Миллионеры в минусе, или как пустить состояние на ветер - Джефри Робинсон

Разница между конгломератами образца «Слейтер Уолкер» и холдинговыми компаниями, которые существовали в Англии тогда и, безусловно, существуют сейчас, заключается в том, что конгломерат скупает абсолютно все. Что именно — не имеет значения. Все приобретения делаются исходя только из финансовых соображений.

Тогда как «холдинговая компания ориентирована только на конкретное планомерное увеличение своих инвестиций, где на первый план, естественно, выходит расширение промышленных сфер. Конгломерат же представляет собой чисто финансовый организм, который ориентирован преимущественно на выпуск акций. Он обычно имеет очень высокий рейтинг (по крайней мере, так было в мое время) и чрезвычайно предприимчив в финансовых операциях. Например, „Хэнсон“ — это конгломерат. Впрочем, все это „дела давно минувших дней“, поскольку в Британии сейчас уже практически не осталось холдинговых компаний в понимании того времени. Но „Слейтер Уолкер“ уже тогда делала покупки, преследуя только непосредственную финансовую выгоду. А в то время так еще никто не работал. Даже в Америке это было не так актуально, как теперь».

Но тогда все кончилось очень плохо.

Выгода обернулась убытками.

Сегодня он считает, что падение «Слейтер Уолкер» стало результатом цепной реакции.

«Во-первых, произошел второй банковский кризис. Другими словами, огромное количество банков и компаний типа „Ферст нэшнл“ с капиталом в 150 миллионов фунтов или „Джессел секьюритиз“ с капиталом в сто миллионов фунтов рухнули, поскольку были слишком связаны между собой. „Слейтер Уолкер“ оказалась в той же давильне, не имея поддержки со стороны „Бэнк оф Ингленд“. Это было критическое время для банков. Им нужно было выжить. Это было главное. Мы продержались намного дольше, чем другие. И возможно, вообще смогли бы выжить, если бы не эта история в Сингапуре».

В 1972 году сингапурская компания «Хо Пар», акционером которой являлась одно время «Слейтер Уолкер», приобрела пару компаний в Гонконге, чтобы создать новую организацию под названием «Спайдар». Слейтер и несколько других руководящих работников из «Слейтер Уолкер» приняли финансовое участие в этой сделке, разработав, в частности, схему премиального вознаграждения для официальных лиц «Хо Пар». Причем, спустя несколько недель на заседании в Гонконге Слейтер, согласно ранее достигнутой договоренности, передал свои акции «Хо Пар» в «Спайдар» по себестоимости, в обмен на ограничительные обязательства некоторых заинтересованных должностных лиц. Все документы были переданы юристам для надлежащего оформления, и, по словам Слейтера, он ушел с заседания, уверенный, что все было и будет сделано должным образом. Но у сингапурских властей оказалось иное мнение. Прежде всего их не устроило, что акции были переданы по себестоимости. Кроме того, им не понравилось, что акционерам «Хо Пар» не представили возможность дать свое согласие на схему премиального вознаграждения. Слейтер возражал, что никто и не пытался ее скрывать, что были получены консультации у юрисконсультов «Хо Пар» и что, хотя законы Сингапура не требуют обнародования таких проектов, он, естествешю, предполагал, что заинтересованные должностные лица должны были заранее позаботиться о юридической стороне дела. По его словам, он ознакомил сингапурские власти со всеми подробностями происходившего и надеялся, что недоразумению положен конец.

Он ошибался.

Это было только начало.

Государственные чиновники и юристы Сингапура, Гонконга и Великобритании сумели растянуть это дело на три года. Казалось, что оно будет длиться вечно. Все усилия Слейтера были напрасны — правительство Сингапура не собиралось упускать свой кусок пирога.

Слсйтеру пришлось уйти из «Слейтер Уолкер», передав полномочия председателя Джимми Голдсмиту.

«Бесспорно, сингапурское дело стало той каплей, которая переполнила чашу».

Но сингапурские власти отказались оставить его в покое и продолжали требовать компенсаций. 23 сентября 1976 года они выдвинули против Слейтера ни много ни мало пятнадцать исков, обвиняя его в нарушении закона о компаниях. А поскольку каждый иск был на такую сумму, которую он вполне мог бы оплатить, они также выдвинули ряд уголовных обвинений.

На следующий день правительство Сингапура потребовало экстрадикции (выдача преступника) Слейтера и еще четырех директоров «Слейтер Уолкер».

Месяц спустя был выписан ордер на его арест.

«Добрый год жизни моим основным занятием было развязаться с этим сингапурским делом».

По запросу об экстрадикции слушалось шесть исков. Ему пришлось опровергать их один за другим, причем проигрыш хотя бы одного из них означал для Слейтера, что его отправят в Сингапур, где он предстанет перед сингапурским судом. Это далось ему не легко, не только потому что Слейтер имел все основания сомневаться в беспристрастности сингапурского правосудия, но и потому что совпало с самым тяжелым периодом его деловой карьеры.

«Плохо, когда наваливается все сразу. И эта угроза экстрадикции, и то, что вместо прежних „плюс восемь миллионов“ у тебя вдруг оказывается „минус миллион“. А это, должен заметить, весьма резкий переход. Вдобавок есть еще семья, которую нужно обеспечивать. Словом, падение оказалось катастрофическим, особенно если сравнить положение с тем, какое было еще совсем недавно».

И хотя он говорит, что не слишком часто мучился бессонницей по этому поводу («Иногда. Но довольно редко. Я очень прагматичен. То есть я хочу сказать, что, как правило, предпочитаю не переживать случившееся, а думать о том, как поправить дело»), он первым признает, что напряжение было весьма велико.

«Это кошмар — защищаться от чужого государства, когда суд твоей страны не хочет сказать „нет“. Сингапурским властям достаточно заявить о наличии prima facie. Им нужно только доказать, что ты чихнул, а ты будь добр проехаться в Сингапур, чтобы проверить, нет ли у тебя простуды. Важен сам факт чихания. А то, что у тебя могло просто зачесаться в носу, никого не интересует. Езжай в Сингапур и доказывай там, что ты не верблюд».

Все это дело подробно описано как в автобиографии Слейтера, так и в книге Ро. Но, несмотря на различие позиций, факт остается фактом: суд в конце концов высказался в пользу Слейтера и требование экстрадикции было отклонено.

Сейчас на вопрос, что бы он делал, если бы суд вынес другое решение, он слегка пожимает плечами и долго молчит.

«Я не знаю. Действительно не знаю».

Как однажды отметила «Файнэншл таймс», «Слейтер Уолкер» с самого начала выработала собственные традиции. В Сити случались прежде и, безусловно, будут и в дальнейшем невероятные и стремительные восхождения, но никогда там не знали столь грандиозного и уникального явления, как «Слейтер Уолкер секьюритиз».

Он взлетел очень высоко.

А это значит, что падать было очень больно.

«Я на самом деле оказался в тяжелом положении. Вопервых, сохранялась опасность экстрадикции. Сингапурское дело было самым главным и вызывало серьезное беспокойство. Ну и кроме того, я все-таки потерял много денег. Хотя деньги никогда не значили для меня слишком много, так что эта потеря практически не изменила мою жизнь. Разумеется, я не испытывал каких-то серьезных лишений. Мои дети продолжали ходить в дорогую школу. Я по-прежнему держал садовника и шофера. Я жил в том же доме, что и последние двадцать два года. Конечно, мне пришлось продать много картин, ферм и многое другое. Того, что было для меня вложением личного капитала. Но поскольку я и прежде никогда не жил на широкую ногу, мой образ жизни в основном остался прежним».

То есть он хочет сказать, что уровень и стиль его жизни никогда не соответствовали успехам «Слейтер Уолкер». И он действительно предпочитал держаться ближе к земле.

«Да, я полагаю, так было разумнее. Ведь у меня жена и четверо детей. Та же жена и те же дети».

У него никогда не было ни частных самолетов, ни гигантских яхт.

Правда, здесь он добавляет: «Вовсе не из каких-то пуританских соображений. Мне просто не нравятся большие яхты». Что же касается картин и ферм, то: «Я люблю некоторые свои картины и не продал ни одной из тех, что висят в моем доме. Но многие картины я покупал, только чтобы вложить деньги».

С другой стороны, падение повлекло за собой сильнейший моральный стресс.

«Потеря власти и общественного положения — конечно, все это оказалось не слишком приятным. И потом, этот долг, из которого надо как-то выбираться. Я не сомневался, что смогу это сделать, но все было не так просто».

Зато, по его словам, он получил возможность убедиться в надежности своих друзей.

«Это одна из хороших сторон неудачи. Возможность узнать, кто твой настоящий друг. И должен сказать, что мне не пришлось испьггать больших разочарований. Еще много лет назад мы с женой устроили что-то вроде ревизии своих дружеских связей. Мы тогда только поженились, и нас пригласили на одну вечеринку. Возвращаясь домой, мы оба согласились, что это был потерянный вечер. Не то чтобы там было что-то неприятное, а просто выброшенное время. И мы решили, что не будем делать ответных приглашений. С тех пор мы стали принимать приглашения только от тех людей, которых мы сами хотели бы пригласить к себе. Это отличный способ избавиться от пустой траты времени и лишней суеты».