Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

– Как это?

– Очень просто. Они недостаточно талантливы, чтобы стать специалистами по коммерческому праву на каком-нибудь экспортном предприятии, недостаточно сообразительны, чтобы открыть собственное бюро по коммерческому праву, где получали бы на порядок больше. Фон Квист, наверное, спит и видит, как однажды станет звездой адвокатуры на каком-нибудь процессе, но этого никогда не случится, потому что он дурак.

Жанетт живо вспомнилось ее высшее начальство – глава полиции лена, один из самых великих спецов по умению наживаться. Человек, который никогда не вступал в серьезные дискуссии, если речь шла о преступности, но с удовольствием позировал для желтых газет и посещал гала-премьеры в дорогих костюмах. – Если хочешь прижать Вигго Дюрера, могу обеспечить тебя доказательным материалом. – София постучала пальцем по бокалу. – Линнея показала мне письмо, в котором Карл Лундстрём намекает, что ее изнасиловал Дюрер. А Аннет Лундстрём разрешила мне сфотографировать рисунки, которые Линнея нарисовала в детстве. Сцены, которые описывают изнасилование. Все это у меня с собой. Хочешь посмотреть?

Жанетт молча кивнула. София взяла сумочку и показала ей три рисунка Линнеи и ксерокопию письма Карла Лундстрёма. – Спасибо, – сказала Жанетт. – Это точно пригодится. Но боюсь, это скорее косвенные улики, чем вещественные доказательства.

– Ясно.

Они посидели молча, и София продолжила:

– Кроме фон Квиста и Дюрера… есть еще имена?

Жанетт подумала.

– Да. Есть еще одно имя, которое упоминается постоянно.

– И какое?

– Бенгт Бергман.

София вздрогнула:

– Бенгт Бергман?

– На него подавали заявление об изнасиловании двух детей. Мальчик и девочка из Эритреи. Дети без документов, такие не существуют. Дело закрыли. Подпись Кеннета фон Квиста. Адвоката Бергмана звали Вигго Дюрер. Видишь связь? – Жанетт откинулась на спинку дивана и сделала большой глоток вина. – И был еще один человек по фамилии Бергман. Виктория Бергман, дочь Бенгта Бергмана.

– Был?

– Да. Лет двадцать назад она перестала существовать. После ноября восемьдесят восьмого – никаких следов. И все же я разговаривала с ней по телефону, и она не слишком тактично отзывалась о своем отце. Похоже, он изнасиловал ее, и поэтому она исчезла. Наш единственный след – номер ее мобильного телефона, который больше не существует. Супруги Бенгт и Биргитта Бергман тоже больше не существуют. Недавно погибли во время пожара.

Пуфф – и их нет.

София неуверенно улыбнулась:

– Прости, пожалуйста, но я ничего не понимаю.

– Несуществование, – пояснила Жанетт. – Общий знаменатель для Бергманов и Лундстрёмов – то, что их как бы нет. В их историях сплошной туман. И я думаю, что туману этого напустили фон Квист с Дюрером.

– А Ульрика Вендин?

– Ну, с ней-то ты знакома. Групповое изнасилование, среди прочих – Карл Лундстрём, в гостиничном номере семь лет назад. Ей вкололи обезболивающее. Дело закрыто Кеннетом фон Квистом. Еще один слой тумана.

– Обезболивающее? Как у убитых мальчиков?

– Мы не знаем, было это одно и то же обезболивающее или нет.

Медицинских исследований не проводили.

– Почему не проводили? – София выглядела рассерженной. – Потому что Ульрика ждала три недели, прежде чем заявить на Лундстрёма в полицию.

София сидела с задумчивым видом. Жанетт поняла, что подруга раздумывает и выжидает.

– Я думаю, что Вигго Дюрер пытается подкупить ее, – сказала она наконец.

– Почему ты так думаешь?

– Когда она была у меня, я заметила у нее новенький навороченный телефон, а в кармане – прилично денег. Она случайно уронила на пол несколько пятисоток. К тому же она видела фотографию Вигго Дюрера, которую я распечатала и положила на рабочий стол. Когда она увидела фотографию, то дернулась. Я спросила, знает ли она его, но она сказала – нет. Я абсолютно уверена, что она соврала.

Гамла Эншеде

Район частных домов Гамла Эншеде построили в прошлом веке для того, чтобы простые люди могли позволить себе дом с двумя спальнями, кухней, подвалом и садиком за ту же цену, что и обычная двухкомнатная квартира в центре города.

Ранний вечер, тучи выглядят угрожающе. Серая тьма опустилась на окраину, и большой клен из зеленого стал черным. По лужайке растекся низкий туман серо-стального цвета.

Она знает, кто ты.

Нет. Прекрати. Она не может этого знать. Это невозможно.

Софии не хотелось думать об этом, но иногда она подозревала, что Жанетт Чильберг вовлекает ее в расследование с какой-то неясной ей, Софии, целью.

София сглотнула. В горле как будто застряло засохшее незрелое яблоко.

Жанетт покрутила в бокале остатки вина, поднесла к губам, выпила.

– Я думаю, что Виктория Бергман – ключевая фигура, – сказала она. – Найдем ее – распутаем все дело.

Спокойно. Дыши.

София сделала глубокий вдох:

– Почему ты так думаешь?

– У меня такое ощущение. – Жанетт почесала голову. – Бенгт Бергман работал на СИДА и, насколько я понимаю, в том числе в Сьерра-Леоне. Во второй половине восьмидесятых его семья жила там какое-то время, и мне кажется – это еще одно звено в цепочке совпадений.

– Не поняла.

Жанетт рассмеялась:

– Да ведь Виктория Бергман в молодости была в Сьерра-Леоне, и Самуэль Баи – из Сьерра-Леоне. А потом еще и ты – пришло мне в голову, – ты ведь тоже там бывала. Так что вот, мир тесен.

Что она хочет этим сказать? Намекает на что-то?

– Может быть, – задумчиво произнесла София, и нутро свело от беспокойства.

– Один или несколько человек из тех, кого мы проверяем, знает убийцу. Карл Лундстрём, Вигго Дюрер, Сильверберг. Кто-то из Бергманов или Лундстрёмов. Убийцей может оказаться и кто-нибудь вне этой группы, и кто-то, относящийся к ней. Кто угодно.

Но я уверена: Виктория Бергман знает, кто убийца.

– На чем основана твоя уверенность?

– На инстинкте, – усмехнулась Жанетт.

– Да?

– Да. По моему телу циркулирует кровь трех поколений полицейских. Мой инстинкт редко ошибается, а в этом случае у меня пульс подскакивает каждый раз, когда я думаю о Виктории Бергман. Называй это полицейской жилкой, если хочешь.

– Я начала набрасывать психологический профиль, хочешь взглянуть? – София потянулась к сумочке, но Жанетт остановила ее:

– С удовольствием, но сначала я хочу услышать, что ты скажешь о Линнее Лундстрём.

– Я только что с ней встречалась. На сеансе терапии. И я думаю, что, как и было сказано, ее использовал не только отец.

Жанетт пристально взглянула на нее:

– Ты ей веришь?

– На сто процентов. – София подумала. Она чувствовала, что в этот момент может раскрыться, обнаружить части себя, которые до этого прятала. – Я сама в молодости ходила на терапию и знаю, насколько это освобождает – возможность рассказать все. Абсолютно честно и чтобы тебя не перебивали, рассказать обо всем, с чем пришлось иметь дело, кому-то, кто внимательно и сочувственно слушает. Кому-то, кто, может, и не пережил такого, но посвятил много времени и денег тому, чтобы научиться разбираться в человеческой психике, и кто принимает твою историю всерьез, и поддерживает, и анализирует, даже если у него есть всего один рисунок или одно письмо, и кто может сделать выводы и думает не только о том, какое лекарство можно выписать, и кому необязательно искать виноватых и козлов отпущения, даже если… – Эй! – перебила Жанетт. – Что случилось, София?

– А что? – София открыла глаза и увидела перед собой Жанетт. – Ты на время куда-то пропала. – Жанетт потянулась через стол и осторожно погладила руки Софии. – Тебе трудно об этом говорить?

София почувствовала, как глаза наливаются горячим, как подступают слезы. Она почувствовала себя такой слабой. Но минута прошла, и она помотала головой:

– Нет. Я только хотела сказать, что уверена: Вигго Дюрер замешан. – Да, я же об этом и говорю. – Она сделала паузу, словно подыскивая слова.

Подожди. Пусть продолжает.

– Продолжай. – София слышала свой собственный голос словно со стороны. Она знала, о чем расскажет Жанетт.

– Пео Сильверберг жил в Дании. Как и Вигго Дюрер. Дюрер защищал Сильверберга, когда того заподозрили в посягательстве на приемную дочь. Он защищал Лундстрёма, когда того, в свою очередь, подозревали в изнасиловании Ульрики Вендин. – Приемную дочь? – Софии было тяжело дышать. Она потянулась за вином, чтобы не выдать своего волнения, и поднесла бокал ко рту.

Увидела, как дрожат руки.

Ее зовут Мадлен, у нее светлые волосы, и ей нравится, когда ей щекочут живот.

Она кричала и плакала, когда ей брали кровь на анализ – “добро пожаловать в этот мир”.

Ее маленькая ручка, рефлекторно хватающая указательный палец.