Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

В официальных документах, представляемых французскому двору, ни слова не говорилось о занятиях юного царя, о его псарне, о его беспечной молодости и бесконечных гулянках, где молодой император приучился к вину.

И Долгоруков выспрашивал курьера о том, что происходит в Петербурге и чего теперь ждать от державы. Посол обязан был всё знать, но он ещё и происходил из Долгоруковых, окруживших царя, который подпал под их влияние.

Не забыл упомянуть курьер и о том, что Пётр Второй вместе со всем своим двором переехал в Москву, восстановив старую столицу в её правах.

Долгоруков не обошёл новостями и самого курьера — таинственно сообщил, что в герцогстве Голштинском прибавление: дочь Петра Первого Анна родила от герцога Карла Фридриха Голштинского сына, которого назвали Карлом Петером Ульрихом. И загадочно улыбнулся при этом старый Долгоруков: кто знает, как сложится судьба и этого внука Петра Первого.

Знал Долгоруков о том, что дочь Петра Первого, Елизавета, вовсе не вхожа ко двору, хоть и пытался было молодой царь приударить за молодой тёткой. Но Долгоруковы оттеснили Елизавету, и она ютилась на задворках Петербурга, а в Москву переехала вместе со всем двором и опять была поселена в самом большом отдалении от Кремля. Так что жизнь Елизаветы была плачевной, никто всерьёз о ней и не думал, но несмотря на это, она была весела, беспечальна, меняла любовников, как перчатки, и занята была лишь нарядами, париками и мушками.

Коронация Петра Второго намечалась в Москве в феврале, и об этом было писано в грамотах Иностранной коллегии.

Долгоруков тщательно выспросил курьера и понял, что он малый не промах, в курсе всех придворных сплетен и новостей, и прикомандировал Бецкого к русскому посольству в Париже.

Вот здесь-то и встретились два молодых человека — Иван Бецкой и Иоанна Ангальт-Цербстская, принцесса из Голштейн-Готторбского дома. Ей было всего восемнадцать, она уже два года была замужем за герцогом, но до сих пор не имела детей и приехала в Париж показаться тамошним светилам медицины именно по этому поводу. Кто знает, как они познакомились, но что между ними был роман, утверждал и сам Долгоруков.

Во всяком случае, через год после этой встречи у Иоанны уже была дочь София Фредерика Августа, и придворные Екатерины старательно искали сходство между ею и Бецким.

Они действительно были похожи: один и тот же вытянутый овал лица, острый, выдающийся вперёд подбородок, тот же длинноватый нос. Только у Екатерины не было характерной для всех Трубецких горбинки, а у Бецкого нос был горбатый, орлиный.

Широкий и высокий лоб у обоих был одинаков и выдавал умственную напряжённость, а глаза повторялись разрезом. Правда у Бецкого они были тёмно-серые, а у Екатерины светлые, серо-голубые.

Словом, двор уже с самого начала царствования Екатерины утвердился во мнении, что Екатерина — дочь Бецкого, побочная дочь. Сам он никогда в браке не состоял, а свою вторую дочь, прижитую от неизвестной женщины, удочерил, и Екатерина взяла её во фрейлины. И эта дочь Бецкого была как две капли воды похожа на Екатерину. Императрица очень заботилась о своей предполагаемой сестре — она выдала её замуж за французского авантюриста Де-Рибаса с богатым приданым и наделила этого неизвестного ранее нигде человека чином адмирала...

Но всё это были лишь косвенные догадки, а сама Екатерина и сам Бецкой никогда даже не намекали на свою родственную связь...

Едва Бецкой вернулся в Россию, как ему пришлось снова собираться и ехать ко дворам европейских монархов: перед самой свадьбой от оспы и осложнившей её простуды скончался молодой император, едва успевший короноваться.

И снова началось в России междуцарствие, борьба различных группировок за власть в империи. Победили верховники, члены Верховного тайного совета, предложившие пригласить на русский трон Анну Иоанновну.

Бецкой поехал с пакетами к парижскому двору, затем в Вену, потом в Варшаву. Везде останавливался он при русских посольствах, везде рассказывал послам о новой императрице, о её любимце Бироне. Вестей из России здесь ждали жадно, прикидывали, чем грозит им настоящее царствование, и потому Бецкой был нарасхват — он был вхож во дворец, благодаря счастливому характеру знал многих и дружил со многими вельможами. Известия его были более чем ценны.

Но вернувшись домой, Бецкой увидел, что служить ему теперь будет туго и трудно: все мало-мальски значимые места обсели немчики из Курляндии, и о продвижении по службе нечего было и думать. Верховный тайный совет Анна ликвидировала, Долгоруких сослала в Сибирь, весь их род разметала, уничтожила, а многим и отрубила головы.

Время было тёмное, дикое, никому при дворе не нужны были знающие люди, никто не желал иметь никаких сведений о Европе — Россия замыкалась в своей скорлупе.

И Бецкой решил, что лучше всего такое время пересидеть в имении, подаренном ему отцом. Он наладил хозяйство, много читал, выписывал из-за границы множество книжных и журнальных новинок, был в курсе всей европейской политики. А наведываясь в Петербург, чаще всего Бецкой заходил в убогонький дворец царевны Елизаветы. Здесь для него всегда находилось общество, а рассказчик он был отменный, и дамы с девицами, ахая, слушали его повествования о Европе, о королевских дворах, о всех приключениях, которые случались с ним.

Благоволила к Бецкому и сама Елизавета. Он часто смотрел на неё и думал, почему она не предъявляет никаких претензий на отцовский престол, ведь она такая же претендентка на трон, как и сама Анна.

Но когда умерла императрица Анна, оставив регентом при малолетнем императоре Иоанне Бирона, когда захотела короноваться сама Анна Леопольдовна, мать несчастного Иоанна, коронованного в двухмесячном возрасте, Елизавета начала серьёзно подумывать об отцовском наследстве.

Бецкой был вместе с нею, когда в морозную вьюжную ночь во главе трёхсот гренадеров Елизавета пошла на императорский дворец, захватила в плен и Анну Леопольдовну, и несчастного ребёнка и твёрдой ногой встала на подножие отцовского трона.

Всю брауншвейгскую семью Елизавета выслала в Холмогоры, где и воспитывался до четырнадцати лет малолетний бывший император. Потом Елизавета отправила его в Шлиссельбургскую крепость на острове Орешек, там он просидел до двадцати четырёх лет, не видя людей, ничего не зная, ничего не читая, словно дикий зверь в клетке...

Двор снова переехал в Петербург, и снова закипела на берегах Невы роскошная дорогостоящая жизнь.

Елизавета провела некоторые реформы, упразднив Кабинет министров и восстановив Сенат в прежних правах. Самым видным направлением в политике стало для неё выдвижение на государственные посты русских людей. После Бирона это направление в политике было естественным, немецкое влияние начало исчезать. Даже сама императрица, когда назначали какого-либо иностранца на видный пост, спрашивала: