Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Из-за занавески раздался чмокающий звук. И голос Айши:

— Оботри лоб, дитя мое. Нет, не надо утираться рукавом, вот тебе платок. Теперь дай сюда ручку. Бери калам. Вот так. И пиши свое имя. Как я тебя учила? Умница. Все, теперь беги, играй дальше!

— Мам, а зеленые ягодки можно есть?

— Можно, дитя мое. Иди играй, Фахр.

Золотой солнечный зайчик снова выметнулся из-за ширмы и исчез из поля зрения в мгновение ока. Мухаммад ибн Бакийа улыбнулся:

— Воистину, в этом возрасте они не ходят, а бегают, маленькие непоседы!

У него самого подрастали двое сыновей этого возраста.

Меж тем, золотой поднос со свернутым свитком выехал из-под занавеса. Вазир бережно развернул драгоценную бумагу и кивнул старшему катибу. Тот поклонился ларцу с государственной печатью и открыл черную гладкую крышечку.

Квадратная каменная печать аш-Шарийа увесисто опустилась на желтую бумагу фирмана.

десять дней спустя

— …Да как вы смеете врываться в харим!.. Сюда нет доступа! Госпожа не призывала вас!..

Струи фонтанчиков во Дворике канала безмятежно звенели, пеня крохотными водопадиками середину длинного и узкого пруда. Задевая ножнами розовые кусты и звеня пластинами панцирей, вдоль бортика молча шагали воины. Сальма с двумя другими невольницами металась и отступала, продолжая пронзительно голосить:

— Да кто вы такие! Господин ибн Омар, видит Всевышний, вы поступаете скверно!

Хашайр ибн Омар ибн Умейя кивнул гуляму. Тот схватил кричащую бабу за запястье и наотмашь хлестнул по лицу. И резко оттолкнул на желтые плиты пола.

Яркий зеленый шелк с золотым шитьем невесомо взлетел и опустился на ветви самшитов. Сальма лежала на спине и, в ужасе раскрыв глаза, закрывала текущий кровью нос рукавом. Она пыталась отползти с дороги, а воины перешагивали через ее туфли, наступали на выбившееся из-под хиджаба нижнее желтое платье. Больше она не кричала. Две другие невольницы при звуке оплеухи завизжали и газелями помчались к аркам Младшего дворца.

— Найдите мальчишку! — коротко бросил Хашайр. — Тому, кто принесет мне его живым в мешке, я отдам сестричку.

— Ненадолго, — усмехнулся шедший рядом Сулайман.

— Пока меня не провозгласят халифом. Потом нам придется избавить ее от позора, — улыбнулся Хашайр, и оба брата расхохотались.

Ухмыляясь и подергивая усы, гулямы стали споро, не сбавляя шага, расходиться и просачиваться в длинное строение Дворца Канала. Из распахнутых окон послышались крики и звуки ударов. И женский плач. В одном из многочисленных дверных проемов показался звенящий кольчугой гулям — тюрок с рычанием рвал платье на визжащей женщине.

— Эй, полегче! — прикрикнул Хашайр, солдат дал женщине плюху и выкинул ее на траву сада. — Развлекаться мы будем позже, сейчас к делу! Все эти бабы ваши, дайте мне только найти гаденыша!

Вопли слышались уже из-под подков арок Младшего дворца. В открытой верхней галерее, над деревянными перилами балкона метались яркие ткани, слышались грубые окрики и шлепающие звуки пощечин. Бабы визжали и бегали между позванивающими железом тюрками. Сулайман хмыкнул и показал наверх и направо: над перилами мелькнули чалмы двух гулямов — они волокли во внутренние помещения отбивающуюся и верещащую девку в дорогих шелках. Хорошо, что в белых стенах дворца мало окон, подумалось Хашайру, там сейчас будет жарко…

Во внешней галерее они свернули сразу направо — в переход во Двор Госпожи.

Там уже было жарче некуда: под растущей за Двойным прудом черешней уже кого-то раскладывали, держа за руки и за ноги. Оглядывая кипящий криками двор, Хашайр ухмыльнулся: он же говорил — полсотни гулямов хватит, чтобы взять Баб-аль-Захаб и Йан-нат-аль-Ариф. Харим остался беззащитным — гвардейцы Сардара ибн Масуди покинули свои посты по приказу главного вазира.

Мухаммад ибн Бакийа мудро решил, что его доходы не пострадают, если регентшу с мелким щенком заменят на совершеннолетнего халифа. То есть на Хашайра ибн Омара. Ну да, ибн Бакийа пришлось отдать на откуп налоги со всех земель ар-Русафа — ох, как повыжмет он феллахов, ох, как пойдут пытать по подвалам местных толстосумов, требуя переписать на вазира имущество… Ну да ничего. Все это окупится — сторицей. Потом, конечно, настанет время избавиться от старого хрыча — но это потом. А пока ибн Бакийа оказался братьям очень, очень полезен…

С громким хохотом тюрки принялись кидать в пруд визжащих и отбивающихся женщин — те выныривали и поднимались на ноги в мокрых облепляющих одеждах, солдаты дергали их за покрывала и выволакивали обратно, лапая и раздирая платья.

— Господин, мы ее нашли!

— Слава Всевышнему, — пробормотал Хашайр и обернулся на голос.

Ну молодцы: гулямы волокли яростно бьющуюся Айшу. Покрывало на ее голове сбилось до самого затылка, косы рассыпались и растрепались, края хиджаба разошлись, показывая ложбинку между белых-белых грудей. В паху Хашайра все напряглось — а сестричка и впрямь ничего. Говорят, нет ничего слаще сумеречницы…

Тюрки подтащили извивающуюся женщину к ступеням, заломили ей руки и поставили на колени. Айша подарила Хашайра с Сулайманом страшным сухим взглядом: тяжело дыша, она висела в руках солдат, — но головы не опустила.

— Ууу, ведьма, — пробормотал Сулайман и спустился вниз по лестнице.

Подошел к поводящей грудями бабе и с размаху залепил ей пощечину:

— Ссука, с Аббасидом спуталась. Где он?

Капающая носом Айша плюнула ему под ноги.

— Где мальчишка, я спрашиваю?

Молчание.

Поправив под шальварами мошонку, Хашайр мягко проговорил:

— Сестренка, ты сама виновата — орешь, отбиваешься, поносишь славных умейядских воинов на чем свет стоит. Я же предлагал — приезжай в Исбилью по-хорошему. Нет, ты уперлась. Ну вот мы за вами и приехали, а что нам делать, сама-то посуди. Говори, где мальчик. Мы не тронем ни тебя, ни его.

Она запрокинула остроухую голову — и расхохоталась. Страшным, каркающим, сухим ведьминским смехом.

А ведь шейхи правы — придется ее сжечь. А ему, Хашайру, пусть привезут айютайку…

Да уж, хватит с нас и одной мертвой мстящей бабы. Сжечь всего надежнее, надежнее всякой сигилы на надгробии, говорили дервиши. А потом развеять прах в горах.

— Вот выродка-то, — брезгливо прошипел Сулайман, обтирая руку о полу халата. — Кто еще на тебя позарится, суку такую…

Хашайр вздохнул и снова поправил под шальварами. И гаркнул:

— Последний раз спрашиваю, где мальчишка? Скажешь — велю дать тебе сонного зелья перед… сама знаешь чем.

Она молчала, сверля его страшным горящим взглядом. Хашайр медленно кивнул: