Игры мажоров. "Сотый" лицей - Дина Ареева

Мнусь от того, что не могу решить, как к нему обращаться. По имени неловко, отчества его я не знаю. Но Топольский ловит мои руки и крепко сжимает.

— Не знаешь, как меня называть?

Молча качаю головой.

— Тогда пусть будет Андрей. Я не жду, что ты будешь говорить мне «папа», — в его голосе сквозит горечь, но не я этому причиной. Топольский тяжело переживает разлуку с сыном. И я полностью разделяю его чувства.

— Я рада, что вы не мой папа, Андрей, — отвечаю честно.

— И я, Маша, — он сдавливает руки так, что я охаю. Спохватывается. — Прости, детка! Маш, я... Представляю, что ты обо мне думаешь. Но клянусь, твоя мама не пожалеет, что согласилась выйти за меня замуж.

Я все знаю, все. И что Топольский ради брака с мамой пошел против семьи. И что развод его фактически разорил, но при этом Андрей упорно требует позволить ему оплатить мою операцию. Поэтому мама и согласилась на помощь Шведова, слишком дорого стоит реабилитация.

— Андрей, — зову его тихо, — вы слышали что-нибудь о Никите?

— Они уже улетели, Маша. В Лондон.

— Он больше не приходил?

— Нет. Ник считает, что я его предал, — голос Андрея звучит хрипло, ему тяжело справится с эмоциями. — Твоя мама считает, мне сейчас не стоило заводиться с разводом. Может, она права, но я устал. Я так долго считал себя мерзавцем и ублюдком, жил только для Никиты. Ради него, ради семьи. Больше не хочу. Никита хороший парень, он остынет и поймет. А потерять твою маму я не могу, я ее люблю.

И это я знаю. А еще, что Катя, бывшая жена Топольского, уехала потому что боится его гнева.

— Никита меня тоже считает виноватой, — говорю негромко, стараясь не выпускать наружу ту боль, которая живет у меня внутри. Топольскому хватает своей.

— Не знаю, где я его упустил, — качает головой Андрей. — Мне казалось, я все делаю правильно, а он все равно вырос эгоистом. Черт вас разберет, как вас нужно растить. Думал, вернее всего личным примером.

Он так делится со мной, как будто я взрослая и знаю, как правильно воспитывать детей.

— Я так ждал, когда ты придешь, Маша, — голос Топольского снова срывается, — столько речей заготовил. А ты пришла, и у меня все разом из головы вылетело.

Хочу возразить, но он не дает, снова сильно сдавливает руки.

— Прости меня, детка. За все прости. Я должен был их остановить. Должен был вмешаться.

Очень странно это обсуждать с мужчиной, которого я почти не знаю.

— Вы не у меня должны просить прощения, Андрей, — неловко пытаюсь высвободить руки и улыбнуться. — Если бы вы вмешались, я бы не родилась.

— Я рад, что ты родилась, Машенька, — серьезно говорит Топольский. — Правда.