Суп из акульего плавника - Данлоп Фуксия

Учитывая столь эксцентричный образ жизни, неудивительно, что и в сфере кулинарии меня тянуло на авантюры. Поначалу точно так же, как и большинство иностранцев, я сторонилась непривычных мне изысков китайской кухни. Когда шла кушать с однокурскниками, то вместо лягушек и гольцов заказывала курятину либо свинину. Однако, по мере того как у меня становилось все больше китайских друзей, мне пришлось, видимо в силу воспитания, забыть о такой привередливости. Кто-нибудь из китайцев, действуя из лучших побуждений, неизменно в знак особого расположения подкладывал мне в пиалу с рисом или кусочек свиной требухи, или хрящик.

Однажды меня пригласил на обед отведать «огненный котел» Чжан Чанюй, добродушный ученый, изучавший историю кулинарии, с которым меня познакомила моя преподательница китайского языка. При воспоминании о той трапезе волосы у меня на голове встают дыбом. Чжан специально для меня заказал целую тарелку свиных мозгов. Он вывалил их в проволочное сито, которое погрузил в кипящий бульон. После этого готовые мозги переложил мне в пиалу с приправами, где жутковатое яство медленно погрузилось в кунжутное масло и рубленый чеснок. Поначалу я попыталась спрятать мозги под чесноком, а потом, попробовав отвлечь Чжана веселым разговором, быстро смешать их на тарелке с объедками. Этот номер у меня не прошел. Всякий раз когда я избавлялась с помощью придуманной уловки от части мозгов, Чжан тут же подкладывал мне в пиалу новую порцию. В конце концов, мрачнея от неудачного предприятия, я сдалась и отправила их в рот. Они оказались мягкими, как заварной крем, и очень жирными.

Иногда предубеждение перед тем или иным блюдом удавалось преодолеть с помощью алкоголя. В Чэнду в 1994 году поздно вечером можно было приобрести особый вид закуски — жареные кроличьи головы. Об этом я впервые слышала от приятеля канадца. Мне доводилось видеть головы кроликов, которые, будто предвещая недоброе, лежали в стеклянных шкафчиках, с оскаленными зубами и вытаращенными блестящими глазками — уже без ушей и со снятой кожей. Сама мысль о том, что это можно есть, вызывала у меня приступ дурноты. Однако как-то поздним вечером, натанцевавшись до упаду, вспотевшая, уставшая, я подошла к прилавку уличной закусочной. Пьяному море по колено — и я решилась. Тогда впервые попробовала кроличью голову. Ее разрубили пополам и кинули на сковородку вок вместе с чили и зеленым перцем. Я не стану описывать изумительный вкус мозгов и нежность кроличьего мяса возле челюстей, не буду рассказывать, как у меня таяли во рту глазные яблоки. Ограничусь признанием, что после той ночи почти каждый субботний вечер я лакомилась кроличьими головами. (Позже мне сказали, что на сычуаньском сленге целоваться взасос будет чи ту лао кэнь, дословно «есть кроличьи головы»).

Я становилась все менее разборчивой в еде. Не последнюю роль в этом сыграла любовь. Любовь к моим друзьям-китайцам, которые подкладывали мне кусочки сомнительно выглядящих блюд с выражением столь искренней ласки и радушия на лицах, что я просто не могла ответить отказом. Кроме того, я все больше влюблялась в Чэнду, Сычуань и Китай. Иногда даже самая жуткая гадость может казаться вкуснятиной, если она ассоциируется со знакомым, любимым местом. Кроме требухи и других жутковатых деликатесов в мой рацион вошли и иные малопривлекательные для европейца блюда китайской кухни. Хо туй чан — бледно-розовые колбаски, сделанные из дикой смеси переработанной свинины и крупы, а затем втиснутые в оболочку из красного пластика, — продавались на каждой железнодорожной станции Китая. Я кушала их всякий раз, когда отправлялась в долгое путешествие. — это у меня стало вроде ритуала. Они вызывают у меня чувство ностальгии и время от времени я их еще покупаю, не в состоянии ничего собой поделать, хотя вряд ли что-нибудь может меня заставить съесть нечто подобное в Англии. Кроме того, я «подсела» на жевательную резинку та-та, которая продавалась в плоских деревянных коробках в виде длинной, закрученной в спираль розовой ленты. Видимо, именно из-за этой жевательной резинки мне, ни разу не имевшей до двадцати пяти лет никаких проблем с зубами, после возвращения домой из Сычуани пришлось поставить семь пломб.

Рецепт приводится из расчета на двух человек, если речь идет об ужине, и на четырех, чтобы заморить червячка.

200 г китайской лапши из пресного теста

Для мясной заправки:

1 столовая ложка арахисового масла

3 сухих перца чили из Сычуани (разрезать пополам, зерна вынуть)

0,5 чайной ложки целого сычуаньского перца

25 г сычуаньской я-цай или консервированных овощей по-тяньцзиньски

100 г говяжьего фарша

2 чайные ложки легкого соевого соуса

соль по вкусу

Для соуса:

0,5 чайной ложки молотого жареного сычуаньского перца

2 столовые ложки кунжутной пасты

3 столовые ложки светлого соевого соуса

2 чайные ложки темного соевого соуса

4 столовые ложки масла чили вместе с гущей

соль по вкусу

1. На среднем огне разогрейте в воке одну столовую ложку арахисового масла. Когда масло нагрелось, но еще не начало куриться, добавьте чили и сычуаньский перец и быстро обжарьте, чтобы масло стало острым и ароматным. Смотрите, чтобы специи не подгорели. Добавьте я-цай или консервированные овощи и продолжайте жарить, пока масса не станет горячей и ароматной. Затем добавьте мясной фарш, соевый соус и жарьте, пока фарш не приобретет коричневый цвет и не станет чуть хрустящим. Главное — не передержите. Заправьте солью по вкусу. После того как мясо будет готово, извлеките получившуюся массу из вока и отложите ее в сторону.

2. Разложив ингредиенты для соуса по мискам, из которых будут есть, перемешайте их.

3. Сварите лапшу в соответствии с инструкциями, приведенными на пакете. Слив воду, разложите по мискам. Добавьте мясной заправки и тут же подавайте на стол.

4. Перед тем как приступите к еде, хорошенько перемешайте соус, мясную заправку и лапшу.

Глава 3

Сперва убей рыбу

Фэн Жуй сильно ударил рыбу о край аквариума. Затем, взявшись за нож, принялся ее чистить. В воздухе, поблескивая, завертелись чешуйки, при этом рыба была еще жива. Она дико билась, силясь вырваться у него из рук. Фэн Жуй раздраженно фыркнул и снова стукнул ее, на этот раз сильнее, по эмалевому покрытию. Оглушенная рыба замерла, и Фэн Жуй снова принялся за работу. Он вырвал кроваво-красные жабры, вспорол брюхо и выдернул скользкие внутренности. К этому моменту в маленькой ванной уже царил кавардак — повсюду блестела чешуя и слизь, но Фэн Жуй, не обращая на это внимание, собрал все отходы и отправил их в мусорное ведро. Вернувшись на кухню, он сделал несколько надрезов на боках рыбы, втер в них соль и вино, раздавил имбирь и зеленый лук, после чего засунул их рыбе в брюхо. Затем закурил и глубоко затянулся: «Знаешь, ты просто не поверишь, но гуандунцы едят рыбьи кишки! Только представь! Ну и гадость! Эти гуандунцы вообще едят буквально все!» Я скосила глаза на кухонный столик, где в миске нам на обед мариновались куриные потроха, и улыбнулась про себя.

Накануне вечером Фэн Жуй попытался меня снять в «Рэгги-баре» — единственном «крутом» ночном клубе Чэнду, которым управлял единственный растаман в Китае, одержимый Бобом Марли сычуаньский художник с шикарными дредами и неплохой коллекцией CD.

Было уже поздно, и танцпол практически опустел. Пройдясь по ночному клубу в компании друзей, я заметила взъерошенного китайца, пытавшегося поймать мой взгляд. Китаец показался мне смутно знакомым, и, когда музыка кончилась, я подошла к нему узнать, кто он такой. Нетвердо стоявший на ногах и с всклокоченными волосами китаец протянул мне пачку сигарет и предложил угостить пивом.