Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

Вторая забота в лагере – туалет. Гадить у себя под носом жесточайший моветон. Гадильня должна быть на отшибе, через одну‑две комнаты, чтоб ароматы лагеря не достигали. Но отрываться от обоймы – опасно. Потому либо по двое‑трое – либо отдельную комнату искать, тупиковую. Впрочем, таковые были нередки и устроить санузел зачастую удавалось с комфортом. В этот раз тоже получилось неплохо: уж коль имеется коридор длиной в полкилометра – так отойди себе шагов на двести и гадь. При этом, конечно, автомат с собой в обязательном порядке.

Перед ужином, усевшись рядом со Знайкой, поболтали немного. Илья сначала коротал время за рисунком – перед выходом он сделал общую фотографию обоймы и теперь перерисовывал на бумагу – а потом занялся путевым журналом.

– Каждый день планируешь описывать? – кивнул Серега на экран планшетника, где под заголовком «20 апреля 165 года» с фантастической скоростью один за другим начали появляться абзацы.

– Каждый. И тебе советую. Очень может помочь в определенный момент…

– Нет уж, товарищ научник… – ядовито пробормотал Серега. – Писанина – это ваше. Мое – составление карты. Этим и буду заниматься. Да и то попозже…

Ужин, приготовленный на плитке, проверка снаряжения и дозарядка, подготовка к завтрашнему дню – и личное время. К личному времени в подразделении всегда подходили с особой меркой – и тем более, если выход предстоял долгий. После тяжелого дня человеку обязательно нужно расслабиться, распутать ком, в который срослись нервы. Как говорил Важняк: лучший отдых – смена обстановки… Но в Джунглях с этим, понятно, есть определенные проблемы, и поэтому методические указания на командирских курсах рекомендовали занимать бойцов культмассовыми мероприятиями.

– Массовик‑затейник, заводи шарманку, – переглянувшись с командиром, восседая на своем спальнике, сказал Злодей. – Дернем че‑нить…

Хенкель с готовностью нырнул в баул.

– Давай «Перевал», – предложил Знайка.

– «Перевал» подходит, – подал голос со своего матраса Маньяк. – Сороковой впереди…

– Давай «Перевал»…

– В тему…

– Самое оно… – разноголосо поддержали пацаны.

Серега кивнул.

Леха, вытащив наружу планшетник и небольшие аудиоколонки, подсоединил разъем, поставил их рядом со своим матрасом.

– Песня… – проникновенно объявил он – и тапнул пальцем по экрану.

Гитар в Доме не водилось отродясь и выходить из положения приходилось таким способом. Но ничего, очень даже достойно выходило… Колонки заиграли одинокой гитарой, в тишине зазвучал голос молодой девушки – и пацаны тут же подхватили. Тихо, осторожно, стараясь не нарушить красоту песни, не забить голос своими грубыми басами…

Просто нечего нам больше терять – [10]

Всё нам вспомнится на страшном суде.

Эта ночь легла как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Просто прожитое – прожито зря‑не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь – падают дожди октября,

Видишь – старый дом стоит средь лесов.

Эту песню полагалось петь спокойно и задумчиво. Это была не боевая песня – но боевого сейчас не хотелось. Проникновенного хотелось и даже немного романтичного… Триста сороковой горизонт был для них тем самым перевалом – и понимание этого влияло на настрой больше прочего. Как пройдут? Смогут ли? И самое главное – с какими потерями, кого не досчитаются?..

Мы затопим в доме печь, в доме печь.

Мы гитару позовём со стены.

Просто нечего нам больше беречь –

Ведь за нами все мосты сожжены.

Все мосты, все перекрёстки дорог,

Все прошёптанные тайны ночи.

Каждый сделал всё, что смог, всё, что смог,

Но об этом помолчим, помолчим.

И этот куплет тоже подкупал своим смыслом. После перевала все мосты будут сожжены, назад не повернуть – рубикон отсекал дорогу домой надежно. Разворошив гнездо, путь останется только один – вперед. И каждый – Серега знал это, уверен был в пацанах – сделает все, что сможет, все, что в его силах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И луна взойдёт оплывшей свечой,

Ставни скрипнут на ветру, на ветру.

Ах, как я тебя люблю горячо –

Годы это не сотрут, не сотрут.

Мы оставшихся друзей соберём,

Мы набьём картошкой старый рюкзак.

Люди спросят, что за шум, что за гам –

Мы ответим просто так, просто так.

Пододвинувшись к Ставру, который расстелился рядом, Сотников тронул его за плечо.

– Серег. Ты как? С Катериной решил?

Ставр кивнул. И, помедлив чуть, нехотя добавил:

– Я, наверно, в ПБО перевожусь, командир. Как вернемся. Катюха… Потом уж хотел сказать, как момент подвернется – да ты вот сам спросил…

– Пилит? – усмехнулся Сотников. Терять опытного и матерого бойца не хотелось – но и удерживать товарища невозможно.

– Не пилит. Ждет, терпит. Но это еще хуже… Отпустишь?

– Что ж делать… – вздохнул Серега. – Конечно. Как смену найдем…

– Спасибо, брат, – Ставр, легонько сжал его плечо. – Но до того я с вами. Душой и телом.

Просто так идут дожди по земле,

Просто так срывает с веток листву,

Просто так в ночной таинственной мгле

Ты не раз увидишь в небе звезду.

Просто небо ведь оно не для нас,

Просто счастье ведь оно впереди,

Просто маятник пробил в этот час,

И мы все сегодня здесь собрались.

Просто нечего нам больше терять –

Все нам вспомнится на страшном суде.

Эта ночь легла как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Просто прожитое – прожито зря‑не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь – падают дожди октября,

Видишь – старый дом стоит средь лесов.

Слышишь – падают дожди октября,

Видишь – старый дом стоит средь лесов…

После этой песни были другие, но Серега не слушал – провалился куда‑то в себя. «Перевал» всегда задевал в душе какие‑то особые струнки. Он чувствовал, как даль зовет его, неодолимо тянет к себе. Это была самая настоящая песня дальних странствий – именно так наедине с собой называл он подобные песни. Романтика дороги в чистом виде, романтика странствий и дальних горизонтов, романтика приключений… Мальчишеская романтика. Но, в сущности, кем они и были?.. Мальчишками. Пусть воинами – и на счету у каждого числился уже не один поверженный враг – но все же мальчишками.

В десять часов – отбой.Забравшись в спальник, пахнущий пока еще свежестью и чистотой, и умостившись на самонадувающемся коврике, Серега наблюдал, как готовится ко сну лагерь. Ребята, перекидываясь шуточками, переодевались в термобелье, укладывались, заворачиваясь в спальники… Конечно, не обходилось и без ежевечерних приколов. Хенкель поставил под нос Маньяку ботинки, вызвав возмущенный вопль. Мань вскочил, один ботинок пнул налево, другой направо… Ржут. Прапор, пока лез на свое место, наступил пару раз на Енота – опять гогот… Шпион, уже в дремотном состоянии, раскинулся попросторнее, положил невзначай ногу на Тринадцатого – и снова волна сальных шуточек… Ставр и Тундра помогали Дровосеку стаскивать экзу – Пашке, без левой руки и ноги, да с поврежденным позвоночником, двигаться без своего стального корсета тяжко. Помочь надо обязательно. Словом, обычная возня воинского подразделения перед отбоем, такая привычная, где все свои и горой за каждого. Одно большое дружное семейство. Боевое братство. Серега, оглядев в последний раз лагерь, откинувшись на спину, закрыл глаза и понемногу начал погружаться в сон. Первый день путешествия закончился. Без потерь – считай, хорошо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Весь следующий день они шли вверх. Шахта, поднимаясь строго вертикально, через каждые восемьдесят метров выныривала в промежуточное помещение, этакий карман, где можно было сделать паузу и подготовиться к следующему отрезку. Не будь их, подъем усложнился бы в разы – тут ведь не только самому подниматься, еще и груз тащить, и ослов. С карманами же было проще: достигнув каждого очередного, сбрасывали вниз веревки, и Дровосек с Гоблином на время превращались в подъемные механизмы. Вытаскивали одного за другим ишаков, сложивших конечности в транспортном положении, вытаскивали грузы, страховали поднимающихся бойцов… На каждый этап уходило несколько часов – тридцать человек бойцов, ишаки, груза уйма… Затем небольшая передышка – и снова вверх, к триста сороковому горизонту.