Разреженный воздух - Ричард К. Морган

– Вот же незадача, – мимоходом заметил я. – Живой образец органического кода Идальго сыграл в ящик, к тому же размазался по всему Гингрич-Филд.

– Пошел в пизду, землянин.

– В твоей я уже был. Так где сейчас тело? Идальго где-то припрятал его, верно?

Она покачала головой, сглотнула.

– Нет, сбросил в шламовый коллектор. Идальго не хотел, чтобы кто-нибудь из местных его нашел.

– Ты действительно думаешь, что я в это поверю? В теле Пабло на клеточном уровне записана правда о Чазме Корриенте Девятнадцать, а Идальго просто избавляется от него? Нина, ты даже не стараешься. Где они его спрятали?

– Это правда, козел! – Она быстро моргала. – Идальго сказал, что это бесполезно. Я не знаю почему. Мертвым он ему не годился, было нужно, чтобы Пабло дышал. – Она подняла на меня взгляд, в ее глазах блестели слезы. – Так он сказал. Давай, пристрели меня, если не веришь, ты, кусок дерьма, это не изменит того, что произошло. Пабло больше нет.

Я ничего не ответил. Нина Учарима громко шмыгнула носом и дважды протерла лицо тыльной стороной ладони. Затем провела большим пальцем по нижней части обоих глаз и снова встретилась со мной взглядом.

– Так все и было, – тихо сказала она.

Я вздохнул.

– Хорошо. Итак, команда Идальго прибралась, избавилась от тела, а потом ты накачалась наркотой и отправилась домой со своей дурацкой сказочкой. Потому что в противном случае сначала Гэвел, затем Декейтер и Аллаука выяснили бы, что ты трахалась с Идальго. И тебя вывернули бы наизнанку, а это явно не пошло бы на пользу твоему здоровью, не так ли?

Она промолчала.

– Хорошо, Нина, вот хорошие новости. Мне наплевать. Вся эта история для меня – звук пустой. Я не работаю на Декейтера или еще кого-нибудь, кто имеет влияние в этом конце Разлома. Мне просто нужен Идальго. Если ты сдашь его мне, я уйду, не сказав ни слова.

Она дотронулась до коленей подбородком. Стиснула зубы – с такой силой, что это послышалось в сдавленном голосе.

– А если я этого не сделаю?

– Тогда я скажу Декейтеру, что у него завелась крыса, и эта крыса – ты. А если я так сделаю, полагаю, он избавит меня от ряда проблем и вытянет из тебя ту же информацию более жестким способом.

Она быстро глянула на меня.

– Дек никогда так не поступит.

– У него не будет особого выбора, Нина. Может, Аллауки и Гэвела больше и нет, но машина, собранная ими в мэрии, не остановится ни на секунду. Как я слышал, Ирени Аллаука возвращается из Брэдбери, чтобы взять бразды правления в свои руки после смерти сестры. Она устроит перезагрузку и, скорее всего, приведет с собой кое-какие мускулы из familias andinas, чтобы разобраться со всем этим дерьмом. Все будут усердно искать ответы и того, кого можно во всем обвинить.

Она отвела взгляд, глянула туда, где лежали скрючившиеся останки Бледного, заливая пол квартиры кровью.

– Мама Пачамама, – выдохнула она, – что за бардак!

– И не говори.

Что-то вспыхнуло в ней тогда, что-то настолько близкое к гневу, что Рис обратила на это мое внимание.

– Люди вроде тебя, – медленно произнесла она, – люди с Земли. Вы заявляетесь сюда и ноете о том, какая же Долина дыра, вы ведете себя так, будто вы выше всего этого. Вы двигаете нами словно фигурами в игре, вы, блядь, играете нами. А затем, когда фигура ходит не так, как хотелось бы вам, и что-то идет не по плану, такие люди, как Пабло, умирают в хаосе, который вы устраиваете. И ради чего? Чтобы свести итоги в каком-нибудь финансовом отчете КОЛИН? Чтобы добавить стоимости марстеху?

– Значит, Идальго тебе не сказал?

– Не сказал мне чего?

Я поднял ствол пистолета, зная, что сейчас он мне не понадобится. Я перекинул дробовик через плечо и жестом велел ей встать. Она осторожно поднялась на ноги, не сводя взгляда с пушки.

– Не сказал мне чего? – повторила она.

– Для чего он здесь на самом деле, – ответил я.

Глава сорок вторая

Это было всего лишь одно звено в цепочке плохих новостей, которые я получал с тех пор, как восстановился после операции в Шейдс-Эдж, но оно было большим.

А теперь, похоже, могло стоить жизни Ханну Хольмстрему.

Я проверил журнал входящих вызовов, как только очухался после операции, но мне никто не звонил. В то время я не придал этому особого значения. База маршалов была наглухо закрыта для связи, а до этого меня похоронили в полностью экранированной тайной базе Флота, которую Аллаука переделала под камеру пыток. Даже если Хольмстрем после всех усилий по взлому земных баз данных проснулся рано – что было маловероятно, – он бы не смог меня найти, даже попытавшись. Вдобавок к этому, на глубоком клеточном уровне мой разгоряченный режим враждовал с анестезией, которой потчевали тело медики Сакаряна, и в результате этой вражды у меня раскалывалась голова.

Позже в тот же день они сняли гипс с недавно зажившей ноги и дали мне немного обезболивающего, я уговорил их отпустить меня в город. Сакаряну это не понравилось, но наше непрочное перемирие продолжалось, и он не хотел ссориться по пустякам. Довольствовался тем, что отправил меня с эскортом.

– Надень служебный плащ, – сказал он, бросая мне одежду. – Держи воротник поднятым и не отходи от Таманга. В этом городе столько маршалов, что, скорее всего, никто не обратит на вас внимания. Но если по какой-то причине это произойдет, Таманг, тащи его сюда в ту же секунду.

Тот невозмутимо кивнул.

– Не беспокойтесь, босс. Стоит им заметить плащ и отсутствие гарнитуры – и в Шейдс-Эдж сделают только один вывод из увиденного. И не похоже, чтобы Черный люк остался знаменит. У него уже были десять минут.

Это правда. Смерть Ракель Аллауки по-прежнему оставалась главной темой местных новостей, но вот мой собственный момент славы уже прошел, как и у любого другого второсортного бандита из Долины, угодившего в переплет, который оказался ему не по зубам. Я был в центре общественного внимания лишь пару дней, оставшись невзрачным бесстрастным кадром с камеры наблюдения, а затем быстро отправился на задворки настоящего сюжета. И это речь шла о местном уровне – на общедолинных каналах вся история с Аллаукой уже отошла на второй план после последних репортажей о Земном аудите, кодовой сцене Брэдбери и заказном сюжете о том, как Сандри Чармс, бедняжка, пережарился после декантации и не смог провести концерт на Стене 101,