Юрий Тынянов - Аркадий Белинков

Это, конечно, задумано, это нужно, это способ раскрытия характера. Раскрытие достигается компактностью, законченностью и уменьшением объема эпизода, дробностью членения материала, увеличением количества повествовательных единиц, частым введением и выведением новых действующих лиц без предварительного экспонирования, сокращением описаний и характеристик.

Интенсивность введения материала оказалась еще более усиленной обстоятельством непредвиденным и к авторской воле отношения не имеющим. Стилистическая напряженность, явно ощутимая в третьей части романа, не была предусмотрена в качестве повествовательного приема. Она возникла по недоразумению: из-за того, что незаконченное произведение начали выдавать за законченное. Отрывочные записи, не прошедшие обычной тыняновской правки, стали приниматься за нарочитое, формалистическое письмо. Отрывочность и аритмичность не были специальным стилистическим намерением.

Третья часть начинается с приезда Карамзина, Вяземского и Василия Львовича к лицеисту, - случай беспрецедентный, но вызванный другим беспрецедентным случаем: лицеист напечатал двадцать четыре стихотворения в петербургских журналах - "Вестнике Европы", "Российском музеуме" и "Сыне Отечества". Биография расширяет роман. Лицейский, царскосельский поэт, такой же, как Олосенька Илличевский или Миша Яковлев, только выключенный из "Сарскосельских лицейских газет" за то, что ничего не давал в журнал, с приездом Карамзина, Вяземского и Василия Львовича утверждается в собственном мнении и во мнении окружающих как поэт петербургский. Он вырос из лицея, как из платья, которое сшил при поступлении главный портной его величества господин Мальгин. Жизнь, полная и нетронутая, лежала перед ним. Через четыре дня после посещения лицея Карамзиным, Вяземским и Василием Львовичем он пишет П. А. Вяземскому: "Никогда Лицей... не казался мне так несносным, как в нынешнее время"*.

Главка об окончании лицея начата словами:

"Зорю бьют.

Рассветало.

День еще не наступил".

Но лицей он будет помнить всю жизнь, будет писать о нем стихи, полные благодарности и любви, и на пути в ссылку вспомнит о нем.

"Недаром он выслан был на юг. Не на север, а здесь, именно здесь, зачинался лицей. Много южнее мест его высылки, когда он еще ходить не умел, до лицея, служил здесь дипломатом, генеральным русским комиссаром Малиновский, защищая русские интересы. И здесь, наблюдая беглых и ссыльных, в этом краю, написал он, решился написать трактат об уничтожении рабства...

Да здравствует лицей!"

Здесь он поймет связь лицея с историей, но сейчас он рвется на волю, стремится к настоящему делу. Сейчас лицей - это "годы заточенья"**, а через несколько дней, 9 июня 1817 года, в день выпускного акта, он пишет: "В последний раз, в тиши уединенья... лета соединенья... наш братский верный круг... Святому братству верен я!.."*** Зорю бьют. Он вырывается из лицея. Он врывается в Петербург.

* А. С. П у ш к и н. Полное собрание сочинений, т. 13, 1937, стр. 2.

** А. С. II у ш к и н. Полное собранно сочинений, т. 1, 1937, стр. 259.

*** Там же, стр. 264.

Человек, которого держат и вдруг выпускают, врывается стремительно за счет силы, употребленной на то, чтобы вырваться. Пушкин приезжает в Петербург и осыпает его эпиграммами.

Эпиграммы появились потому, что человек, приехав в Петербург, свежими глазами увидел то, на что другие или уже привыкли смотреть, или прикрывали глаза. Его эпиграммы точны, и в них сказано именно то, что было. Мерзавца он называл мерзавцем. Эпиграммы были страшны своей правдой и точным попаданием. Меньше чем за три года жизни в Петербурге Пушкин ухитрился попасть в императора, митрополита Амвросия, Аракчеева, Голицына, Стурдэу, Каченовского. Это была не поэтическая игра, а политический поступок. Эпиграмм оказалось мало. Тогда он во время спектакля пустил по креслам портрет Лувеля, парижского рабочего, вонзившего стилет с загнутым концом в грудь герцога Беррийского - племянника и предполагаемого наследника Людовика XVIII. На портрете было написано: "Урок царям". Это было коротко и метко, как эпиграмма. Поэтика жанра и поступка была едина, как едины были человек и поэт.

Это единство Тынянов показывает, превращая стихотворение в переживание, в биографический факт, то есть идет обратным путем: от стихотворения, поэтического факта, к мотивам его возникновения. Мотивы возникновения поэтического факта лиричны, относятся к самому поэту и обобщены им в историю. История совмещена с переживаниями поэта. Совмещение сделано так:

"Вольность! Одною вольностью дорожил, только для вольности и жил. А не нашел нигде, ни в чем - ни в любви, ни в дружбе, ни в младости".

Сказано о любви, о дружбе, о младости. О стихах не сказано ничего, потому что стихи остались единственной вольностью. Слово "вольный" связывается с литературной группой "Арзамас": "Избрали его в вольный Арзамас". Любовь же связана с темницей, а темница с невозможностью говорить правду и писать стихи. "Полюбил и узнал, как томятся в темнице разбойники: ни слова правды, ни стиха". Совмещение чувства и истории взято из поэтики оды. Пушкинское название "Вольность. Ода" Тынянов использует для соединения лирики с историей. Жанровая характеристика мотивирует это соединение. Кроме того, от оды взяты повышенная интонация, повторения синтаксических ходов и архаизированный словарь. Пушкин был выслан из Петербурга не только за стихотворение, которое называлось "Вольность", но больше за человеческую вольность, за то, что завоевывал право поэта на свободную речь. Вольностью были эпиграммы на Аракчеева, царя, церковников, портрет Лувеля. Стихотворение же "Вольность" было только одним из стихотворений цикла и одним из поводов высылки. В письме графа И. А. Каподистрия генералу Инзову от 4 мая 1820 года, одобренном императором, задолго до "оды на вольность" говорится о том, что поэт "мог иметь лишь одно чувство - страстное желание независимости"*. Сановник независимость и стихи связывает. После этого он говорит об оде. "Ода на вольность" упоминается вместе с "несколькими поэтическими пьесами", которые "обратили на Пушкина внимание правительства". Главное же в письме не "ода на вольность" и не "поэтические пьесы", а "внутренние чувства", "принципы" и "воспитание". "Он вступил в свет, - пишет Каподистрия, - сильный пламенным воображением, но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств, которые служат заменой принципов, пока опыт не успеет дать нам истинного воспитания"**. "Внутренние чувства", "принципы" и "истинное воспитание", по Каподистрия,- Это, конечно, любовь к самодержавию.

* "Александр Сергеевич Пушкин. (Материалы для его биографии). 1817-1825". "Русская старина", 1887, т. 53, стр. 241.