк не может дрожать, – ответил Романовский покровительственно. – Почерк есть устоявшаяся манера выводить буквы на бумаге. По этой же причине не может дрожать произношение, цвет волос и глаз и размер ноги. Ах милая, как дрожит твой размер ноги!.. Вы буковки читайте, буковки, а не любуйтесь на хореографию моего изящного письма. Хотя понимаю, в моем почерке есть талант и великого художника…

– Как Нерон, – буркнул Волуев. – Вы хоть в Бога-то верите?

Романовский изрек:

– Все люди рождаются с инстинктом верить, то есть неверующих не бывает в принципе. Но выбор велик. Можно верить в то, что Бога нет. Можно в коммунизм, феминизм, счастье для человечества в розоватом от умиротворенного пищеварения генетиков будущем, в науку, в искусство, во власть и так далее. Все эти поверья создают у человека иллюзию понимания Вселенной, то есть выстраивают для него некую индивидуально подогнанную систему мировосприятия, которая никогда ни к чему особенно выдающемуся не приводит. Христианство же действительно включает в себя абсолютно все представления о Вселенной, доступные человеку в его земной ипостаси. То есть все остальное просто глупо. Раньше это было менее заметно, но в наше время уж действительно – имеющий уши да слышит, имеющий очи да лицезреет. И еще короче, об одном уточнении. Вера в науку, власть и так далее, то есть вера атеистическо-материалистического толка, тоже вышла из христианства, в том виде, в каком оно сегодня есть. Эта вера примитивна, она для особо ленивых, кому неинтересно мозги напрягать.

Тимошенко с великой охотой возразил:

– Не только. Вот наш президент доказывает, что это от молодости.

Романовский повернулся ко мне:

– Молодости? А-а, в смысле, молодость, вне зависимости от возраста?.. Вежливый эвфемизм, чтобы дурака называть не дураком, а человеком, мыслящим по своим стандартам?.. Или даже – нетрадиционно мыслящим по аналогии с нетрадиционными ориентациями? Согласен, согласен…

Он произнес это с таким раздражающим высокомерием, словно делал мне агромаднейшее одолжение, временно признавая во мне двуногое, с коим стоит иногда общаться. Я смотрел на помрачневших Седых и Вертинского, веселился втихую, понимая их растущее раздражение.

– Ладно, перестаньте, – сказал я успокаивающе. – Если уж на то пошло, то потребность человека в разговоре с Богом действительно не исчезнет никогда. Потому имортизм немыслим без веры в ждущего их на краю Вселенной Бога, в неустанном движении к нему, в самосовершенствовании, ибо в этом и есть Его воля, Его надежда, Его страстное желание. У человечества есть Цель!.. А без Цели оно даже не человечество, а стадо разумных баранов, что умеют говорить, создавать компьютеры, пользоваться Интернетом, а завтра они же поставят алтари языческим богам Терабайту и Терагерцу, начнут приносить кровавые жертвы, окропляя кровью младенцев и девственниц суперкомпьютеры…

Тимошенко зябко передернул плечами:

– Ну, господин президент, вы и ужаснивец!

– Да, – сказал Седых невесело, – сейчас это нелепо, но завтра может случиться, если в обществе нет таких великих ориентиров. А у нашего общества, признайтесь, помимо имортизма, ориентиров нет вообще. Так, простой тропизм, как у простейших…

На время настала пауза, все затихли, а я с огромной силой вдруг ощутил, что, в самом деле, все есть Бог: звезды, планеты, время, пространство, люди, рыбы, атомы, все создано по единым законам, и законы морали абсолютно подобны законам физики и точно так же отражают реальность. Все во Вселенной наполнено гармонией, мы знаем прекрасно, что будь Солнце чуть теплее или холоднее, тяжелее, легче – жизнь на Земле была бы невозможна. Все живет в дивной гармонии, созданной Творцом…