Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

– Но зачем столько жестокости?

– Как я уже сказала, некоторые преступники получают удовлетворение, причиняя боль. Это может быть необходимой прелюдией к другим формам полового акта.

– А бальзамирование мальчика, которого мы нашли возле Данвикстулля?

– Мне кажется, это эксперимент. Случайная выдумка.

– Но что за человек мог сотворить такое?

– На этот вопрос есть столько же ответов, сколько есть преступников и – с этой точки зрения – психологов тоже. Я сейчас говорю вообще, безотносительно к убийствам мальчиков-иммигрантов.

– И что ты думаешь?

– Я думаю, что такое поведение – следствие ранних нарушений личностного развития, произошедших из-за регулярного физического и психического насилия.

– Значит, преступник получается из жертвы?

– Да. Обычно преступник растет в условиях крайне авторитарного воспитания с применением насилия. Мать в таких семьях пассивна и уступчива. Возможно, в детстве преступник постоянно слышал угрозы родителей развестись и взял вину за развод на себя. Он рано выучился лгать, чтобы избежать побоев, ему приходилось вставать на сторону то одного родителя, то другого или заботиться о родителях в наиболее унизительных ситуациях. Ему приходилось утешать своих родителей, вместо того чтобы самому получать от них утешение. Возможно, он стал свидетелем попытки самоубийства. Он рано начал ввязываться в конфликты, пить и воровать, причем взрослые никак не реагировали на это. Короче, он всегда чувствовал себя нежеланным и ответственным за все.

– Значит, ты считаешь, что у всех преступников было ужасное детство?

– Я согласна с Алис Миллер.

– С кем?

– Был такой психолог. Она считала, что совершенно невозможно, чтобы человек, выросший в атмосфере искренности, уважения и тепла, когда-нибудь ощутил желание мучить слабых и лишать их жизни.

– В этом что-то есть. Но ты меня не убедила.

– Ну, я тоже иногда сомневаюсь. Существует доказанная связь между перепроизводством мужских половых гормонов и склонностью к сексуальным преступлениям. Недавно я читала материалы исследования о химической кастрации. Там говорилось, что люди, подвергнутые химической кастрации, не возвращаются к своему прежнему поведению. Можно также рассматривать физическое и сексуальное насилие, направленное на женщин и детей, как способ заявить о своей мужественности. Через насилие мужчина приобретает могущество и контроль, на которые общество, с его традициями гендера и власти, дает ему право. К тому же существует связь между общественными нормами и степенью перверсии, которая в упрощенном виде такова: чем больше общество склонно к двойной морали, тем благоприятнее почва для нарушения границ.

Все равно что со справочником разговаривать, подумала Жанетт. Холодные факты и кристально ясные объяснения громоздились друг на друга.

– Ладно, раз уж мы говорим об этом типе преступников, может, вернемся к Карлу и Линнее Лундстрём? – сделала попытку Жанетт. – Может ли человек, подвергнувшийся сексуальному посягательству в детстве, полностью забыть его?

– Да. – София ответила сразу, не раздумывая. – И клиническая практика, и исследования памяти подтверждают: сильная травма, произошедшая в детстве, может отложиться в памяти, но при этом не быть доступной. Проблемы в юридическом смысле начинаются, если такие воспоминания имеют своим результатом заявление в полицию: в этом случае надо подтвердить, что посягательство, о котором идет речь в заявлении, действительно имело место. Ведь нельзя закрывать глаза на то печальное обстоятельство, что за подобные деяния иногда обвиняют и даже осуждают невиновных.

Жанетт включилась в гонку, и у нее уже был готов следующий вопрос:

– А могут ли ребенка во время допроса подвести к рассказу о посягательстве, которого на самом деле не было?

София серьезно взглянула на нее:

– Детям иногда сложно оценить временные аспекты – например, когда случилось то или иное событие или как часто оно происходило. Им представляется, что им нечего рассказать такого, чего взрослые еще не знают, и они склонны скорее опустить сексуальные подробности, чем изложить все в деталях. Наша память объединяет интимное с нашим восприятием, с нашими ощущениями. То есть с тем, что мы видим, слышим и чувствуем.

– Можешь привести пару примеров?

– Пример из клинической практики. Девушка почувствовала запах семени своего бойфренда, поняла, что этот запах ей знаком. Переживание запустило процесс, в результате которого она вспомнила, что ее изнасиловал отец.

– А как ты объяснишь то, что Карл Лундстрём стал педофилом? – Некоторые люди могут лишь произносить слова, но речью не владеют. Можно произносить или писать слово “эмпатия”, но для некоторых оно не имеет смыслового наполнения. Тот, кто умеет только произносить слова, способен совершить самое страшное.

– Но как это можно скрывать?

– В семьях, где происходит инцест, границы между взрослыми и детьми нечетки и размыты. Все потребности удовлетворяются внутри семьи. Дочь меняется ролями с матерью и заменяет ее, например на кухне, но также и в постели. В таких семьях все делают вместе, и со стороны семья выглядит идеальной. Отношения сильно нарушены, и ребенку приходится удовлетворять потребности взрослых. Чаще ребенок принимает на себя ответственность за родителей, чем наоборот. Семья живет изолированно, даже если с виду ведет социальную жизнь. Чтобы избегать более пристального внимания, семья время от времени переезжает. Без сомнения, Карл Лундстрём сам жертва. И, цитируя Миллер, это трагедия – когда человек бьет своего ребенка, чтобы не думать, что творили с ним его собственные родители.

– Как по-твоему, что будет с Линнеей?

– По крайней мере пятьдесят процентов женщин, подвергшихся инцесту, совершали попытки самоубийства, часто уже в подростковом возрасте.

– Позволю себе цитату. “Есть много способов плакать: громко, тихо или не плакать вообще”.

– Кто это сказал?

– Не помню.

– А теперь что будем делать?

Жанетт и не заметила, как София положила ладонь на ее руку, и когда София потянулась поцеловать ее, это выглядело просто как продолжение объятия.

Жанетт снова пережила щекотку в животе – как тогда, в тот вечер, когда они стали близки.

Она хочет больше. Она хочет испытать всю Софию.

– Юхан сегодня ночует у приятеля, а ты выпила. Не хочешь прилечь?

– Хочу, – ответила София, взяла Жанетт за руку и потянула с дивана.

Квартал Крунуберг

Стокгольм может быть отвратительным. Неумолимый враждебный ветер, всепроникающий холод, от которого почти невозможно защититься.

Когда обитатели города просыпаются в зимнюю половину года, за окнами темно, темно, когда они едут на работу, и темно, когда они вечером возвращаются домой. Люди месяцами живут с постоянной, изматывающей нехваткой света, в ожидании весны-избавительницы. Они замыкаются, заползают в свой персональный мир, избегают смотреть в глаза близким просто так и не пускают в себя ничего, что может нарушить их мирок, на страже которого стоят айподы, цифровые плееры или мобильные телефоны.

В вагонах метро пугающая тишина. Любой звук, любой громкий разговор встречают враждебные взгляды или язвительные комментарии. Всякому, кто посмотрит на Стокгольм со стороны, королевская столица представится городом-призраком, где даже солнцу недостает энергии, чтобы пробить лучами серые, как сталь, тучи и хоть несколько часов посветить этим богом забытым людям.

С другой стороны, Стокгольм может быть дивно хорош в осеннем облачении. На Сёдер-Меларстранд замерли лодки-домики, подскакивают на прибое и храбро качаются на волнах, поднятых вульгарными моторками, водными скутерами, изысканными моторными парусниками, что возвращаются домой на Шеппсхольмен, или белыми паромами, идущими к Дроттнингхольму и древнему городу викингов на Бьёркё. Прозрачная чистая вода омывает серые и ржаво-красные кручи на островах в центре города, и гнутся деревья, все в желто-красно-зеленых пятнистых узорах.

Небо было высоким и ясно-синим в первый раз за несколько недель, и Жанетт долго ехала вдоль причалов набережной Меларен.

Она была как пьяная.

Ночь была фантастической. Жанетт казалось, что она ощущает запах Софии, словно та все еще рядом с ней.

Как ток высокого напряжения, подумала Жанетт.

Прикосновения Софии как будто зарядили ее энергией. Непрерывно искрящий красный пульс.

Они то говорили, то любили друг друга часов до четырех, когда Жанетт, вся в поту и задыхаясь, рассмеялась и сказала, что чувствует себя влюбленным подростком, но надо подумать и о завтрашнем дне.

На руке Софии она уснула спокойно, как ребенок.

Когда Жанетт вошла в кабинет Хуртига, он чистил служебный пистолет. Зиг-зауэр, девять миллиметров. Вид у Хуртига был нерадостный.