Я стоял у ворот Москвы. Военный дневник командующего группой армий «Центр» - Федор фон Бок

Что же касается поворота ХХХХ танкового корпуса к югу, я могу сказать, что 5 июля в 11.30 утра ХХХХ корпусу (без 23-й дивизии) был отдан приказ к концу дня осуществить прорыв в направлении Острогожска и Коротояка.

В тот же вечер (в 20.20) фельдмаршал сообщил фюреру по телексу, что 6-я армия захватила плацдармы у Лимана, Буденного, Николаевки и Острогожска, а также получила [481] приказ продолжать движение к югу и выйти к линии: станция Тополи — Веделевка — Варваровка — Каменка — Никольское.

6 июля 6-я армия планировала наступать силами ХХХХ танкового корпуса в юго-восточном направлении, насколько ему позволит имеющийся запас горючего, то есть, грубо говоря, вплоть до Калитвы; этот план командованием был одобрен…»

Я подумал, что заявления Гальдера в упомянутом выше разговоре представляют собой типичный образчик свойственного Верховному командованию нетерпения. Я позвонил Гальдеру, чтобы указать на необоснованный характер предъявленных мне обвинений и показать, как сам ход событий развеял все причины нетерпения высшего руководства. Если с моей стороны и имели тогда место резкие слова, то они являлись лишь следствием вполне объяснимого напряжения, которое в те дни всеми нами владело. Не может быть и речи о том, чтобы мы недостаточно ясно представляли себе базовую концепцию операции, и Зоденштерн это неоднократно подчеркивал. Тогда я и вообразить не мог, что на этой почве между мной и Верховным командованием сухопутных сил может возникнуть серьезное недопонимание.

Странно, что люди из высшего руководства назначили командующим группой армий Вейхса, который, по их мнению, не продемонстрировал 5 июля должного понимания базовой концепции операции!

Я написал Зоденштерну, что обойдусь и без выдержек из военных дневников группы армий. Хотя бы потому, что не хочу давать повода для новых слухов, а они неминуемо получат распространение, как только я обнародую эти документы. Кроме того, я совершенно уверен, что в деле о повороте на юг никаких просчетов с моей стороны допущено не было. В своем письме Зоденштерну я еще раз привлек [482] внимание к тому факту, что приказ о повороте на юг был отдан мной по крайней мере за 24 часа до последовавшего 5 июля звонка Гальдера.

6/8/42

Зоденштерн написал мне, что к нему заезжал Шмундт. Последний утверждал, что фюрер «совершенно определенно» решил со мной переговорить».

5/9/42

На фронте и дома людям говорят, что я заболел. Но как я и полагал, мой отъезд способствовал появлению самых разнообразных слухов; некоторые из них совершенно абсурдные. 9 августа «Дас Рейх» опубликовала на своих страницах мою большую фотографию и помимо всего прочего по-доброму отозвалась о моем командовании. Другие немецкие и зарубежные газеты часто упоминают на своих страницах мое имя и, хотя на дворе уже сентябрь, продолжают печатать материалы о «группе армий Бока».

Октябрь 1942 года

Постепенно правда начинает просачиваться наружу. Английское радио называет меня «козлом отпущения»!

Лист и Гальдер отправлены домой. Шмундт возглавил отдел кадров Высшего командного состава вместо Кейтеля, сохранив при этом свой пост адъютанта фюрера.

В сентябре министр Риббентроп произнес речь, восхвалявшую полководческие таланты фюрера, и в заключение сказал, что он один является инициатором и создателем планов всех крупных кампаний и сражений. 4 октября Геринг повторил это заявление в большой публичной речи, [483] подтвердив тезисы своего выступления едкими комментариями, которые наверняка оказали удручающее воздействие на всех отправленных домой офицеров.

Меня до такой степени разозлили эти комментарии, что я написал Шмундту письмо, в котором помимо всего прочего, вновь коснулся необоснованных обвинений Кейтеля в свой адрес, послуживших причиной моей отставки. Когда Харденберг 10 октября отвез это письмо Шмундту, последний сказал, что обоснование моей отставки, предложенное Кейтелем, всегда представлялось ему «на редкость глупым»! Но, насколько он знает, причины куда глубже. Во время кампании 1941 года я выступил против плана фюрера атаковать на востоке от Днепра в южном и в северном направлениях вместо восточного. Браухич же, который представлял тогда точку зрения фюрера, не смог отстоять ее перед лицом моей «подавляющей индивидуальности», в противном случае война, возможно, уже была бы закончена?! Фюрер, впрочем, продолжает испытывать ко мне большое уважение; так что вполне может быть, что он еще предложит мне возглавить где-нибудь командование, но в настоящее время он может работать только с теми людьми, которые действуют в полном соответствии с его желаниями.

Эти заявления опять вступают в противоречие с реальными фактами. Позиция, которую я занимал летом 1941 года (смотри: 20 июля 1941 года), никак не сказалась на поворотах к северу или югу и уж тем более не была способна их предотвратить. Известно, что после передачи группе армий «Север» части моих танковых дивизий они застряли там в грязи! Что же касается юга, то во время битвы за Киев, после того, как все мои возражения были отвергнуты, мои мобильные части были развернуты в южном направлении, что полностью соответствовало плану Гальдера! Надо сказать, танковая армия Гудериана выполнила поставленную перед ней задачу и оказалась в тылу у противника, [484] в то время как танковые войска группы армий «Юг» еще даже не перешли Днепра. При всем том война все еще далека от завершения! Этот аргумент, кроме того, никак не согласуется с письмом, присланным мне Шмундтом 4 января 1942 года, в котором он писал:

«В этом послании я могу лишь повторить то, что уже неоднократно говорил раньше, а именно: отношение к вам фюрера ни в коей мере не изменилось, и он продолжает полностью вам доверять. Более того, он счастлив иметь в своем резерве такого генерала, который после завершения лечения и периода реабилитации будет готов в любое время выполнить поставленную перед ним новую задачу…»

12 октября Шмундт ответил на мое письмо (4/10/42), содержавшее помимо глубоко личного, жалобы на речь Геринга. В его послании не было ничего конкретного. Он лишь написал, что такого рода публичные заявления ни в коем случае не следует рассматривать как попытки дискредитации офицеров Вермахта высокого ранга.

Его письмо заканчивалось словами:

«Я сделаю все, что в — моих силах, чтобы состоялась обещанная мной встреча с фюрером. К сожалению, в последние дни у меня совершенно не было времени, чтобы заняться ее организацией…»

Меня по-прежнему не оставляют вниманием. В середине октября Германское радио, полемизируя со лживыми измышлениями британской разведки, заявило, что, согласно одному английскому рапорту, я был расстрелян, согласно другому — отправлен в концентрационный лагерь, согласно третьему — меня видели во время прогулки по улице Унтер ден Линден, согласно четвертому — фюрер снова призвал меня к себе, а согласно пятому — я вообще нахожусь сейчас в Японии! В ответ Британское радио провело параллель между уходом Людендорфа в 1918 году и моей отставкой — на мой взгляд, очень неуклюжее сравнение! [485]