Флот обреченных - Аллан Коул

Второй ярус амфитеатра — впрочем, было затруднительно определить, где именно он начинался, — предоставляли тем, кто своими усилиями добился высокого положения в обществе, но не входил в самый узкий круг придворной элиты. Билеты на эти места являлись предметом купли-продажи, их добивались всякими правдами и неправдами, выманивали лаской, шантажом, угрозами. Хватало людей с положением, которые полагали, что присутствие на дворцовом параде в День империи — кульминация их жизненного успеха.

Билеты в третий ярус были самыми непрестижными, потому что третий ярус располагался уж очень далеко от трибуны императора. Эти билеты распределялись исключительно среди лиц, имеющих «прописку» в Прайм-Уорлде. Разумеется, изрядное количество билетов в итоге уходило за определенную мзду туристам, но император закрывал на это глаза — если «местные ребята» хотят чуточку «набашлять», пусть заработают кредитку-другую на перепродаже своего допуска.

Сами зрительские трибуны устанавливали за несколько недель до праздничной церемонии. Часть мест располагалась прямо на скате внешней стены. С практической точки зрения было безразлично, на каком расстоянии от места действия сидел зритель: громадные голографические экраны высились на внешних стенах через равные интервалы. На эти экраны транслировались крупные планы происходящего, и так же крупно показывали время от времени всех достойных внимания именитых гостей из первого яруса.

Некоторые события праздника происходили у самой трибуны императора, у подножия замка — как, например, «спасательная операция» Стэна. Но множество других событий и показательных боев разыгрывалось на площадках в других точках парадного плаца.

День империи был самой впечатляющей постановкой под открытым небом за весь год. Двор его величества гордо именовал себя двором Тысячи солнц (хотя в империи теперь насчитывалось уже намного больше тысячи звездных миров). И в блистательный День империи все эти солнца сияли особенно ярко.

Вместе с тем у этого дня был вечер, чреватый любыми неожиданностями…

Тяжело отдуваясь, Стэн прислонился к стене бетонного туннеля. В обычное время туннель перекрывали тяжеленные стальные противоядерные ворота. Сейчас эти ворота ушли в стену, открывая праздничной публике проход на парадный плац. Рядом с ним прислонился к стене еще более запыхавшийся старшина-хавилдар Лалбахадур Тхапа. Остальных гурков Стэн похвалил за отлично выполненное задание и отпустил. Им предстояло провести вечер куда веселее, чем их командирам, — видать, засядут за азартные игры и хорошо заложат за воротник.

— А неплохо мы выступили, да? — просопел Лалбахадур.

— Угу, — отозвался Стэн.

— Уж теперь, я уверен, ни одна сволочь, если вздумает взять обер-гофмейстера в заложники, не потащит его на край крепостной стены.

Стэн ухмыльнулся. За три месяца, что он командовал отрядом императорских телохранителей-гурков, Стэн успел заметить сходство непальского юмора со своим собственным. Главной чертой в манере шутить было полное неуважение к вышестоящим офицерам.

— Фу, как ты циничен, — сказал Стэн. — Ведьмы покрыли себя неувядаемыми лаврами.

— Ежели мы покрыты неувядаемыми лаврами, не помешает ли это совершать положенные омовения? — с печальной насмешкой спросил Лалбахадур. Потом, просветлев лицом, добавил: — Впрочем, слух о нашем героическом штурме разнесется по всей Вселенной и, быть может, дойдет до наших соплеменников на далекой Земле. И нам будет не так трудно подыскивать новых простаков, готовых карабкаться по вертикальной стене во славу его величества.

Ответная реплика Стэна потонула в шуме военного оркестра. Офицер и старшина выпрямились, потому что мимо них по туннелю на парадный плац выходили церемониальным маршем шеренги почетной стражи императора — полк преторианцев. Стэн и Лалбахадур отсалютовали их знамени и снова расслабленно оперлись спинами о стену, когда мимо промаршировало более шестисот преторианцев — в блестящей коже, с начищенной амуницией и винтовками.

Во главе колонны маршировал командир преторианской стражи — полковник Ден Фоли, который, поравнявшись со Стэном, вытянулся еще больше, резко повернул голову в его сторону и отдал честь командиру гурков. Затем Фоли устремил взгляд перед собой и вывел своих парней на парадный плац, где их приветствовали восторженные крики полумиллиона зрителей.

— Мой отец говаривал мне, — не без яда заметил Лалбахадур, — что в природе есть только два типа мужчин. Обычно я не пропускал мимо ушей его мнимомудрые высказывания, потому что сам я считаю, что мужчины действительно делятся только на два типа: на тех, кто делит мужчин на два типа, и тех, кто этого не делает.

Тут он замолчал, немного запутавшись в собственных словах.

— Ну так что твой отец говаривал про два типа мужчин? — помог ему Стэн.

— Папаша имел обыкновение говорить так: есть одни, которые готовы часами начищать до блеска оружие и кожаную амуницию, и другие, которые с большим удовольствием пропустят стаканчик. Капитан, вы к какому типу мужчин принадлежите?

— И не соблазняй, хавилдар, — досадливо хмыкнув, отозвался Стэн. — Я ж как-никак на службе.

Коренастый коротышка старшина отдал ему честь и зашагал прочь. У Стэна оставалось несколько минут перед началом обхода постов, поэтому он подошел к выходу из туннеля и стал наблюдать за парадным проходом преторианцев.

Да, эти парни были хороши, очень хороши — как и должны быть любые мужчины и женщины, которых собрали в подразделение и непрестанно обучали нехитрым вещам: беспрекословно подчиняться начальству, уметь часами стоять не шевелясь на часах и совершать дурацкие церемониальные пируэты.

Стэн понимал, что он не совсем справедлив к преторианцам, но его самого несколько раз заставляли участвовать в парадах, и всякий раз это было для него карой небесной. Возможно, чей-то глаз и радуют марширующие в ногу солдаты, однако разумный человек должен задуматься, стоит ли овчинка выделки — всех этих бесконечных отупляющих часов муштры, чистки оружия и амуниции.

Тем не менее Стэн не мог не признать, что преторианцы отлично обучены. Для парада они были вооружены архаичными винтовками — короткие виллиганы, их обычное оружие, хоть и обладали чудовищной убойной силой, для эффектной демонстрации ружейных приемов мало подходили. К тому же к виллигану нельзя примкнуть штык. В сороковом веке штык только на то и годен, чтобы им консервные банки открывать — да еще пускать солнечные зайчики на параде.

Но из песни слова не выкинешь — преторианцы очень красиво брали на плечо почти полуметровыми винтовками со штыком на конце.

Новая команда — и более шестисот винтовок, блеснув штыками, слетели с плеч и застыли на уровне поясов.

Теперь одна шеренга отделилась от строя, двинулась вперед, по команде развернулась кругом и пошла на поднятые штыки другой шеренги. Солдаты замерли в сантиметре от нацеленных им в грудь штыков, и Стэн невольно испуганно заморгал, потому что подумал: а случись старшине на полсекунды запоздать с командой — они бы так и нанизались на эти штыки или все-таки инстинкт самосохранения их бы остановил?

Погромыхивая винтовками о твердое покрытие парадного плаца, солдаты совершали бесконечные эволюции с винтовками, имитировали штыковой бой…

Стэн наблюдал за всей этой великолепно отрепетированной и синхронной галиматьей со здоровым цинизмом, но, не будучи хорошим знатоком истории, не мог воскликнуть вслед за старинным поэтом: «Какая красота, но что тут от войны?»

Глава 3

Есть живые существа, навстречу которым душа раскрывается сразу: создается впечатление, что они существа некоего более высокого порядка, нежели мы, люди. Как ни странно, эта удивительная способность не рождает завистливой ненависти. Этим благородным особям свойственно чрезвычайно творчески подходить к собственной жизни и взирать на нее как на искусство — что отчасти претенциозно. Однако их выручает способность иронически относиться ко всему на свете, в том числе и к собственным претензиям на исключительность.

Именно такими существами были Марр и его любовник Сенн, которые сейчас расточали комплименты преторианцам — стражникам из императорской гвардии.

— Ах, какие крепкие ребята! — говорил Марр. — Мускулатура — залюбуешься! А как упоительно пахнут мускусом! Даже досадно, что я не человек!

— Будь ты человеком, ты бы понятия не имел, что и с одним из них делать! — насмешливо фыркнул Сенн. — Уж я-то тебя знаю! Я успел позабыть, когда ты приласкал меня в последний раз!

— Я восхищаюсь этими молодцами без задних мыслей. Просто их вид радует глаз. Секс тут ни при чем. Это ты у нас зациклен на сексе — только о нем и думаешь.